Наталья Евдокимова - Боруэлла
– И он ещё петь не хотел… – не обращаясь ни к кому, сказал Петька.
– Ну объявляй же!
– Так вот какая ты, звёздная болезнь…
– Так ты будешь объявлять или нет?! Про эффект микрофона только не забудь!
Борька чуть ли не подпрыгивал на месте. Петька поправил невидимую бабочку, кротко кивнул, вышел на середину комнаты. Выкинул вперёд руку, тряхнул головой и громко крикнул в сторону окна:
– Борька!
– Уволю… – зашипел Борька Петьке, направляясь на невидимую сцену.
Сначала Борька раскланялся во все стороны, широко улыбаясь.
– Здравствуйте, здравствуйте! – сказал он и снова раскланялся, попутно создавая звук бурных аплодисментов и ликования зрителей. – Ах, какой сегодня полный зал, какие красивые лица! Здра-авствуйте, здравствуйте!
Борька прижал руку к груди и протянул её в сторону зрительного зала. Эффектно тряхнул головой. После того как Борька проделал это несколько раз подряд, у Петьки не осталось сомнений по поводу того, чей именно голос выбрал Борька. Петька скривился. Борьке бы ещё светлый парик для полного сходства…
– Как давно мы с вами не виделись, – сообщил Борька зрителям. – Как я рад… Ну довольно, довольно аплодисментов… Ну что же вы! Уважаемый конферансьё…
– Сье… – буркнул Петька, выходя к невидимым зрителям.
– Уважаемые зрители! – сказал он, попутно создавая звук шаркающих по паркету ног. – Большая просьба – не расходитесь. Пожалуйста, послушайте песню этого юного наивного мальчика. Мы не будем возвращать вам деньги за билет, учтите это!
Борька его перебил:
– Наш конферансьё, конечно шутит! Музыку!
Как жалко, что я не писатель,Тогда я открыл бы тетрадь.О том, что случается с нами,Я мог бы вам всем рассказать, —
спел Борька известным голосом на музыку, которая сочинилась как-то сама собой. И он так вошёл в роль, что сам не заметил, как пропел вторую часть куплета своим собственным голосом. В котором, в общем-то, и голоса никакого не было… Да и музыка куда-то подевалась.
Зато мимо Петьки это не прошло.
– Стой! – закричал он. – Давай с начала!
Борька замолчал и уставился на Петьку.
– С начала? Зачем?
– Фальшивишь что-то, – соврал Петька.
– Ладно, – сказал Борька и пропел первую строчку своим голосом.
Петька снова его остановил. Появилось нехорошее предчувствие…
– Ты давай, как раньше, – заботливо сказал Петька. – С музыкой, с аплодисментами.
Голосом – тем, которым вначале пел. Давай, напрягись, – зрители же ждут…
Борька молча постоял посреди комнаты. Повернулся к Петьке:
– Что-то не получаются аплодисменты. Совсем не получаются.
Не получались ни музыка, ни хороший голос… Борька прислушался к разным предметам: к окну, к зеркалу… К деревьям и даже к ветру. Но все они молчали. Все…
– А ты, Петька? Ты – слышишь? – испуганно спросил Борька.
Но Петька только покачал головой.
– Интересно, можно ли превращать на расстоянии? – думала в это время Элька, ковыряясь вилкой в молочном супе…
Элька!
Они не просто бежали к Боруэлле – они летели, не замечая никого вокруг. Они не позвонили в дверь Аниной квартиры, а начали стучать кулаками. Дверь открыла какая-то недовольная взрослая женщина с малышом на руках. Не говоря ни слова, она постучала в Анину комнату.
Никогда ещё они не видели жизнерадостную Аню такой. Аня всхлипывала и вытирала глаза тыльной стороной ладони.
– Не смотрите на меня… – попросила она.
– Родители приехали? – спросил Борька.
Аня кивнула и ещё раз всхлипнула.
– Побили? – испуганно сказал Петька.
– Ты что, меня не бьют, – сказала Аня. – Хуже. Отругали за разгром в квартире… У меня теперь домашний арест на месяц…
Борька почувствовал, что она снова сейчас заплачет.
– Ань, не реви. Мы приходить будем… Правда. Родители раньше, чем надо, приехали?
Аня снова кивнула.
– А фразы? – спросил Петька. – Не подсказали?
– Не подсказали…
В коридоре показался Шурик. Он сначала понюхал воздух, потом обнюхал Петькины кроссовки и стал тереться об Анины ноги.
– Не любит, когда я плачу, – объяснила Аня. – Сразу на руки залезть пытается.
– А… Элька? – осторожно спросил Борька.
– Элька у Вадика, – вздохнула Аня.
– Хочешь, мы останемся ненадолго? – предложил Борька. – Может, не будут ругать.
– Лучше не надо, – сказала Аня. – Они уже не ругают, сердятся только. Вы потом приходите. Дней через несколько.
