Владислав Крапивин - Колыбельная для брата
Но просидеть так все пятнадцать минут Кириллу не удалось. Неожиданно он услышал сухой звук – будто наступили на пустой – спичечный коробок. Осторожно, чтобы не стряхнуть снег, Кирилл повернул голову.
Курчавый парень лет двадцати надел на объектив "Зенита" крышку, сдул с аппарата снежинки и неторопливо застегнул футляр. Потом встретился с Кириллом глазами и улыбнулся.
Он не понравился Кириллу. Близко сидящие темные глаза были какими-то чересчур острыми, пестрая поролоновая куртка – крикливо модной, а улыбка показалась высокомерной. К тому же Кирилл не любил тех, кто ходит зимой с открытой головой, считал это пижонством. А фотограф был без шапки, и снег запутывался в его черной кудрявой шевелюре.
– Зачем вы меня сфотографировали? – спросил Кирилл негромко, но довольно придирчивым тоном.
Курчавый фотограф еще раз улыбнулся и объяснил:
– Ты хорошо вписываешься в пейзаж. Кругом снег, и ты тоже заснеженный. Завороженный, будто в сказке.
Это показалось Кириллу совсем обидным: парень словно без спросу прочитал его мысли. Кирилл сказал:
– Значит, я деталь пейзажа… Вроде пенька или коряги…
– Да вовсе нет! – энергично запротестовал фотограф. – Пенек, он – мертвый. А человек оживляет пейзаж, смысл придает.
С этими словами парень подтащил к скамейке большую, нагруженную чем-то тяжелым сумку, смахнул снег и сел рядом с Кириллом. Не вплотную, но достаточно близко. Снежная сказка кончилась. Это еще больше раздосадовало Кирилла.
– А зачем вам моя фотография? – хмуро спросил он.
– Ну, мало ли… В альбом вклею. Может быть, на стену повешу. Буду смотреть…
– А что тут такого интересного? Смотреть…
– Каждый человек интересен, – серьезно сказал фотограф, – потому что каждый – представитель человечества.
"Представитель человечества" – это звучало солидно. Будь Кирилл помладше, он бы начал таять от удовольствия. И спросил бы: "Значит, я тоже представитель?" Но сейчас он на эту удочку не клюнул. Он сказал:
– Разве все представители человечества интересные? Бывают дураки всякие, бывают жулики и бандиты. И просто… нахальные.
– Такие, кто без спросу фотографирует, – серьезно откликнулся курчавый незнакомец. – Ну, я же не знал, что ты так… болезненно отнесешься. Что же теперь мне делать? Пленку засветить?
– Ладно, не надо, – небрежно сказал Кирилл и посмотрел на большие часы у входа в сквер. Было без двух минут два. Кирилл глянул на соседа. Вблизи тот выглядел старше и казался немного утомленным. Он достал сигарету, похлопал по карману, повернулся к Кириллу.
– Спичек нет, случайно?
Кириллу это опять не понравилось.
– Не курю, – ответил он. – Понимаете, бросил недавно. Печень, склероз и все такое…
Парень хмыкнул себе под нос. Объяснил:
– Я ведь сказал "случайно". Может, на сдачу дали…
Кирилл опять посмотрел на часы. Было ровно два, но магазин не открывался.
– "На сдачу", – буркнул Кирилл. – Где дадут сдачу, если закрыто?
Фотограф кивнул:
– Я тоже жду…
За стеклянной дверью магазина замаячила белая фигура, и дверь приоткрылась. Парень встал, сунул смятую сигарету в карман, подхватил свою громадную сумку с двумя длинными ручками и, перегнувшись на один бок, зашагал к булочной. Он заметно прихрамывал.
Кирилл подождал несколько секунд и пошел следом.
В магазине он сунул в авоську два батона и половинку украинского каравая, прихватил пирожок с повидлом, чтобы пожевать на ходу. Он почти забыл о курчавом незнакомце, но, когда вышел на улицу, увидел его снова.
В одной руке парень тащил полиэтиленовый пакет с батонами, в другой сумку, которая весила, наверно, килограммов двадцать. "Что в ней такое?" – машинально подумал Кирилл. Парень словно услышал его. Посмотрел и улыбнулся опять. Теперь это была другая улыбка: немного настороженная и виноватая какая-то. Парень словно просил: "Ты не смейся, пожалуйста, что я так неуклюже ковыляю со своей тяжестью…"
Кирилл не успел сразу отвести взгляд. А когда отвел, уходить было уже неловко. "Вот так всегда с тобой…" – обругал он себя. Подошел и сказал, глядя в землю:
– Дайте одну ручку… Вам далеко?
Парня звали Геннадием. Жил он в Заовражке – старом районе, где все улицы были похожи на деревенские. Весной там пышно цвела над косыми заборами черемуха, летом дороги зарастали мелкой травой, а зимой лежали вдоль улиц длинные сугробы и над заснеженными крышами стояли прямые столбы дыма.
