Януш Корчак - Король Матиуш Первый
Вбежал Фелек, грязный, вспотевший, в рваных штанах.
— Все сделал, они будут. И начал рассказывать.
Да, в газетах писали правду. Фелек крал деньги и брал взятки. Когда он заменял Матиуша на аудиенции, он выдавал только часть приготовленных подарков, а все, что ему нравилось, брал себе. Тому, кто давал ему деньги или подарки, он давал вещи получше. У него было несколько сообщников, среди них Антек, которые ежедневно приходили и брали эти вещи. Но шпионом он не был. Все это ему советовал журналист. Велел ему назваться бароном, велел потребовать орден. Притворялся другом. А потом вдруг потребовал подделать бумагу, будто Матиуш выгоняет всех министров и отбирает у взрослых все права, потому что должны управлять дети. Фелек не согласился. Тогда журналист надел шляпу и сказал: «Если нет, пойду к королю и скажу, что ты воруешь подарки и берешь взятки». И Фелек испугался. Фелек не понимал, откуда журналист обо всем знает, думал, что журналисты всегда все знают, но сейчас понял, что это шпион. И еще одну бумагу они сфабриковали, какое-то обращение, или что-то в этом роде, к детям всего мира.
Матиуш заложил руки за спину и долго ходил по кабинету.
— Да, много плохого натворил ты, Фелек. Но я тебя прощаю.
— Что? Прощаете? Если ваше королевское величество меня простит, то я знаю, что я сделаю.
— Что? — спросил Матиуш.
— Скажу все отцу: уж он мне устроит такую баню, что я долго буду помнить.
— Не делай этого, Фелек. Зачем? Ты можешь иначе искупить свою вину. Момент серьезный, люди нужны. Ты можешь мне пригодиться.
— Прибыл военный министр, — доложил маршал двора.
Матиуш надел корону, — ох, какую тяжелую корону! — и вошел в тронный зал.
— Господин военный министр, что вы скажете? Только коротко, без вступлений. Потому что мне многое известно.
— Докладываю вашему королевскому величеству, что у нас имеется три крепости (было пять), четыреста пушек (была тысяча) и двести тысяч исправных ружей. Снарядов имеется на десять дней войны (было на три месяца).
— А сапоги, ранцы, сухари?
— Склады целы, только мармелад съеден.
— Ваши сведения точны?
— Совершенно.
— Вы полагаете, война будет скоро?
— Я политикой не занимаюсь.
— Поврежденные пушки и ружья можно быстро исправить?
— Часть из них значительно повреждена, остальные можно исправить, если печи и котлы на заводах в порядке.
Матиуш вспомнил фабрику, которую он посетил, и опустил голову: после этих слов корона стала еще тяжелее.
— Господин министр, какой дух царит в войсках?
— Солдаты и офицеры обижены. Больше всего их мучает то, что они должны ходить в гражданские школы. Когда я получил отставку…
— Это была фальшивая отставка, я об этом ничего не знал. Подпись была подделана.
Министр нахмурил брови.
— Когда я получил эту отставку, ко мне пришла какая-то делегация, или что-то вроде этого, с требованием военных школ. Ну и получила от меня эта делегация! Марш в гражданскую школу, раз дан приказ идти в гражданскую, марш в огонь, марш в самый ад, раз дан приказ!
— Ну, а если бы все пошло по-старому? Простили бы?
Военный министр вынул саблю.
— Ваше королевское величество, начиная с меня и кончая последним солдатом, все как один — с королем-героем во главе — за отечество, за солдатскую честь!
— Это хорошо, это очень хорошо.
«Еще не все потеряно», — подумал Матиуш.
48
Министры опоздали; они и так запыхались, потому что не привыкли ходить пешком. Маршал двора доложил, что они приехали, но на самом деле они пришли, потому что автомобили были испорчены, а шоферы готовили уроки.
Матиуш начал с того, что во всем обвинил шпиона-журналиста. И предложил поразмыслить, что делать дальше.
Тотчас же написали в газету, что дети с завтрашнего дня должны идти в школу, а тот, кто узнает об этом слишком поздно, может опоздать, но прийти должен. Взрослые пусть уж сидят до перемены, а потом должны вернуться к своим занятиям. Безработным будет еще в течение месяца выдаваться плата за учение, а потом, если хотят, могут выехать в страну Бум-Друма, который собрался у себя тоже строить дома, школы и все прочее. Оба парламента тем временем закрываются. Сначала откроется парламент для взрослых, потом видно будет, что делать с молодежью от пятнадцати лет и старше, а когда комиссия выработает регламент, будет открыт также парламент для детей, там дети будут выдвигать свои требования, а потом парламент для взрослых решит, можно ли это осуществить. Дети не могут приказывать взрослым. Принимать участие в голосовании могут только дисциплинированные дети, которые хорошо учатся.
Это постановление подписали Матиуш и все министры.
Потом Матиуш подписал обращение к войскам. Он вспомнил последнюю войну и одержанные победы.
Две самые важные наши крепости взорваны. Итак, пусть героическая грудь солдата будет крепостью против каждого, кто осмелится ступить на нашу землю, — так кончалось обращение, подписанное Матиушем и военным министром.
Министр торговли просил ремесленников, чтобы спешно все починили, чтобы открыли магазины, потому что в городе уныло и некрасиво.
Министр просвещения обещал детям, что их парламент вскоре возобновит свою работу, если они возьмутся за учение, как следует.
А префект полиции ручался, что завтра с самого утра полиция займет свои посты.
— Пока мы ничего не можем сделать, — сказал старший министр. — Мы должны подождать, пока начнут работать телеграф и почта, тогда нам станет ясно, что происходит во всей стране и за границей.
— А что могло случиться? — спросил встревожено Матиуш, потому что ему казалось, что всё пошло очень легко и хорошо. А может быть, грустный король его только напугал?
— Мы не знаем, что могло случиться. Ничего не знаем.
На другой день все было хорошо. После первого урока, на котором была прочитана газета, учителя распрощались со своими учениками, и взрослые пошли домой. Прошло немного времени, пока детям снова не отдали книги и тетради. Но в двенадцать часов дня все было уже как прежде. И нужно признать, что радовались этому все: и взрослые, и дети, и учителя.
Учителя ничего не говорили детям, но были очень довольны, потому что со взрослыми у них было тоже много хлопот. Среди тех, которым еще не было тридцати лет, много было шалунов: они задевали других, смеялись и шумели на уроках; старшие ныли, что им неудобно сидеть, что у них болит голова, что душно, что чернила плохие; а старички спали, и им не было от уроков никакой пользы, а когда учительница на них кричала, они не обращали на это внимания, потому что среди них много было глухих. Молодые устраивали со старыми всякие проделки, старые жаловались, что им не дают покоя. В общем, в школах уже привыкли к детям, так что предпочитали, чтобы все было по-прежнему.
В конторах как будто и сердились, что дети все перевернули вверх дном, но про себя думали, что, может быть, это и к лучшему, — ведь если пропадет какая-нибудь важная бумага, то можно будет свалить на детей. И служащие разные бывают: у одних бумаги в порядке, у других — не очень-то.
Хуже обстояло дело с фабриками и заводами, но безработные охотно помогали; они думали, что когда увидят, как хорошо они работают, их, может быть, оставят.
Было несколько небольших скандалов, но полиция отлично отдохнула, так что взялась с самого утра за работу. Потому что за это время жулики вволю наелись и наворовали, и только боялись, чтобы не раскрылись их делишки. Самые совестливые даже возвратили награбленное.
Когда под вечер королевский автомобиль выехал в город, уже трудно было представить, что здесь творилось вчера.
Итак, Матиуш, ожидал известий. Вечером он узнает обо всем.
Тем временем Клю-Клю снова начала уроки с негритянскими детьми. Матиуш был на уроке и удивлялся, как черные дети быстро все усваивают. Но Клю-Клю объяснила ему, что в сотники она выбрала самых способных и прилежных, что остальные так быстро усваивать не могут. Не знала бедная Клю-Клю, что ее уроки будут прерваны так скоро и так печально.
Первым, как обычно, приехал старший министр. Вчера военный министр явился первым только потому, что привык к походам.
Старший министр нес под мышкой пачку бумаг, а сам был какой-то грустный и смущенный.
— Что такое, господин старший министр?
— Плохо, — вздохнул он. — Но этого нужно было ожидать. Может быть, это и к лучшему.
— Ну что? Говорите скорей.
— Война!
Матиуш вздрогнул. Все собрались на совещание. Старый король отказался от трона и передал королевство сыну. Сын объявил войну и сразу же двинулся со своими войсками по направлению к столице.
— Значит, они перешли границу?
— Два дня тому назад. Уже прошли сорок миль.
Начали читать телеграммы и письма. Это продолжалось долго. Матиуш закрыл усталые глаза, слушал и думал, ничего не говорил.
