Рудо Мориц - Его большой день
Но вместо Никиты пришла открытка, написанная русскими буквами. Мать дала ее Каролу, который хорошо понимал по-русски.
— На, читай!
И Карол прочел:
— «Мой милый друг Андрей!»
Значит, открытка была адресована их отцу. Карол читал дальше:
— «Привет тебе и всем бойцам отряда, которым ты можешь передать мой привет. А особенно Йозефу. Что делает наш смелый парнишка? Я хотел к вам приехать, очень хотел повидать вас, но наш обратный путь пролегает далеко от «Взрыва». Мы возвращаемся через Польшу, более короткой дорогой. Жаль, что не увидимся. Много мы пережили вместе, нам было бы о чем поговорить, о чем вспомнить. Но и домой надо торопиться. Строить надо. Я снова поеду на Урал, буду работать на заводе.
Оттуда я вам напишу, и вы обо мне тоже не забывайте!
Никита Владимирович».
— Так, значит, не приедет наш Никита, — огорчился Йожо.
Как он мечтал послушать рассказы Никиты о том, где он побывал! Конечно, и отцу будет жаль, что он не повидается с Никитой.
Йожо не мог усидеть дома. Он побежал на кирпичный завод. Надо рассказать Габриелю, что Никита возвращается домой через Польшу.
Он шел вдоль Буковинки. Из зарослей доносился крепкий запах трав. Над мягкой серебристой травой летали пестрые мотыльки. Их крылья поблескивали в золотистом солнечном сиянии.
Когда осенью Йожо прощался с этими местами, все живое на Буковинке как раз готовилось к зимнему сну, а сейчас снова ожило. Радостно распускаются молодые дубки, буки, грабы, калина. Весна и сюда принесла победу.
Над его головой застрекотала сойка.
Когда он подходил к кирпичному заводу, позади послышался лай. Он оглянулся и остановился. Его догонял Гром.
— Ты что, минуты без меня прожить не можешь? — стал выговаривать он псу. Но привязанность собаки оценил. Схватил Грома за ошейник, и оба они подошли к белому домику за кирпичным заводом.
Йожо просвистел старый условный сигнал: три протяжных, три коротких свиста, но вместо Габо вышла его мать.
— Габо дома?
— Там, — указала она на главное здание кирпичного завода. — Завод ремонтируют.
Увидев, что рабочие не ходят на завод, что машины стоят, а трубы не дымят, вражеские солдаты разозлились не на шутку. Им нужен был кирпич для ходов сообщения, бункеров и укреплений, а кирпичники исчезли, как сквозь землю провалились.
— Саботаж! — визжал высокий тощий офицер.
— Саботаж! — повторяли вслед за ним остальные.
Всех рабочих в селе дважды оповестили, но на работу все равно никто не явился. Тогда офицер приказал заминировать круговую печь.
— Раз она не работает на нас, пусть не работает ни для кого! — кричал он.
К счастью, заминировали печь недостаточно умело. Окончательно вывести из строя ее не удалось…
Сейчас, после войны, кирпичники, засучив рукава, стали восстанавливать печь. Части, которые разметал взрыв, заменили новыми.
Габриель с отцом тоже помогали.
Габо измазал всю спецовку. Остальные выглядели не лучше.
— Привет! — поздоровался Габо с другом. — Ты что, тоже пришел помогать?
— Если бы я знал… то был бы здесь уже давно, — сказал Йожо и покраснел, как будто стесняясь, что сам до этого не додумался.
— Мы и без тебя обошлись… Дней через пять все будет готово, — сказал Габриель с очень важным видом.
— Послушать тебя, ну прямо инженер! — вмешался в разговор мальчиков Ганзелик, руководивший ремонтными работами. — Но плохой инженер… Раз Йожо хочет, пусть приходит. Сейчас любая помощь хороша.
— Ладно! Завтра приду, — охотно согласился Йожо.
Ребята вышли. По дороге Йожо рассказал о письме Никиты.
Габо воспринял рассказ Йожо спокойно:
— Ну что ж, каждый спешит домой.
Некоторое время шли молча. Вдруг Йожо схватил приятеля за руку:
— Пошли к Верке!
— Пошли, если хочешь, — кивнул Габо.
Они свернули на тропу, поднимавшуюся вверх на Буковинку. Не к белому домику, а к опушке леса.
