Тамара Михеева - Юркины бумеранги
Ребята в школе с нетерпением ждут обеденных гудков: значит, недолго до конца занятий.
Сейчас лето. А гудки все равно гудят. Отпускают мамы детей гулять, говорят:
— До второго гудка!
И часы не нужны: второй вечерний гудок в половине девятого, никто не ошибется. Заводские часы — самые точные.
Но самый важный гудок — в половине пятого. Заканчивает работу первая смена, заводчане спешат домой, а к проходным торопятся ребята, рассаживаются стайками на заборе, и то и дело слышится:
— Мама!
— Ладно, пока, вон мой батя!
— Ну, где мои-то?
Те, кто помладше, обнимают родителей не стесняясь, кто постарше подходят чинно, сохраняя независимость, и идут рядышком, будто и не ждали никого вовсе, а так, мимо шли. К четырем часам дня все дворы пустеют и все игры стихают в маленьком городке на берегу Ямолги, а вся жизнь сосредоточивается у трех заводских проходных.
Петьке встречать у проходной некого. Ее мама работает в детской библиотеке и всегда приходит домой в разное время, а папа хоть и работает на заводе, но в конструкторском бюро, и у него свой график. Правда, однажды Петька попыталась встретить Ивана. Сидела вместе со всеми на заборе у проходной, ждала. Дядя, конечно, не мама, но все равно сердце у Петьки подпрыгнуло, когда она увидела в толпе родное лицо.
Иван глянул на племянницу:
— О-о, и ты здесь, Акын? — и прошел мимо.
Петька его догнала, взяла за руку:
— Ваня, ты чего? Я же тебя встречаю!
— Да? — как-то рассеянно отозвался Иван. — Ну пойдем скорее.
Они не просто пошли, а побежали, лавируя в толпе.
— Ваня, ну как ты сегодня поработал, как день прошел? — Петьке казалось, что обязательно про работу надо спросить.
— День как день. Шире шаг, Ветка-Палка!
Сосредоточенно вглядываясь в толпу, Иван почти волоком тащил племянницу. Очень скоро Петька поняла, что они кого-то догоняют. И скорее всего, вон ту белокурую девушку в белом жакете. Ну да, так и есть! Только почему-то, как только они к ней приближались, Иван замедлял шаг и глаза у него становились грустными.
«Все понятно»! — усмехнулась про себя Петька и больше Ивана встречать не ходила.
Это у детей летом все дни — выходные, а у взрослых продолжаются рабочие будни. И как всегда, в четыре часа дня Бродяги пошли к проходной, а Петька осталась одна во дворе. Домой идти не хотелось. Она покачалась на качелях, побродила по Липовой аллее, попрыгала через ручей. Решила сходить к Егору, но на полпути раздумала и вернулась во двор, села на траву у Камня.
«Интересно, почему Денёк сегодня не пришел?» — подумала она, и будто в ответ на ее мысли из окна высунулась Ирина и крикнула:
— Лиза! К тебе Денис приходил, какой-то пакет оставил. Очень торопился и очень расстроился, что тебя не застал.
— А что в пакете?
— Я по чужим пакетам не лажу, — сказала Ирина так, будто Петька только этим и занималась.
— Вот дура! — пробормотала Петька и побежала домой.
В самом деле, что за пакет? И что, Денёк подождать не мог?
Дома было так же скучно, как и во дворе. Что за день!
— А дедушка где?
— За ягодами поехал, ты могла бы, между прочим, с ним съездить. А то носишься целыми днями, дурака валяешь.
— Какая ты зануда… — вздохнула Петька. — Где пакет?
— В детской! — фыркнула Ирина обиженно и скрылась на кухне. Оттуда донеслось: — Могла бы и спасибо сказать, что я тебя позвала!
— Могла бы, могла бы…
Петька ничего не понимала. В пакете лежала аккуратно сложенная, выстиранная и выглаженная матросская рубашка Денька. И рисунок на большом листе твердого ватмана. На рисунке — костер, у костра на бревне сидели Денёк и Егор. Егор положил руку Деньку на плечо. На Деньке огнем горел алый Петькин плащ. Конечно, это вчерашний вечер, вот она, Петька, танцует с Сашкой вальс, а Лёшка, набычившись, из-под бровей смотрит на них. Тут же у костра Олежка катает Ленку на велосипеде, а Генка оседлал Камень и, кажется, распевает песни. У костра, очень-очень близко, на корточках сидит Морюшкин.
Нарисовано было мастерски (и когда он только успел? Всю ночь рисовал, что ли?), но Петьке стало тревожно и грустно. Зачем Денёк все это принес? Что-то случилось, что-то случилось… Петька перевернула рисунок. Обратная сторона была исписана старательной мальчишеской рукой.
Петька! Я уезжаю! Меня увозят навсегда. Сегодня. Сказали только утром, чтобы не расстраивать раньше времени. Я не мог предупредить. Этот рисунок — мое посвящение. Наверное, коряво получилось, но я торопился. Спасибо тебе большое, что ты забрела в наш переулок тогда. Я вас никогда не забуду. Матросскую рубашку я тебе дарю, ты же хотела ее померить, а вот не получилось. Наш поезд уходит в 16.50. Если сможете, приходите на вокзал. Передавай всем привет. До свидания!
