У царя Мидаса ослиные уши - Бьянка Питцорно
Я загрустила ещё и потому, что в театре была Ирен. Направляясь к своему месту, я прошла совсем близко от неё, но она сделала вид, что меня не видит. Аузилия заметила это и забросала меня вопросами, ответов на которые я не знаю.
Ещё она очень злилась на Зиру и Форику, потому что вчера утром они решили пересказать ей в подробностях весь сюжет пьесы (возможно, из-за печальной концовки её даже можно назвать трагедией), испортив добрую половину удовольствия. Аузилия сказала, что в следующий раз своими руками отрежет язык тому, кто осмелится открыть рот.
На первом представлении она присутствовать не смогла, потому что накрывала на стол и мыла посуду: служанки договорились, что будут посещать театр по очереди, чтобы на время ужина дома всегда кто-то был, иначе мама вообще запретит им ходить. Аузилии и Баиндже выпал второй вечер, поэтому остальным трём женщинам пришлось помалкивать.
Тильда и на сей раз не захотела прийти, хотя я всеми силами пытался её убедить. Она считает, что эта труппа играет хуже дрессированных собачек, а весь их театр – не более чем цирк-шапито. «Откуда ты знаешь? Взгляни хотя бы разок», – уговаривала я, но она ни в какую: ушла с Наследницей на набережную слушать, как парни играют на гитарах.
Так что никого из отдыхающих в театре опять не было. Но я видела, что многие местные, как и я, пришли второй раз. Теперь, когда я могла не следить за сюжетом, мне удалось получше разглядеть актёров, и я их всех узнала, несмотря на грим, парики и костюмы. Роль Рашель, например, исполняла Жизелла Дередже, жена Сильвано, которая на сцене выглядит гораздо красивее и моложе.
Главного героя играет Дженнаро Дженна, муж Мириам, а ребёнка Рашель – Адель Дженна, которой всего семь лет, но она уже выглядит как настоящая актриса. Злой старик-гипнотизёр – это дед Дередже, а его молодой помощник – вовсе не мужчина, а девушка, Арджентина Дзайас.
Наверное, сейчас, дорогой дневник, мне нужно написать про труппу «Друзья Фесписа». Арджентина мне всё объяснила вчера днём, когда я помогла ей отнести домой тяжёлые сумки (две очень тяжёлые сумки, если быть точной).
Сперва, встретив в магазине, я её не узнала: в повседневной одежде она вовсе не похожа на актрису, а выглядит как любая девушка из Портосальво (только не из отдыхающих, потому что она не загорелая, но ужасно бледная).
Она рассказала, что актёры вообще не должны загорать, потому что грим лучше смотрится на белой коже. А многих других вещей они не могут делать из-за того, что у них очень мало денег. Не думаю, что когда вырасту, стану театральной или даже киноактрисой. Наверное, в Голливуде получше – американцы ведь все богачи. Правда, Никола Керки говорит, что и там люди умирают от голода, просто этого никто не видит из-за пропаганды «холодной войны», объявленной сенатором Маккарти против русских.
Под предлогом помощи с сумками я проводила Арджентину до дома. Семья Дзайас живёт в сарае за домом священника, который они снимают у дона Джулио. Мебели у них нет, только матрасы на полу да стулья, заваленные одеждой.
Мать Арджентины готовила еду на походной печке (моя мама сказала бы, если бы увидела: «Как цыгане»). Тем не менее это очень чистые, образованные и добрые люди. Они предложили мне бисквитного печенья и оранжада. Арджентина сказала: «Жаль, что у тебя не длинные волосы, мать бы их быстро закудрявила». Это делается так: нагревают на свече металлический гребень и пользуются им как щипцами для завивки. Они попросили меня рассказать об этом соседским девушкам: всего десять лир, а кудряшки держатся не меньше недели.
Арджентину тоже нельзя завивать, потому что когда она играет мальчика, нужно очень туго заплетать косу и прятать её под нейлоновый чулок, а кудри так не соберёшь, говорит синьора Дзайас. Мальчиков она играет потому, что в труппе слишком мало молодых актёров-мужчин.
Ей пятнадцать лет, и у неё есть ещё старший брат, Франческо, ему по меньшей мере лет двадцать. В комическом финале он играет роль Чиччо, которого всё время пинают в зад. Это высокий худой молодой человек с каменно серьёзным лицом – и не скажешь, что комик. Например, у Макарио всё видно по лицу,
