Юрий Коваль - Самая легкая лодка в мире (сборник)

– Ничего, неплохо. И соли в меру.

– Подходяще, – вздыхает Летающая Голова.

Уховар сияет, наливает всем добавки. И добавка сближает нас, а уж после третьей добавки мы все становимся родные братья, потому что никто и никогда на земле не ел этой ухи вместе с нами.

И я пожалел, что нет сейчас Орлова и Клары, Петюшки и милиционера-художника, и тех других людей, о которых не пишу здесь, в книжке. Конечно, с ними можно отведать и другой ухи, но ведь никогда не знаешь, получится ли она в жизни.

– А вы на Илистом-то озере бывали? – спросил дед Аверя.

– Не бывали.

– Вот где рыбы-то. И лещ, и карась, и окунь. Там ведь и Папашка живет.

Разморенный ухою дед Аверя прилег на травке, скинул с ног валенки, в которых оказался босиком.

– Папашка? – поперхнувшись, переспросил капитан.

– Папашка, ага, – подтвердил дед Аверя. – У него две головы и тело на подводных крыльях.

– Две? – переспросил капитан. – А мы слыхали – три.

– Откуда ж три? Две. Одна – щучья, другая – медвежья. Я его недавно видел, когда клюкву брал. Да недалеко отсюда-то – от деревни Коровихи три километра.

– Неужели вы видели Папашку? – взволновался капитан.

– Да что ты удивляешься, – сказал я. – С такой головкой, как у нашего деда, не только Папашку – самого черта повидать можно.

Дед Аверя засмеялся, толкнул меня пальцем в бок.

– Нравишься ты мне, парень, – сказал он, – ей-богу, нравишься.

– Да и ты мне нравишься, – улыбнулся я, – особенно головка твоя.

– О-хо-хо! – смеялся дед. – Ну чего ты к голове моей привязался?

– А чего она летает?

– Да кто тебе сказал?

– Я сам видел. А тебе, дед, стыдно врать. Если летает, так и скажи: летает, мол.

– О-хо-хо! – смеялся дед. – Ладно уж, тебе скажу. Уха мне ваша понравилась. Но чтоб никому ни слова.

Дед Аверя наклонился ко мне поближе и сказал:

– Голова-то моя, конечно, летает. Но не шибко далеко – километров на пятнадцать.

Глава XVI

Давай-давай, матушка!

Бедняга мой друг-капитан-фотограф все-таки надорвался.

– Ты что говоришь, дед? – сказал капитан, обиженно протирая глаза. – Как так – летает?

– По воздуху, парень, – пояснил дед. – Но не больно высоко, сила земного притяжения мешает. А вдаль, пожалуйста, но тоже недалеко, тело назад тянет.

– Эх, дед-дед, – сказал укоризненно капитан, – старый человек, а чего мелешь?

– Чего мне зря молоть? – усмехнулся дед. – Вот и друг твой видал.

Капитан усмехнулся в ответ.

– Если не врешь, – сказал он, – тогда покажи.

– Чего? – не понял дед.

– Покажи, как она летает.

– Пожалуйста, – ответил дед, – хорошим людям могу и показать.

Дед поднял с земли валенки, которые скинул прежде, сунул в них ноги.

– А то без головы замерзнуть могут, – сказал он, – когда она улетит. Ну теперь, ребята, держись! Сейчас пойдем на взлет.

Он вдруг раскинул, как птица, руки, прищурил глазки, а потом вытаращил их и зарычал как самолет: дррррррррр… Головою же он завихлял из стороны в сторону, зверски поглядывая то на меня, то на капитана.

Мы невольно отодвинулись от деда, не зная, чего можно ожидать при взлете человеческой головы. Голова, впрочем, пока не взлетела, а только лишь рычала, вертясь.

– Дррррр… стоп, – сказал дед и опустил руки, – чего-то не летит, застряла.

Тут он вдруг хлопнул себя по затылку и закричал, как на лошадь:

– Но-о-о-о… давай-давай! Трогай потихоньку, матушка!

Голова никак не реагировала и крепко сидела на плечах.

Стараясь расшевелить свою голову, дед подтягивал ее за уши кверху и даже, схватившись одной рукою за нос, другой пинал себя в затылок, чтоб оторвать голову от тела. Голова упиралась.

– Вот старый пень! – хлопнул вдруг дед себя по лбу. – Да я же с тормоза не снял!

Он торопливо расстегнул рубашку, выкатил голый живот и, надавивши себя в пупок, сказал:

– Чик! Чик!

– Дррррр… – зарычал он снова и рычал так мощно, что на лбу его выступил пот.

– Вот так всегда с нею мучаюсь, – сказал он наконец. – Стоит как вкопанная. Сейчас сделаем так: я буду мотором работать, а вы кричите: давай-давай! Все вместе-то небось стронем.

И дед зарокотал, раскинув руки, а мы с капитаном – два балбеса под сосной – дружно гаркнули:

– Давай-давай, матушка!

Но голова сидела на месте. Дед уж рычал так и сяк, то и дело чикал себя в пупок, но взлета добиться не удавалось.