– Тогда мы пойдём?..
– Вы бы видели, как мама уговаривала Эльку суп молочный есть! – радостно сказал Вадик, провожая мальчишек в комнату. Борьку он тянул за рукав. – Мы с мамой так насмеялись!
– Она ела?
– Ела, ела! Но вы бы видели, как ела!
Перед входом в комнату Борька остановил Вадика:
– Вадик, а можно мы с Элькой… наедине поговорим?
– Конечно… – сказал Вадик немного обиженно. – Я только хомячка с собой возьму, подождите…
Элька сидела на полу и рисовала. На газетке стояла вода, краски, рядом с Элькиным рисунком был ещё один – видимо, Вадика. На рисунке Вадика был нарисован хомяк. На Элькином – тарелка.
Элька посмотрела на мальчишек. Улыбнулась. Она выглядела точно так же, как в первый день, – и даже бантики были! И даже грязь на лице – правда, не совсем грязь, а акварель… Но в то же время она выглядела совсем по-другому! Борька не сразу понял, в чём это отличие. Он осмотрел комнату. На спинке стула висели красный Элькин рюкзак и неопределённого цвета рюкзак Вадика. На клетке хомячка расположилась знакомая кепка… Складывалось странное впечатление, как будто они к Эльке в гости пришли. И даже не просто в гости к ней. В гости к семье.
И Борька понял – Элька впервые хорошо вписывалась в обстановку! Да и сама она казалась домашней, что ли…
– А мы тут всё реальность отражаем… – протянула Элька. – Присоединяйтесь! Ты, Борька, нарисуешь меня. А ты, Петька, будешь перерисовывать то, что нарисовал Борька. А потом всё это войдёт в историю…
Борька нахмурился:
– Ты про Аню знаешь?
– Знаю, – сказала Элька. – Вы только Вадику не говорите ничего, ладно? А в этой тарелке мы нарисуем… тоже хомяка.
– Как ты можешь оставаться такой спокойной? – возмутился Борька.
– А про наши способности ты тоже знаешь? – поинтересовался Петька.
– Какие ещё способности? – спросила Элька, не отрываясь от рисунка. – У вас ещё и способности имеются? Ну-ка, ну-ка…
– Да про твои наши способности! Слышать всё! Говорить как угодно! – наперебой кричали мальчишки.
– А, это… – спокойно сказала Элька. – Значит, получилось. А вот лапа у хомяка что-то совсем не получается. Борька, помоги, а?
– Что значит – получилось?
– На расстоянии превращать…
Нет, Борька тогда вовсе не хотел ссориться с Боруэллой. Просто день был какой-то странный – сначала способности пропали, потом вот с Аней… А Эльке хоть бы хны. Наверное, он всё-таки плохо ещё знал Эльку и не понимал, что она тоже переживает – может быть, больше, чем все остальные.
Борька это поймёт, но не сейчас – когда уже будет поздно…
И Элька тоже не хотела ссориться с Борькой. Она даже собиралась сказать ему, что не хочет больше быть каким-то неизвестным туманом, а будет жить здесь, у Вадика… Но то ли у неё хомяк в тарелке очень уж не получался, то ли молочный суп дал о себе знать, и…
И получилась ссора.
Громкая, большая.
Борька кричал, что Элька никого не любит, что ей все безразличны…
А Элька кричала, что раз так, то пусть её превратит обратно, если он так считает.
А Борька кричал, что первое превращение – это было вообще досадное недоразумение.
А Элька кричала, что он всегда её неправильно превратить пытался. Что это никакое не превращение, это придумывание. И что Борьке нужно просто придумать, какой она была раньше, а Борька этого делать не хочет.
А Петьку и Вадика (Вадик всё-таки зашёл в комнату, потому что всё равно крик по всей квартире) они не слышали.
– Ты и придумывать не умеешь! – кричала Элька. – У тебя фантазии хватило только на то, чтобы придумать какую-то мелкую девчонку!
– Да как я могу придумать? – сказал Борька спокойно, но обидно. – Как я могу придумать то, чего вообще нет?
И ссора – нелепая, глупая, никому не нужная ссора, моментально прекратилась.
Потому что не с кем было ссориться.
Элька исчезла.
Моментально.
Не было ни тумана, ни странных голосов – ничего.
Как будто её никогда и не было вовсе…
Только висел на стуле красный рюкзак да зелёная кепка на клетке хомячка…
– Элька! – закричал в отчаянии Борька.
– Элька! – позвал Петька.
– Элька! Элька! Элька! – заплакал Вадик…
День признания
Я не буду скрывать, что мне всегда хотелось народного признания. Нет, не совсем всегда, конечно. Раньше, когда я ещё не была Элькой, а была непонятно кем, мне и собственного признания хватало. Ни одно событие, случавшееся со мной, не проходило мимо меня.
