Жаб Жабыч и другие истории - Эдуард Николаевич Успенский

Между прочим, с машины, везущей космический металлолом, кое-что исчезло.

— Как это у вас получается?

— Эва! Вот эти таблетки, — объяснил пластмассовый дедушка. — Съешь её — и делаешь чево надо.

— Можно я попробую? Я бы сделал себе телескоп, — сказал Володя. — В нашей школе очень слабый. Я бы сделал большой… с фотоприставкой.

— Не выйдет. Ты, конечно, умственный. Только таблеток мало. Этому ещё научиться следоват. Чтобы так вот делать. Покуда выучишься, скоко времени пройдёт! Вот ведь чтобы написать како-то слово, надо сперва грамоту выучить. Так и тутти. Первоначала надо физику знать, алхебру, математику высчую. Вишь скоко. Потом уже и повадно будет, что хошь и делай.

Володя понял эту не «шибко» научно высказанную мысль. И отстал.

Они сели на «валасипеды» и тронулись. (Тронулись — в смысле поехали. Потому что от космических «изделиев» можно ждать что хошь.) Причём дедушка ни капельки не отставал. Шёл и шёл за Володей. Километр за километром.

Володя Удинцев, лёгкий как пружина, не уставал поражаться дедушке. С виду старый, а внутри как новенький.

А «валасипеды» так и цеплялись за дорогу. Легко шли по песку и гравию. И будто бы даже приспосабливались к силе ног. Сами меняли обороты.

Вот и Мозжёнка. Посёлок «Академиков Академии наук». Будка. «Посторонним вход воспрещён!»

Под запрещённым входом на стуле сидел старичок в ушанке. Рядом на земле стоял телефон.

— Уважаемый, — обратился к старичку Константин Михайлович. — Мне бы моих сродственников повидать.

— Это каких сродственников?

— Академиков Булкина и Бутылкина, — сказал Володя.

— Пал Андреича и Андрей Палыча, — сказал ушаночный дежурный. — Счас.

Он поскрёб по телефону:

— Алле? Шешнадцатый участок? С проходной звонют. Тут Пал Андреича и Андрей Палыча мущщина спрашивает — сродственник.

Пауза.

— Спасибо. Так и передам. — Он повесил трубку. — Они говорят — выехачи. Их прислужница говорит. В Москву собрались по делам. Счас здесь будут.

И верно. Послышался лёгкий шорох шин. Показалась чёрная «Волга».

— Это академик Булкин будет? — спросил дедушка.

— Нет. Это его жона поехачи, — ответил сторож.

Показалась вторая «Волга».

— А это академик Бутылкин?

— Нет. Тоже хозяйка поехачи. Жона его.

Следом вылетели лёгкие белые «Жигули».

— Стало быть, это Булкин? — спросил дедушка.

— Это сынок ихний. Лейтенант военный.

Вылетел ещё один белый жигуль.

— Это, значит, академик Бутылкин?

— Это дочка евонная. Лена. В институте преподаёт.

И тут раздался жуткий треск мотоцикла.

— А это, стало быть, внук академика Булкина? — спросил дедушка.

— Почему? Это и есть сам академик Булкин. Пал Андреевич. Вона.

И в ворота вынесся на мотоцикле человек, очень похожий на поэта Некрасова. В светлом хорошем костюме с галстуком.

Опять послышался треск. Ещё один мотоцикл подступал.

— А это внук академика Бутылкина?

— Почему? Это и есть сам академик Бутылкин. Андрей Палыч.

Вслед за первым вылетел второй мотоциклист. С носом бульбочкой, очень похожий на писателя Тургенева Ивана Сергеевича.

Константин Михайлович и Володя Удинцев ни с чем поехали в сторону дома. Прозевали.

Глава двадцать седьмая

Понемногу обо всех

Внутренняя газета, типа последних известий:

ВЫПУСК II

О железном человеке — главе администрации

Ему доложили, что с карандашной фабрикой дела плохи. Никак она не сносится. Не желает. Особенно труба. Строили фабрику давно и чрезвычайно крепко. Отбойные молотки от неё отпрыгивали, а чугунные бабы разбивались в порошок.

— И вообще, проще построить два новых здания, чем снести одно старое. Это будет лучше всего, — сказал главе заместитель.

— Будет лучше всего, если мы наконец научимся сдерживать свои обещания и решения, — ответил железный глава своему рассыпчатому заместителю. — Фабрика будет сломана, а небо будет чистым!

О том, почему в университете все исполняли обязанности работников, а не были работниками

Однажды университет из одной старой лаборатории сделал спортивный зал.

А тренеры университету не положены. Тогда взяли и двух тренеров оформили исполняющими обязанности лаборантов.

Когда же понадобились лаборанты, их места были заняты. Но были свободны места истопников — дело было летом. И лаборантов взяли как исполняющих истопнические обязанности.

Зимой ушёл на пенсию профессор, и срочно нашли человека на должность профессора, чтобы он исполнял обязанности истопника.

И вот так чем дальше в лес, тем больше всё запутывалось. В конце концов все перестали понимать, кто есть кто. Кто академик, кто истопник, кто плотник и кто какие обязанности исполняет.

Окончание велосипедной поездки пластмассового дедушки

Вечером в вагоне сильно бушевал один пьяный хулиган. Он приставал к женщинам. Ругался. Курил. И клал грязные ноги на противоположную лавку.

— Уважаемый, прекратите буянить! — оказал ему Константин Михайлович.

— Ах ты, древность! Антиквариат! Село! — возмущался пьяный. — Я сейчас тебе начищу! Будешь сверкать. А твоему велосипеду ножки приделаем!

— Ему самое место за решёткой! — сказал Володя.

Константин Михайлович проглотил таблетку и…

И вокруг буяна стала вырисовываться отличная решётка. Крепкая и напоминающая попугайскую клетку.

— Караул! Замуровали! — кричал хулиган, бегая внутри. — Пройти невозможно стало!

Так его в этой клетке и вынесли милиционеры на перрон.

Про Карцева-старшего

В эту ночь пластмассовый дедушка спал крепко. Притомился.

В соседнюю комнату вошёл Карцев-старший и… просунул руку в бетонную залогуевскую дыру. Покрутил кистью в шкафу и вытащил золотую папочку с таблетками.

Высыпал ни ладонь три таблетки, закрыл коробочку и сунул её назад во внутренний карман пиджака пластмассового Константина Михайловича.

Доброметр в шкафу верещал отчаянно. Но после свежего воздуха и велосипедов дедушка ничего не слышал.

Про Карцева-младшего

Он со своей крыши смотрел на интуристовскую гостиницу через специальный бинокль ночного видения.

— Во папаня даёт! Хитрый бес. В карман залез! Никуда не денется, а со мной поделится!

Это, наверное, от большой луны его потянуло на большую поэзию. А Пятнадцатая армия уже была близко.

Глава двадцать восьмая

Самые толковые дети города

В зале сидели сто человек ребят — победителей городской математической олимпиады. Хоть они были и победители, но шумели и вертелись как ненормальные. (То есть, они шумели, как все нормальные дети. Но когда нормальные дети шумят, про них всегда говорят, что они шумят как ненормальные.)

Был четверг, 16 часов 00 минут. На сцене находились представители общественности. Это были преподаватели, руководители города. Корреспонденты. Композитор Гладков с «папулей». (Константин Михайлович проходил здесь как представитель сельской интеллигенции.) Космонавты. И, конечно, учителя.

Слово предоставили заместителю главы.

— Дорогие