– Тьфу! – плюнул капитан. – Так и знал, что все это вранье.

– Напрасно так говоришь, парень, – сказал дед, – обижаешь. Голова старая, поношенная, сразу с места ее не сдвинешь, приходится попотеть.

– Да ты дай ей передохнуть, – сказал я.

– И то верно, – согласился дед, вытирая пот со лба, – пусть передохнет, а то прямо закружилась.

– Вранье, – махнул рукой капитан, – смесь самолета с трактором.

– Ты что ж, не веришь, что ли? – спросил дед.

– Конечно, не верю.

– Мне, Аверьяну? – и дед ударил кулаком себя в грудь. – Мне не веришь? А если взлетит, сапоги даешь?

– Ну уж нет, – неожиданно пожадничал капитан. – Сапоги мне самому нужны.

– А лука даешь три головки?

– Даю.

– Ну смотри, парень, – угрожающе сказал дед и так яростно затряс головой, что она и вправду могла каждую секунду оторваться.

Бешеными порывами, грубо, как мотоцикл, тряслась голова и вдруг обернулась носом в сторону спины.

Дед еще принажал рычать – и медленно закружилась на месте голова. Она вертелась быстрее, быстрее, мелькал только нос и слышался голос:

– Давай-давай, матушка!

И, разинувши рты, мы увидели, как Аверьянова голова отделилась от пиджака и поднялась в воздух над нами. Приподнявшись метра на два, она перестала кружиться и сказала сверху капитану:

– Гони, парень, луку три головки.

Глава XVII

Глыба Разума

Ох и нанюхался же я все-таки болотных газов, нанюхался! Но не знаю, когда именно – здесь ли, в макарке, или когда-нибудь раньше, совсем давно. Только нанюханный может увидать такую несуразную картинку вроде отрыва головы от пиджака с карманами.

А самая легкая лодка? Она-то откуда взялась? Кому она нужна, кроме нанюханного? Только нанюханный может построить такую лодку и плавать на ней, чтоб нанюхиваться и дальше.

И я всегда знал, всегда предчувствовал, что самая легкая лодка в мире заведет меня неведомо куда. Но только думал, что это будет когда-нибудь потом, немного позже.

И вот прямо перед нами висела в воздухе Аверьянова голова. Она чуть шмыгала носом. Она висела легко и просто, и даже коровы не обратили на взлет ее никакого внимания.

Рядом с безголовым туловом сидели под сосной мы с капитаном.

Зачарованно смотрел капитан на дивное творение природы, висящее в воздухе. Страх и счастье, восторг и полоумие играли в его глазах. Как ребенок, он дергал меня за рукав, тыкал пальцем в воздух.

Я хоть и нанюхался болотных газов, а сидел на месте спокойно. Не дергался, не кричал. В этой чудовищной сцене, когда одна голова болтается в воздухе, а другая сходит с ума, мне была отведена одна роль – роль Глыбы Разума. Неторопливо превращался я в эту глыбу. Каменели лоб и затылок.

– Ты видишь? – толкал меня капитан. – Видишь или нет?

– Вижу, – тяжко, как жернов, провернулась в ответ Глыба Разума.

– Вот ерундовина-то, а?

– Точнее не скажешь, – туго сработала Глыба.

Обнюхивая веточки, Летающая Голова поднялась выше, добралась до сосновой макушки.

– Далеко-то как видать, – мечтательно сказала она, – все леса видны, все озера. Вот так, бывало, любуюсь, любуюсь, насмотреться не могу… Постой, кто это там на озере? Ну точно, Леха Хоботов. Не мою ли сетку проверяет?

– Вот так дед! – вскрикивал капитан. – У него голова как одуванчик, самая легкая в мире. У нас – лодка, у него – голова.

– А ты еще сапоги жалел, – хихикал сверху дед Аверя.

– Бери! – кричал вверх капитан. – Бери сапоги вместе с луком. Хочешь, дадим тебе лаврового листа?

– А чесноку у вас нету? – спрашивала Голова, опускаясь пониже. – Мне бы чесночку пару зубчиков, но главное – сапоги. Потому как валенки текут.

– Бери! – орал капитан. – Спускайся и бери.

– Ну спасибо, парень, – сказала Голова. – Спасибо, удружил.

И тут тело, которое сидело до этого спокойно, вдруг протянуло капитану руку.

– Что такое? – не понял капитан.

– Спасибо, – повторила Голова, а тело все протягивало руку, как видно, для рукопожатия.

Оглянувшись на меня, капитан робко пожал телу руку. Тулово, однако, на этом не успокоилось. Ткнув меня в бок, оно и мне сунуло руку, а Голова сверху крикнула:

– Спасибо и тебе.

Безголовое рукопожатие немного расшевелило Глыбу Разума, прочистило что-то в каменном мозгу.

– Сапоги не отдам! – крякнула Глыба гранитным голосом. – Луку бери три головки – и точка. Неизвестно, сколько вас тут с летающими черепами, сапогов не напасешься.

– Да нету больше ни у кого! У Лехи Хоботова рука летает, да и то рядышком, возле деревни.

– Не знаю, не знаю, но сапоги нам самим нужны.