Артур Гиваргизов - Записки выдающегося двоечника

Однажды Серёжа решил выяснить, может ли он себя считать настоящим спартанцем. (Спартанцы, как известно, спокойно – «по-спартански» – переносили любую боль.) Серёжа надел футболку с короткими рукавами, шорты и пошёл вечером на болото.

Стоит Серёжа на кочке, комары его кусают, а он терпит и даже улыбается.

Многие комары, не привыкшие к таким хорошим условиям, умирали от обжорства и удивления.

Слух о том, что на болоте стоит мальчик, которого можно есть сколько хочешь, за десять минут разнёсся по лесу. И на Серёжу сбежались все, даже черепаха приползла.

Получилась очередь.

Первым подошёл медведь. Только медведь сел на щёку и хотел укусить, как у Серёжи сдали нервы, и он хлопнул по медведю рукой.

Очередь разбежалась, а Серёжа вздохнул и пошёл домой.

– Ну что, выдержал испытание? – спросила мама.

– Нет, – грустно ответил Серёжа. – Не готов я ещё стать спартанцем. Зато я тебе медвежью шкуру принёс.

И Серёжа отколупнул от щеки шкуру и дал маме.

344835 × 84315525 = 29074944063375. Из учебника по высшей математике

Серёжа мог в уме умножить 344835 на 84315525.

В школу – к Серёже – приезжала комиссия и два дня проверяла ответ. Ответ оказался правильный, и члены комиссии согласились, что Серёжа очень способный и подающий надежды мальчик.

Но однажды Серёжа – как Исаак Ньютон – сидел под яблоней, и ему на голову упало яблоко, а потом скворечник.

После этого в Серёжиной голове что-то сдвинулось, и он забыл всю таблицу умножения. Его спрашивают: «Сколько будет дважды два?» А он стоит и ничего не понимает. Ему подсказывают: «Четыре, четыре». А он стоит и ничего не понимает.

А потом говорит: «Семь!»

Герой

Серёжа считал себя героем.

– Во-первых, – сказал себе Серёжа и загнул указательный, средний и безымянный пальцы на правой руке, – я спас жизнь Селезнёвой.

– Как это ты спас жизнь Селезнёвой? – усмехаясь, спросил себя Серёжа голосом Тарлычёва. – Это надо ещё доказать.

– Очень просто, – ответил Серёжа своим собственным голосом. – Селезнёва тонула в Северном Ледовитом океане, а я её вытащил за волосы.

– И конечно, она потеряла сознание и ничего не помнит, – усмехнулся голос Тарлычёва.

– Помню. Всё помню до мельчайших подробностей, – возразил Серёжа голосом Селезнёвой.

– Слышал? – сказал Серёжа своим собственным голосом.

– Что ж, поздравляю, – ехидно сказал Серёжа голосом Тарлычёва. – Жених и невеста.

– Дурак! – сказал Серёжа голосом Селезнёвой.

– Сама дура! – сказал Серёжа голосом Тарлычёва.

Школьные друзья (Ежедневник, октябрь)

Уважаемая Людмила Петровна!

Зубов два раза подходил к новой учительнице по химии и два раза многозначительно говорил:

– Людмила Петровна, моя мама – стоматолог.

Она или не слышала, или делала вид, что не слышит.

«Может быть, не слышит», – подумал Зубов. Он подошёл к Людмиле Петровне в третий раз и изо всех сил закричал прямо в ухо:

– Людмила Петровна, моя мама – сто-ма-то-лог!

– А?! – спросила Людмила Петровна и подставила к уху ладошку.

– Ребята, – обратился Зубов к классу, – у кого из вас мама – ухо-горло-нос?

– У меня, – поднял руку Мячиков.

– Тогда, Мячик, это по твоей части, – сказал Зубов. – Только проси для всех.

Мячиков подошёл к доске и крупно написал:

Уважаемая Людмила Петровна, у меня мама – ухо-горло-нос. Если Вы мне, Зубову, Кулакову, Чесноковой, Гаврилову, Сереберцевой поставите пятёрки, я поговорю с мамой насчёт Ваших ушей!

Мячиков закончил писать и внимательно посмотрел на Людмилу Петровну.

– Ребята, – обратился он к классу после некоторой паузы, – у кого из вас мама – окулист?

Как настоящая

Иногда Коля забывал, что он сидит на уроке. Ему казалось, что в театре: Вера Петровна – это актриса, которая играет роль учительницы, а Тугунов – актёр, играющий двоечника.

– Браво! – кричал Коля и аплодировал. – Браво!

На что Вера Петровна реагировала криком «Выйди вон!».

– Брависсимо! – ещё больше восхищался Коля. – Как настоящая!

И только подзатыльник Калмыковой возвращал Колю в класс.

Но однажды Коля вместе с Калмыковой пошёл в театр. После первого действия он закричал «Браво!», а Калмыкова автоматически дала ему подзатыльник. «Наверно, я на уроке», – решил Коля.

И когда во втором действии актриса сказала: «Я завтра же уезжаю в Париж», Коля подумал: «Отлично, значит, завтра урока не будет».

Медаль

Однажды Коля нашёл на улице медаль «За спасение учителя». Он нацепил медаль на пиджак и пришёл в школу.

– Покажи медаль, покажи медаль, – стали просить ребята.

Но когда ребята рассмотрели, что на медали написано «За спасение учителя», они возмутились, отошли от Коли подальше и больше с ним не разговаривали.

– Ребята, – растерялся Коля. – Я не спасал. Я её на улице нашёл.

– А зачем тогда нацепил? – строго спросили ребята.

– Ну, думал, как у героя, – стал оправдываться Коля.

– Думал, думал, – вздохнули ребята. – Теперь вот надевай маску вампира и пугай Веру Петровну. Да так, чтобы она завизжала, иначе мы тебе не поверим.

– Я напугаю, – засуетился Коля, натягивая резиновую маску. – Она у меня – ха-ха – в обморок грохнется. Можете быть уверены.

– Ну-ну, – сказали ребята, – хвастаться все умеют, посмотрим.

История

Коля сидел на уроке истории и царапал на парте «Коля».

Когда-нибудь мой внук сядет за эту парту и прочитает имя дедушки. «Дедушка, – спросит внук, – неужели ты тоже был такой же маленький и сидел за этой партой? У тебя что, не было бороды?» – «Да, Коля-второй, – отвечу я. (Мой внук тоже будет Коля.) Да, это – история. А то, что рассказывает Ольга Игоревна, – ерунда какая-то. Вот, например. – Коля нацарапал: “дворянство из доминирующего сословия превращалось в средний класс”. – Тебе интересно?» – «Ерунда какая-то», – скажет внук.

Коля подумал и нацарапал рядом «Трутовский», потому что в классе было ещё восемь Коль – Трирогов, Тихомиров, Троицкий, Третьяков, Томилин, Трубников, Тройницкий и Тульцев.

НИЧЕГО ИНТЕРЕСНОГО НЕ ПРОИЗОШЛО.

Что хуже?

Коля сидел на физике и смотрел в окно. С крыши соседнего дома сбивали сосульки.

«Что хуже: химия или физика? – спрашивал себя Коля. – На химии – Елена Николаевна, на физике – Игорь Семёнович. – Он посмотрел на Игоря Семёновича. – Физика хуже. Правда, может быть, мне так кажется, потому что Игоря Семёновича я сейчас вижу. – Коля достал из кармана фотографию Елены Николаевны. Закружилась голова, запахло азотной кислотой. – Химия хуже и вреднее». – Коле захотелось выйти, подышать свежим воздухом. Он посмотрел на Игоря Семёновича.

Игорь Семёнович задумчиво смотрел на Колю. «Кто хуже, Коля Трутовский или Серёжа Гаврилов?» – думал Игорь Семёнович.

Коля знал, что в задумчивом состоянии Игорь Семёнович очень опасен. «Если вызовет, физика хуже», – решил Коля.

«Пожалуй, Коля Трутовский хуже», – решил Игорь Семёнович и вызвал Колю к доске.

Коля медленно шёл и думал: «Физика хуже».

Муха

В стекле появилась трещина. До большой перемены её не было.

– Кто это сделал? – спросила Вера Петровна.

Все молча посмотрели на муху, которая настойчиво билась о стекло.

– Хорошо, – сказала Вера Петровна, – тогда откройте тетради и приготовьтесь писать сочинение. Тема сегодняшнего сочинения: «Как я провёл время, – Вера Петровна посмотрела на часы, – с 10.15 до 10.30».

Все открыли тетради и стали писать.

– Сдаём, – сказала Вера Петровна через десять минут.

Во всех сочинениях было написано одно и то же: «Первого апреля с 10.15 до 10.30 я на глазах у Чесноковой ела бутерброд с красной икрой». Было ясно, что весь класс, как всегда, списал у Сереберцевой.

Вера Петровна сглотнула слюну и спросила:

– Чеснокова, как это ты ела бутерброд на своих собственных глазах?

– А я в зеркало смотрела, – не растерялась Чеснокова.

– Понятно, – вздохнула Вера Петровна. – Кулаков, Гаврилов, Мячиков, Зубов, Данилин, разве вы женского рода?