От многоэтажных кварталов, где жил Кирилл, до Заовражка полчаса ходьбы. А если на автобусе – тоже полчаса, потому что автобус идет окружным путем, через большой мост. Этот мост построен над оврагом, в котором течет неглубокая речка Туринка. Недалеко от моста Туринка сливается с другой речкой, у которой громкое название – Ока…
Сначала Кирилл решил, что поможет нести сумку только до автобусной остановки. Потом пробурчал: "Да ладно, я не тороплюсь" – и поехал. И оказался наконец на улице Осипенко, у дома номер четырнадцать, перед калиткой со старинным железным кольцом.
– Вот и приехали. Заходи, – пригласил Геннадий.
Дом был большой, с застекленной верандой, выходившей во двор. Кирилл увидел старое, но уютное крыльцо. Однако Геннадий не пошел к этому крыльцу. Они с Кириллом потащили сумку дальше – к низкому бревенчатому сараю. Геннадий ногой толкнул дверь – и навстречу пахнуло теплым воздухом.
После улицы Кириллу показалось, что внутри жарко. Под потолком горела сильная лампа. В углу бодро гудела жестяная трехногая печурка. У длинного верстака несколько мальчишек возились с какими-то просверленными планками. А посреди сарая стояла на подставках из досок тяжелая черная шлюпка.
"Шестивесельный ял, – машинально определил Кирилл. – Как он сюда попал?"
У стены Кирилл увидел свежеоструганную мачту. Она была не шлюпочная. Двусоставная, со стеньгой и решетчатой марсовой площадкой, она была копией мачты с крупного парусника.
Над верстаком висел чертеж, сделанный на голубой миллиметровке: та же шлюпка, но с кормовой надстройкой, узорчатой приставкой на носу – княвдигедом, с бушпритом, большой грот-мачтой, маленькой бизанью, с треугольниками носовых парусов.
"Ясно…" – подумал Кирилл, и сердце его стукнуло. Ясно было еще не все, но главное он уже понял.
Пятеро мальчишек обступили Геннадия.
– Ура, Дед краску притащил! Живем!
– И хлебушек! Чай поставим!
– Дед, а лак тоже привез?
Геннадий, охотно откликаясь на странное имя "Дед", сообщил:
– Все привез… Гостя привез. Он мне помогал сумку тащить. Не то что некоторые лодыри.
Раздался негодующий вопль. Оказывается, пока Дед, никого не предупредив и не позвав на помощь (сам виноват), ездил за краской, "лодыри" провернули массу работы: выточили кофель-планки, подогнали к бортам руслени, а Митька в это время доблестно шпаклевал коварные щели у ахтеркницы.
– Сдаюсь, сдаюсь, – сказал Дед. – Вы герои. Знакомьтесь с гостем, его зовут Кирилл.
Высокий веснушчатый паренек с серьезными глазами первый протянул руку и сказал, что его зовут Алик. Смуглого, похожего на кавказца мальчишку звали Валеркой, рослого белобрысого паренька лет четырнадцати – Саней. А еще было два Юры – Кнопов и Сергиенко. Они так и представились: по имени и фамилии. Видимо, чтобы Кирилл их отличил друг от друга. Отличить на первый взгляд было трудновато: оба коренастые, рыжеватые, улыбчивые и деловитые. Похожие, как братья. Кирилл сразу понял, что они крепкие друзья между собой.
В это время из шлюпки выбрался пацаненок лет семи или восьми, курчавый, как Дед Геннадий. В большом не по росту вязаном жилете, к которому прилипли опилки и стружки, в мятых коротеньких штанах и продранных на коленях колготках. Вся одежда мальчишки была густо уляпана коричневой краской. Нос, уши и щеки тоже были перемазаны.
Дед сказал:
– Эту беспризорную личность зовут Митька.
Митька серьезно протянул ладошку, но увидел, что она в краске, и вместо ладони подставил локоть. Все засмеялись, потому что локоть тоже был вымазан.
Только Кирилл не засмеялся. Он подержался за острый локоток мальчишки и поймал себя на мысли, что ему очень хочется набрать воздуху и дунуть на курчавую Митькину голову, чтобы застрявшие в волосах стружки разлетелись, как желтые бабочки.
Митька продолжал серьезно смотреть на Кирилла и неожиданно спросил:
– Ты видел привидения?
– Что? – растерялся Кирилл. Но потом среагировал: – Конечно. У нас дома их два. Одно совсем ручное – белое и пушистое, вроде кошки. За холодильником живет.
– Врешь, – разочарованно сказал Митька.
– Не вру. У него скоро детеныши будут, могу одного принести.
– А ты еще придешь?
Кирилл опустил глаза. Он знал, что придет. Он понял, что это судьба. Но, конечно, он не решился сразу спросить: "А можно мне с вами?"
На полу, под верстаком, сложены были кучкой деревянные, просверленные в трех местах кружочки величиной с блюдце для варенья. Один откатился и лежал у самых ног Кирилла. Кирилл поднял его. И сказал, слегка смущаясь:
