Танец Огня - Светлана Анатольевна Лубенец
Первым Лоре опять пришел на ум, конечно же, Макс Тахтаев. Он хоть и был студентом, но где-то серьезно подрабатывал, и деньги у него всегда водились, а потому Лора решительно взялась за мобильник. Когда Макс услышал, какая сумма ей нужна, он так громко присвистнул, что она вынуждена была отодвинуть трубку от уха.
— Ты, случаем, не своего френда выкупать из ментовки собралась? — спросил он.
— Я его уже однажды выкупила, — вынуждена была признаться Лора и рассказала историю, произошедшую в универсаме.
— Да он у тебя просто матерый уголовник-рецидивист!
— Не говори ерунды! Я же объяснила тебе, что его подставили! Я видела! Думаю, что его и с этим детским садом подставили!
— Ага! Эдакий мальчик для битья! Все его используют, подставляют! Как ты можешь верить в это, Лорка?
— Не твое дело! Говори лучше, найдешь денег или нет? Я тебе отдам… со временем… обязательно…
Тахтаев помолчал немного и ответил:
— Нет у меня, Лора, сейчас таких денег. Думаю, что не достану так быстро, как тебе надо. Могу предложить только на месячный абонемент. В конце концов, не обязательно его показывать матери. Главное, что по нему можно будет пройти в бассейн.
— Хорошо, давай на месячный. Хоть временный, но выход. Куда мне за ним приехать?
— Давай вечером встретимся. Сходим куда-нибудь…
— Куда?
— Да хоть в тот же «Квадрат»! Меня музыканты о тебе все время спрашивают.
Лора согласилась. Макс обещал ее выручить, а потому в данный момент имел полное право ею руководить. Она порадовалась тому, что один вопрос хоть временно, но решен. Теперь можно было сосредоточиться на другом. Лора позвонила Нине Михайловне, чтобы узнать последние новости, но она находилась вне зоны доступа. Чтобы хоть как-то успокоиться, пришлось взяться за домашку по алгебре, но мысли все равно уходили в сторону. В конце концов девочка отбросила от себя тетрадь и опять поднесла к уху телефон.
— Я готова обсудить все спокойно, — сказала она Сергею Мищенко.
— Когда и где? — тут же отозвался он.
— В ближайшее же время в парке у кинотеатра. Там, где клумба с астрами.
— Думаешь, я знаю, как выглядят астры?
— У кинотеатра одна клумба, так что не промахнешься!
— Хорошо. — Мищенко явно усмехнулся. — Встречаемся возле нее через полчаса. Идет?
— Идет, — вынуждена была согласиться Лора.
Когда она подошла к кинотеатру, Сергей уже сидел на скамейке, терзая пальцами сорванный венчик ярко-малиновой астры. Мищенко поднялся Лоре навстречу, и она успела подумать, что ей почему-то очень не хочется, чтобы он был виноват в бедах Егора.
— Ну что?! — с ходу спросила она. — Что ты можешь мне сказать?
— Прямо так, сразу? — Он опять усмехнулся, отбросив от себя смятый цветок.
— А зачем тянуть?
— Ну… может быть, затем, чтобы попозже услышать неприятные для себя известия.
Лора напряглась. Что может быть еще неприятнее того, что уже и так случилось с Егором?
— Какие еще неприятные известия? — спросила она, бросив на Мищенко уже снова ставший неприязненным взгляд. И почему она решила, что он скажет ей что-то утешительное?
Сергей посмотрел ей в глаза и вместо ответа тоже спросил:
— Неужели он так тебе нравится?
Это уже не лезло ни в какие ворота, и Лора справедливо разозлилась:
— Ты ведь не за тем меня позвал, чтобы выяснить мое отношение к Майорову! Говори, что обещал!
— А одно с другим связано.
— Послушай, Мищенко… — Лора от негодования уже готова была сорваться на крик, но вспомнила, что одноклассник настаивал на спокойном разговоре, и заставила себя закончить довольно миролюбиво: — Раз уж мы встретились, расскажи, что знаешь. Ну… пожалуйста…
Последнее Лора произнесла просительным тоном, и у Сергея как-то странно дрогнули губы.
— Значит, все же Майоров тебе очень нравится… — произнес он, глядя в сторону яркой клумбы, потом резко повернул лицо к Лоре и сказал: — Так вот! А он влюблен совсем в другую!
— В какую еще другую? — сразу севшим голосом спросила Лора и даже вынуждена была откашляться.
— В одноклассницу свою, Таню Николину.
— В какую еще Таню? Врешь ты все! Откуда это может быть тебе известно?!
— А я специально справки наводил! — Мищенко произнес это так твердо, что Лора поняла: он говорит правду.
— Зачем? — только и могла спросить она.
Вместо того чтобы ответить на это «зачем», Сергей стал рассказывать:
— В общем, эта Таня у них в классе — первая красавица… Хотя по мне… ничего особенного в ней нет… Так вот: в нее все их парни влюблены, и твой Майоров — не исключение. Думаю, он встречами с тобой от любви к этой Тане лечиться пытался.
— «Лечиться»… — зачем-то повторила Лора.
— Ну… это я так думаю… на самом деле, конечно, не знаю. Но Таня особо отличала в классе двоих: Майора твоего и еще одного парня по кличке Шкаф.
— Шкаф?
— Ага. Фамилия у него для этого подходящая: Шкапский. Когда Таня начала склоняться в сторону твоего френда, этот Валера Шкаф местным пацанам поклялся, что Майор еще пожалеет, что перешел ему дорогу. У Шкафа нет родителей, зато есть кое-какие связи со всякой уголовной братвой. Его уже несколько раз ловили на всяких мелких кражах, разбоях.
Лора вдруг очнулась, и перед ее глазами встала картина в универсаме: высокий, плечистый парень с невинным лицом еле уловимым быстрым движением что-то опускает Егору в карман.
— А как он выглядит, ты знаешь? — Лора спросила это так неожиданно, что Мищенко вздрогнул.
— Кто? — спросил он, но тут же догадался, о ком она ведет речь. — Шкаф-то… Видел я его. На настоящий шкаф он не тянет, хотя высокий. Волосы такие… ну… нестриженые, до плеч.
— И челка осветленная, да?
— Осветленная? Ну… наверно, осветленная… Я в этом не разбираюсь. Белый такой чуб… Прямо на глаза свисает. Этот Шкаф очень живописен. Ты, конечно, прости, но Майор твой против него простак простаком. И я понимаю, отчего Шкаф взбесился. Он такой клевый, а Танечка — к Майорову лыжи навострила. Тут не хочешь, да взбесишься.
— Этот Шкаф однажды у меня на глазах Егора уже подставил, в магазине… — И Лора рассказала Сергею о том что видела.
— Ну вот! Если бы ты не спасла своего Майора тогда, его за вандализм в детском саду не повязали бы!
— В смысле?
— А в том смысле, что за кражу мелкой вещицы из магазина наверняка не было бы такой статьи, которую твоему Майору за детсад впаяют! Ему уж всяко больше четырнадцати-то лет!
— Не хочешь ли ты сказать, что это я во всем