Денёк— Ирина! Я на вокзал!
— Зачем?!
Некогда отвечать. Петька на ходу натянула поверх футболки матросскую рубашку: ей хотелось проводить Денька именно в ней. Некогда и Бродяг искать: поезд уйдет через двадцать минут (гудок гудит). Они обидятся, но поймут. Скорей, скорей! Какой тихоходный трамвай! Где этот поезд? Как узнать? Она даже направления не знает!
«Объявляется посадка…»
16.50, Москва — Владивосток, четвертый путь. Быстрее, ноги, ну!
Денёк в алом плаще стоял посреди платформы. Его было издалека видно. Наверное, он и надел плащ специально, чтобы быть заметнее. Он оглядывался по сторонам глазами-черносливинами, искал знакомые лица в толпе. Неужели не придут? Его мама то и дело выходила в тамбур, смотрела на него и вздыхала, старший брат Юра ждал его у вагона, но Денёк делал вид, что не замечает их. Он тоже ждал. Ждал, что разрежут одноликую пеструю толпу четверо мальчишек и две девчонки в разноцветных плащах, и он успеет попрощаться с ними по-человечески. Что за ерунда — говорить об отъезде в последний момент! («Мы не хотели омрачать твоих каникул. Ты так привязался к здешним ребятам…»)
Мелькнула знакомая рубашка.
— Денёк!
— Петька! Ух ты! Ты одна? А ребята? Петь, мы уезжаем насовсем.
— Куда?
— К океану.
Какое широкое слово — «океан». Оно распахнулось перед Петькой, как необъятный простор морских далей, пахнуло влажным песком и водорослями, обдало ветром, криком чаек, привкусом соли… И Петькина душа рванулась навстречу. Но ей уже не восемь лет, теперь она не скажет, как когда-то Сашке: «Возьми меня с собой!» И Петька смутилась, закусила губу, стала смотреть в сторону. Наконец выдавила из себя:
— Денёк, ну зачем ты уезжаешь?
— У меня же папа — военный врач, мы всю жизнь с места на место переезжаем.
— Ой, ну почему обязательно теперь надо ехать куда-то! — В голосе Петьки слышалось отчаяние.
— Ну… Петь, это же не от нас зависит.
— Как же теперь быть?.. — растерянно и уныло пробормотала Петька.
Пока она читала письмо, пока ехала на вокзал, искала поезд, ей казалось, что надо только успеть найти Денька, и он останется. Но только сейчас она начала понимать, что ничего не изменить. Ее лучшего друга увозят навсегда к океану.
— Ну чего ты, Петька, не плачь…
— Я?! Нет, я не плачу. Денёк, а ты мне напишешь?
— Конечно. Я и адрес твой взял у Ирины, думал, вдруг вы не успеете. А остальные?
— Их не было никого: они все родителей встречать ушли. А Ирина мне ничего не сказала про адрес. Ты точно взял?
— Да, взял, взял. Даже наизусть выучил: улица Луговая, 15, 7.
— 456 040. Индекс.
— Да. Я знаю.
Опять между ними повисла пауза. Петька теребила подол рубашки, Денёк смотрел на нее из-под черных бровей. Потом улыбнулся:
— Померила рубашку?
— Ой, Денёк! — вскинула Петька глаза. — Тебе же влетит за нее!
— Нет, что ты! Мама сама…
Петька опять смутилась:
— Спасибо.
А что еще скажешь?
Из вагона вышла Екатерина Дмитриевна.
— Денис! Заходи, сколько можно… A-а, Лиза! Прибежала?
— Здравствуйте.
— Здравствуй. Денис, отправление через семь минут.
— Да, я сейчас, мам. — Денёк нетерпеливо дернул острым плечом, а Петьке сказал: — Ну, будем прощаться, Петь?
Петька слабо улыбнулась. Дедушка всегда ей говорил, что если хочется заплакать, а нельзя, надо улыбнуться.
«Конечно, — подумалось Петьке, — Деньку не грустно совсем. Человек к океану едет!» Но она посмотрела на Денька, и увидела, что он улыбается по той же причине, что и она.
И Петька сказала:
— Наш Иван говорит: «Надо прощаться так, будто уезжаешь на день, а встречаться, будто не виделись год».
— Ну… — Денёк протянул Петьке ладонь. — Тогда до завтра?
Петька вцепилась в его жесткую руку, и глаза ее стали жалобными. Как же так? Что же это, в самом деле?! Они так подружились, столько дел вместе сделали — и вот на тебе! Денёк еще и не слышал толком, как она на горне играет, и про собаку Найду и ее щенков не знает, Петька еще не показала ему пещеру в Змеиной горе! Вчера только посвятили человека в Бродяги, а сегодня его берут в охапку и увозят на край земли! И Петьке захотелось крикнуть: «Не уезжай, Денёк!» — но она только сказала негромко: