Елена Ильина - Шум и Шумок
Катя кивнула головой и продолжала:
— Людмила Фёдоровна говорит, что я стала коричневая, как жёлудь. А Настенька Егорова ещё больше загорела, чем я, — она в Артеке была! В Крыму! А Наташа Рябинина, новенькая, учится ещё и в музыкальной школе!
Кате хотелось обо многом рассказать бабушке, но в эту минуту в переднюю вбежал Миша.
Это был круглоголовый мальчик с тёмной чёлкой на лбу. В курточке с белым отложным воротником и в длинных отутюженных брюках он выглядел настоящим школьником.
— Мне бабушка книжку подарила! — закричал он. — Называется «Пушкин». А Наталья Петровна сказала, что я немножко грамотный. «Немножко» тоже считается! Она меня похвалила за стихотворение! А один мальчик — Шаповалов, такая у него фамилия, сказал, что он грамотный, а он только одну букву знает: «О». Но всё-таки его тоже похвалили. За стихотворение и за сидение.
— Как это за «сидение»? — спросила Катя.
— Он сидел хорошо.
— Эх ты, первачок-новичок!.. — сказала Катя.
— А ты у нас больно взрослая! — оборвала её бабушка.
Но Миша не обиделся на Катю.
— Когда урок кончился, — продолжал он, — Наталья Петровна нам сказала: «Идёмте на перемену». Мы пошли, а наперемена — длинная-предлинная, прямо как улица!
— Это ещё что за «наперемена»? — спросила Катя и переглянулась с бабушкой.
— Коридор, — объяснил Миша. — А хочешь, я покажу тебе, что я нарисовал?
И Миша потащил Катю за руку в комнату.
— Вот смотри! Нарисовал картину!
Рисунок изображал большой дом. Над домом висело огромное красное солнце, а по направлению к дому, держась за руки, похожие на палки, шли два человечка: один — повыше, другой — пониже.
— Это что за мурзилки? — спросила Катя.
— Какие мурзилки! — недовольно сказал Миша. — Это мы с бабушкой идём в школу. Вот бабушка, а вот я.
— А что это за большая жёлтая нога?
Миша возмутился:
— Это совсем не нога! Это дорога. Бульвар.
— А почему у этого человечка в руке чемодан?
— Это не чемодан! Это мой портфель.
Катя перевернула страницу альбома:
— Вот это получилось прямо замечательно! Это, наверно, твой класс? Особенно хорошо окна нарисованы.
В альбоме вдоль всей страницы были нарисованы треугольники парт, густо заштрихованные чёрным карандашом. За партами торчали какие-то не то человечки, не то зверьки с острыми мордочками. А перед ними стояло странное, тоже треугольное, существо с острым носом, в чёрной юбке и в синей кофте.
— Это ещё что за чучело? — спросила Катя. — И почему у него только одна рука?
— Сама ты чучело! — крикнул плачущим голосом Миша.
Тут в комнату вошла бабушка. Она тоже взглянула на Мишины рисунки.
— Это Наталья Петровна, — объяснил Миша. — Наша учительница. Другой руки тут не видно. — И, подумав, он грустно добавил: — У меня люди ещё не очень хорошо получаются.
— Ничего, голубчик, научишься рисовать и людей, — подбодрила его бабушка. — А пока скорей переодевайтесь, мойте руки и ставьте на стол тарелки. Я суп несу.
За обедом тоже только и было разговору что о школе.
— Наша новенькая, — говорила Катя, — болела очень долго, и мама решила оставить её на второй год. Раз болела, значит, не второгодница? Ведь каждый заболеть может. Правда, бабушка? Новенькая, и всё! А ребята спрашивают: «Почему же ты такая румяная, если болела?» А если она от природы такая? Правда, бабушка?
— Правда, правда, — соглашалась бабушка. — Кушай.
А Миша с жаром рассказывал:
— У нас парты стоят в три линейки. И краска на них блестящая-блестящая. А одна учительница вошла к нам и сказала: «Как хорошо все сидят! Я даже думала, что это — третий класс». И все-все нас хвалили. Даже совхоз.
— Что? — удивилась Катя. — Какой совхоз?
— Может быть, завхоз? — спросила бабушка.
— Да, да, завхоз! — вспомнил Миша.
Бабушка засмеялась:
— Ну и потеха с тобой! Хватит разговаривать.
И Катя тоже попросила:
— Помолчи хоть минутку, Мишенька. Дай раньше досказать мне.
Но Мише и самому хотелось говорить.
— Крышка от парты никогда не упадёт, потому что она прицеплена, — сказал он. — А знаете, что нам на завтра задали? Научиться застёгивать и расстёгивать портфель. И стихотворение выучить, которое в классе учили.
Катя только рукой махнула:
— Думаешь, мне ничего не задали? Побольше твоего!