По дороге Йожо все время думал о девочке. Сначала они оттолкнули ее от себя, а потом ушла она. Навсегда. Вернувшись из лесу, они сразу узнали, что Верка умерла. Тетя Бачова рассказала им печальную историю:
— На кирпичном заводе немецких солдат много было, они там кишмя кишели… Командовали, как дома. И в нашем доме жило несколько. Просто пришли и расположились, как на ярмарке. Приказывали, что им варить, заставляли стирать белье. Что оставалось делать? Хорошо еще, что не узнали про отца. Я варила, стирала. А они только пили, играли в карты и шныряли по кирпичному заводу, как ищейки. Один из них, такой щеголеватый, стал приставать к нашей Верке. Гладил ее по голове, приносил конфеты, но она ни одной в рот не взяла и удирала от солдата. Однажды он был пьян в стельку и снова хотел ее погладить. От него несло винным перегаром. Вера ударила его по руке и крикнула: «Не гладьте меня! Вы наши враги!» Я побледнела и зажала ей рот. Но достаточно было сказанного. Он все понял, позеленел от злости, ударил девочку по лицу и крикнул: «И ты партизанка!» И выхватил револьвер. Верка хотела броситься ко мне, но пьяный солдат встал между нами. Тогда она увернулась, выбежала из дома и бросилась к Буковинке, надеясь спрятаться в лесу. Все это произошло так быстро, что я ничего не успела сделать. Разъяренный солдат побежал за ней, размахивая над головой револьвером, но, увидев, что она убегает в лес, закричал: «Стой!.. Стой!..» Она побежала быстрее. Ей страшно было, бедняжке. Вдруг она на что-то наскочила, раздался взрыв, и девочка упала лицом в траву. Лишь потом мы узнали, что эти подлецы из страха перед партизанами заминировали опушку леса. На опушке мы ее и похоронили.
Рассказав ребятам об этом страшном событии, Веркина мать утерла заплаканные глаза…
Теперь мальчики поняли, как когда-то обижали Верку. Она оказалась отважнее их.
Тропинка вела ребят вдоль леса. Верку похоронили на лугу под калиной. Могила была обложена дерном, на ней цвели весенние цветы.
Мальчики остановились у могилы. Гром тихо сел на задние лапы. Теплый и мягкий ветерок шелестел в кроне дерева. Калина тихо качалась, шурша ветвями. Ветки легонько поскрипывали. На некоторых веточках перезимовали плоды и теперь, сухие и черные, мерно раскачивались над могилой. Пес вытянул шею и тихо завыл, нетерпеливо поглядывая на мальчиков.
— Пошли! — сказал Габриель.
— Жаль, что Никита ее не знал, — сказал Йожо, когда они спускались по тропинке.
Потом друзья разошлись в разные стороны. Габо спустился к белому домику, а Йожо с Громом пошли вдоль Буковинки.
— Завтра обязательно приду! — крикнул Йожо вслед Габриелю.
— Приходи! — И Габо помахал ему на прощанье рукой.
Из охотничьей сумки (рассказы о природе)
1. Дядя Богдан
Никогда еще не ждал я отпуска с таким нетерпением, как в этом году. И не потому, что в городе от жары размягчился асфальт и я мечтал подышать свежим лесным воздухом. Право же, не в одном этом было дело! Я собирался провести отпуск не только приятно, но и с пользой.
Незадолго до этого я узнал, что в далеких Кисуцких горах, в глубокой долине, живет старый лесничий, который знает природу как свои пять пальцев и замечательно рассказывает удивительные охотничьи приключения… «Вот была бы книжка! — подумалось мне. — О такой только мечтать можно!» Сердце мое просто заныло от желания поскорее послушать этого прославленного, бывалого охотника.
Я написал дяде Богдану — так зовут этого лесничего, — спрашивая, можно ли к нему приехать. Ответ не заставил себя долго ждать. Лесничий писал, чтобы я приезжал: он все равно собирается взять отпуск во второй половине лета и ему по крайней мере будет со мной веселее.
После этого я, как маленький, стал считать, сколько еще ночей остается до отъезда.
Наконец долгожданный день наступил. Скорый поезд мчал меня к верховьям реки Ваг. Мелькали деревни и города, поля и луга, отдаленные холмы. А вот и Ваг. Словно цветы дикого мака, краснели здания новых гидроэлектростанций. Потом промелькнула строящаяся «Плотина молодежи», где люди кишели, как муравьи в муравейнике, пыхтели могучие машины, с грохотом проносились вагончики узкоколейки. И снова деревни и городки, мосты и фабрики. Равнины постепенно сменяются горами, которые поднимаются все выше к небу и с обеих сторон подбираются к поезду, словно хотят преградить нам дорогу. Ничего, так и не преградили! Вот и Жилина! Отсюда уже рукой подать до кисуцкого Нового города на берегу зеленоватой реки Кисуцы.
Наконец я в Кисуцах! Присматриваюсь к городу. Белеют новые домики вперемежку с почерневшими от времени деревянными. И новые такие веселые, словно улыбаются людям…
Я смешался с толпой, прислушался к разговорам и стал расспрашивать о том, что мне показалось интересным. Так, между прочим, узнал я и о дяде Богдане, и о том, как до него добраться. Едва я упомянул его имя, как мне прожужжали о нем уши: он, мол, такой замечательный охотник, и даже зверье покорно слушается его, а дядя Богдан прекрасно его понимает. И его участок в лесу — загляденье, такой там порядок. Рассказывая все это, мне показали дорогу в лесничество.
