Эдуард Веркин - ЧЯП
– Он здесь верит в царствие небесное?
– А ты разве не веришь?
Синцов не успел ответить.
– Кстати, вот и он, слышишь?
Синцов услышал, приближался Ливингстон, и, судя по звуку, катил за собой тачку.
– Поступь судьбы, – пояснил Грошев. – Полезный человек, кстати. Весной притащил мне сетку неплохих чернильниц…
Про чернильницы Грошев не успел договорить, появился человек достаточного роста, лысый, с общим лицом, в джинсовом комбинезоне на голое тело, с ведром мусора в правой руке, с тяжелой мышеловкой в левой.
– Привет, мужики, – сказал Ливингстон. – Ветерок сегодня, а?
Ливингстон уронил мышеловку, стал хлопать себя по плечам, создавая вокруг себя пылевые завихрения.
Синцов подумал, что легенду про пересечение Африки на одном колене Грошев придумал сам.
– Ты чего это? – спросил Грошев. – Тут буря песочная, а ты все по барханам тычешься?
– Червей копал, – ответил Ливингстон.
– Червей?
– Ага.
Ливингстон бухнул на пол ведро с водой, протянул Синцову мышеловку. Синцов зачем-то взял. Она оказалась тяжелая и явно с историей.
Ливингстон взял с печки чайник и выплеснул в ведро спитую заварку.
– Зачем тебе черви?
Ливингстон улыбнулся с превосходством, точно в самом деле Ливингстон, немного сквайр.
– Черви сегодня актуальны, – Ливингстон кивнул на ведро. – Экстремалов в город понаехало, все наживки в магазине поразобрали. А я местечки знаю, червей накопал, опарышей надробил, вот еще, смотрите…
Ливингстон сунул руку в карман, достал плоскую коробку, с торжествующим видом встряхнул, открыл. В коробке лежали короткие толстые прутики, ничего выдающегося Синцов в них не увидел.
– Как?! – Ливингстон пошевелил бровями. – Хороши?!
– Да, – сказал Грошев. – Да, это да.
– Отличные… палочки, – согласился Синцов.
– Ручейники, – объяснил Ливингстон. – Один на «Лендровере» подъезжал, нахлыстовик, просил ручейников найти. Штуку за коробок, а?
– Это, конечно, победа, – согласился Грошев. – Я рад, что дела у тебя идут. А для меня что интересное найдется? Кроме червей?
– Мышеловка, – сказал Ливингстон. – Девятнадцатый век, сейчас таких не делают. Из дворца.
– Середина двадцатого, – возразил Грошев. – Послевоенная, думаю. Массовое производство, артель тамбовских инвалидов, скорее всего.
Синцов поглядел на мышеловку с бо́льшим уважением, судя по размерам и надежности конструкции, старинные мыши были не в пример беспощаднее нынешних.
– Да, – не услышал Ливингстон. – Это тебе не Китай. Такой можно кошку поймать. Или суслика. Пружина, как на рессоре от «Волги», как новенькая, чуть палец не отрубила. А прутья? В мизинец!
Здесь Синцов с хозяином автобуса согласился, прутья солидные.
– Такой прут автогеном пилить, – вздохнул Ливингстон. – Конечно, не каждые понимают, сам знаешь, Чяп, времена сейчас порожняковые… А чувствительность?!
Ливингстон вдруг посмотрел на Синцова с просветлением и надеждой.
– Хорошая вещь, – зачем-то сказал Синцов. – Отличная…
И потряс мышеловкой.
– А я о чем? И гуманная, не то что эти современные гильотины. Поймал мышь – выпусти ее на свободу, как цивилизованный человек.
– Пятьдесят, – наконец согласился Грошев.
– Забирай, – махнул рукой Ливингстон. – Старому другу ничего не жалко. Даром отдал.
– Спасибо, – кивнул Грошев. – А еще чего есть? Поинтереснее?
– Да так… – уклончиво ответил Ливингстон. – Я сейчас зюйд-вест копаю, по плану все, а там небогато. Чай будете?
– Нет, мы уже пили, – торопливо отказался Синцов.
– Как знаете.
Ливингстон стал разбираться с чаем, налил в кружку воды и неожиданно стал греть ее паяльной лампой.
– Смотрите в восьмом ящике, – Ливингстон махнул рукой. – Там за последний месяц. Ничего интересного только, чермет.
Грошев стал смотреть в восьмом. Вынимал из него исключительно обломки, ну, еще немного пружин, цепей и шестеренок. Синцов смотрел, ждал.
– А это что? – Грошев достал жестяную коробочку. – Гвозди?
– Не знаю точно, – Ливингстон отхлебнул из кружки. – Похоже на сломанные ключи. Я слышал, некоторые ключи собирают.
Грошев открыл коробочку. Внутри действительно лежали ключи. Во всяком случае, они были похожи на ключи.
– Да, собирают… – Грошев закрыл коробочку. – Только ключисты много не дают за ключи, тут специфика.
Заинтересовало, подумал Синцов. Очень.
– Старинные ключи, – весомо намекнул Ливингстон. – Наверное, от лабазов…
– Да, наверное…
Грошев достал из ящика странный предмет, похожий на бронзовую летающую тарелку.
– Это ступка, – сказал Ливингстон, выпив чая. – Правда, без пестика…
– Это не ступка, – возразил Грошев. – Это гиря. Гиря из мерного набора. Ценится только в нем, сама по себе…
Грошев вернул гирю в ящик, вынул из него дверную ручку в виде слоновьей головы.
– За двести отдам, – тут же сказал Ливингстон.
Синцов наблюдал. Лично его заинтересовал таракан. Большой черный чугунный таракан, удивленно привставший на передних лапах и растопыривший усы. Таракан что-то напоминал, только Синцов никак не мог вспомнить, что именно. Таракана.
– Не, и даром не надо.
Синцов не удержался, таракана достал.
– А это за триста, – тут же сказал Ливингстон.
Ветер надул, в автобус проникла пыль и повисла в солнечных лучах, разделила салон прозрачными колышущимися перегородками.
Таракан Синцову нравился. Солидный такой, командно-административный, непонятно, зачем только. Интуиция подсказывала Синцову, что у таракана имеется некий функционал, однако какой именно, догадаться не получалось. Еще Синцов думал, что таракан понравится Люське. В нем, наверное, удобно держать планшет. Или чашку какао ставить. Или держать возле кровати на случай вторжения.
– Таракан сто пятьдесят, – вмешался Грошев.
– Только ради нашей дружбы.
Синцов достал деньги, Ливингстон жадно их выхватил.
– Я бы взял гирю, – задумчиво произнес Грошев. – Конечно, она не в комплекте, но…
– Гиря пятьсот, – тут же заявил держатель помойки.
– Не смеши.
– Пятьсот, – настаивал Ливингстон.
Они стали торговаться, а Синцов разглядывал теперь уже своего таракана. Таракан ему нравился. Антиквариат, настоящий антиквариат, тонкая работа, украшение любого интерьера. Может, сестре и не отдам, может, себе оставлю, достойная вещь. Синцов был доволен. А Царяпкина просто завидует. Наверняка они с Грошевым дружили, а потом она променяла Грошева на братьев Дятловых. А теперь Грош весь в белом, а Царяпкина с дятловцами пролетела. Вот и бесится. Все понятно.
– Ладно, пятьсот, – согласился наконец Грошев. – Хотя не стоит эта гиря пятьсот, куда я ее девать буду? Ну, пятьсот так пятьсот, хорошо. Бонусом ключи возьму.
– Да забирай.
Ливингстон взял деньги, Грошев взял гирю. Коробочку с ключами убрал в карман.
– Ладно, мы поедем, пожалуй, – сказал Грошев.
– Ага. Заезжайте еще, думаю, скоро хороший пласт пойдет, туда дома с Масловки свозили…
– Заедем, – пообещал Грошев.
– Заедем, – подтвердил Синцов.
К мотоциклу Грошев шагал подозрительно быстро, Синцов едва успевал. И ехали они тоже подозрительно быстро и другой дорогой, словно Грошев торопился. Или на самом деле торопился.
– Ну вот, – Грошев остановил мотоцикл после моста направо. – Не зря скатались.
– Да, таракан нормальный, – Синцов с удовольствием погладил таракана по спине. – Сеструхе подарю.
– Зачем?
– Не знаю. Винтажная штука, мне кажется. На столе красиво смотреться будет.
– Да… – Грошев кивнул. – Парадокс горшка.
– Что за парадокс горшка?
Грошев подбавил газу, мотор рявкнул на холостых.
– Правую свечу забрасывает, – печально вздохнул Грошев. – Парадокс горшка, это известная такая штука…
Грошев еще дернул газ.
– Ну вот представь – жил был ночной горшок в Париже шестнадцатого века. Даже не фарфоровый, глиняный, пусть с глиняными цветочками. Использовался по назначению тремя поколениями французов, потом ручка откололась, и его отправили на помойку…
Не нравился Грошеву звук двигателя, он соскочил с сиденья, стал прикладывать ладони к выпускным трубам, отчего двигатель начинал шептать.
– И вот через четыреста лет его продают с аукциона, счастливый владелец ставит его на почетное место в доме, а еще через два года сбывает в десять раз дороже, ну и понеслось. Время придает цену самым банальным вещам. А твой таракан – это упор для снятия ботинок.
Зря это он, подумал Синцов. Я бы думал, что это… Каслинское литье. А это упор.
Грошев заглушил двигатель, уселся за руль.
– Зачем ты тогда за него торговался? – глупо спросил Синцов.
– А я не за него торговался.
Грошев показал Синцову коробок.
– За ключи?
– Это не ключи. Это не ключи, это…
Грошев взял пальцами один ключ. Ржавый ключ, точно ржавый ключ, только и всего.