После обеда Катя села за свой стол, раскрыла чистую тетрадку и принялась осторожно выводить, словно вышивать, букву за буквой, строку за строкой.
…Лебедей ручное стадоМедленно плывёт… —
вывела она и сама залюбовалась написанными строчками. Тонкие, слегка наклонённые вправо буквы сами походили чем-то на стройных, медленно плывущих лебедей.
— Ой, Миша, только, пожалуйста, не толкай стол! — на всякий случай говорила Катя. — А то у меня волосяные толсто выходят. Совсем как нажимы!
Взобравшись коленками на стул, Миша по другую сторону стола трудился над замком своего портфеля. А потом принялся за чтение.
Он медленно водил пальцем по строчкам и, пыхтя, читал шёпотом:
— «Жил ста-рик… со сво-ею ста-ру-хой…»
— Ты мне мешаешь со своей старухой, — сказала Катя. — Читай про себя.
Миша с удивлением посмотрел на Катю:
— Про меня? Разве есть такая книжка?
— Не про тебя, а про себя! — объяснила Катя. — Я же всегда читаю про себя.
— Про тебя? — опять спросил Миша.
Катя сердито засмеялась:
— Вот бестолковый! Читать про себя — это значит читать без голоса, только глазами. Понял?
Миша кивнул головой:
— Понял. Но я так не умею.
И он опять принялся с великим трудом одолевать свою первую книжку.
На этажерке мерно постукивали часы-будильник. Из кухни доносился сладкий тёплый запах только что испечённого пирога — пахло ванилью и сдобным тестом.
Когда Катя кончила делать уроки, пришла старшая сестра Таня. Вытирая руки полотенцем, она весело рассказывала бабушке:
— Устала невероятно! И к тому же проголодалась как собака! Мы же пришли пораньше, чтобы встречать и разводить по классам малышей. Новичков…
— Ты и Мишу разводила… то есть встречала? — спросила Катя.
— Нет, мне достался не Мишин класс, а первый «Б», но я его видела, — сказала Таня. — Издали. А потом у нас были уроки. Знаешь, бабушка? Два раза в неделю мы будем работать на заводе. Ну конечно, и экзамены придется сдавать. На аттестат зрелости.
И всё это Таня говорила так бодро и весело, глаза у неё так блестели, что со стороны могло показаться, будто это очень приятно, когда «проголодаешься как собака» и устанешь «невероятно».
«Счастливая! — подумала Катя. — Будет работать как взрослая. Вот потому-то ей, наверно, так весело об этом говорить».
А Таня между тем уселась за стол и, уплетая за обе щеки суп, жаркое и яблочный пирог, продолжала рассказывать о том, что их класс решил устраивать какие-то «диспуты» и что хотят пригласить профессора, который прочтёт им лекцию на тему «Современность и искусство».
— Прочтёт? — удивилась Катя. — А я думала, что профессора и так всё знают, без книжки. Наша Людмила Фёдоровна никогда нам по книжке не объясняет.
Таня, прищурясь, посмотрела на младшую сестру.
— Читать лекцию, к вашему сведению, — сказала она, отчеканивай каждое слово, — вовсе не значит читать по книжке.
— Ну уж ладно, — вмешалась бабушка. — Только, пожалуйста, не спорьте. Шутка ли, какой день у нас сегодня! Танюша в последний класс пошла, Мишенька — в первый…
— А наша Катя перешла в четвёртый «А», — вмешался Миша. — У них там читают только про себя!
Справедливо или несправедливо
Катя шла из школы одна.
Обычно она возвращалась домой с подругами. Но сегодня нарочно задержалась в пустом классе — перекладывала книжки и тетради в сумке, зашнуровывала ботинки.
— Вы не ждите меня, — сказала она девочкам. — Я ещё не скоро…
Ей хотелось побыть одной и на ходу разобраться в том, что случилось.
А что же всё-таки случилось?
Что-то ужасное! Она обидела старую учительницу. Анну Сергеевну.
Конечно, Анна Сергеевна только по возрасту старая, а вообще-то она новая учительница. А старая — это Людмила Федоровна. Она-то как раз молодая. Молодая и красивая.
И вот эта новая старая учительница пришла сегодня в 4-й «А» вместо заболевшей Людмилы Фёдоровны.
Конечно, Анна Сергеевна не виновата, что Людмила Фёдоровна заболела, но всё-таки ребята ужасно огорчились и стали спрашивать, когда же она выздоровеет. Новая учительница сказала, что это никому не известно, и приступила к уроку, как будто ничего не произошло.
И такая оказалась строгая — прямо ужас! Всё время делала замечания: тот не так сидит, тот шумит, тот невнимательно слушает. А потом вызвала Лену Ипполитову и поставила ей четвёрку. А Лена — круглая отличница и всегда всё знает на пять… А Серёже Максимову даже поставила тройку!
