Луиза Мэй Олкотт - Маленькие женщины
– Я поеду сразу, но, может быть, уже слишком поздно. О, дети, дети, помогите мне пережить это!
В течение нескольких минут в комнате слышались лишь всхлипывания, несвязные слова утешения, нежные обещания помощи и исполненный надежды шепот, тут же замиравший в слезах. Бедная Ханна оправилась первой и с неосознанной мудростью подала добрый пример остальным, ибо для нее работа была лучшим лекарством от всех скорбей.
– Да хранит Господь дорогого хозяина! Не буду я терять время на слезы, а сейчас же соберу ваши вещи, мэм, – сказала она с жаром, вытерла лицо передником, с чувством пожала хозяйке руку своей крепкой рукой и ушла работать за троих.
– Она права, нет времени плакать. Успокойтесь, дорогие, и дайте мне подумать.
Они попытались успокоиться, бедняжки, пока их мать села, бледная, но спокойная, и отвлеклась от своего горя, чтобы подумать, что делать с ними.
– Где Лори? – спросила она, когда собралась с мыслями и приняла решение о том, что необходимо сделать в первую очередь.
– Здесь, мэм. О, позвольте мне сделать что-нибудь! – воскликнул мальчик, торопливо выходя из соседней комнаты, куда он раньше удалился, чувствуя, что первый приступ семейного горя слишком священен, чтобы его видели даже дружеские глаза.
– Отправь телеграмму, что я выезжаю немедленно. Следующий поезд уходит рано утром; этим поездом я и поеду.
– Что-нибудь еще? Лошади наготове; я могу поехать куда угодно, сделать что угодно, – сказал он с таким видом, словно был готов скакать на край света.
– Отвези записку тете Марч. Джо, дай мне перо и бумагу.
Оторвав чистый кусочек от одной из только что переписанных страниц, Джо придвинула матери стол. Она хорошо понимала, что деньги для долгого, печального путешествия придется занять, и чувствовала, что могла бы сделать что угодно, лишь бы добавить хоть немного к этой сумме ради отца.
– Теперь поезжай, дорогой, только не убейся, не скачи на отчаянной скорости, в этом нет нужды.
Предупреждение миссис Марч было, очевидно, пропущено мимо ушей, так как пять минут спустя Лори промчался мимо окна на своей быстроногой лошади, скача так, словно спасал свою жизнь.
– Джо, сбегай ко мне на работу и скажи миссис Кинг, что завтра я не приду. По дороге купи то, что я перечислила в этой записке. Пусть запишут на мой счет. Все эти вещи понадобятся мне, я должна серьезно подготовиться к тому, чтобы ухаживать за папой. В госпиталях не всегда все есть. Бесс, сбегай и попроси у мистера Лоренса пару бутылок старого вина: я не так горда, чтобы не попросить ради папы; он получит все самое лучшее. Эми, попроси Ханну принести черный сундук. Мег, пойдем, ты поможешь мне отыскать мои вещи, а то у меня туман в голове.
Необходимость одновременно писать, думать и распоряжаться могла, конечно же, привести в смятение бедную женщину, и Мег уговорила ее посидеть спокойно в своей комнате и позволить им самим взяться за работу. Все разлетелись, как листья, подхваченные порывом ветра, и тихого, счастливого дома не стало так неожиданно, как будто слова телеграммы были заклинанием злого волшебника.
Мистер Лоренс пришел вместе с Бесс торопливым шагом и принес с собой все то, что, по мнению доброго старика, могло пригодиться больному, а также самые дружеские обещания взять под свою защиту девочек на время отсутствия матери, чем очень ее утешил. Не было ничего, чего бы он не предлагал, – от собственного халата и до самого себя в качестве сопровождающего. Но последнее было невозможно: миссис Марч не желала и слышать о том, чтобы старик предпринял долгое путешествие, однако в глазах ее промелькнуло выражение сожаления, ибо тревога – плохой спутник для путешественника. Мистер Лоренс заметил этот взгляд, сдвинул тяжелые брови, в задумчивости потер руки и неожиданно ушел, сказав, что скоро вернется. Никто еще не успел вспомнить о нем снова, когда Мег, пробегавшая через переднюю с парой галош в одной руке и чашкой чая в другой, неожиданно столкнулась с мистером Бруком.
– Я очень расстроен случившимся, мисс Марч, – сказал он ласковым, спокойным тоном, который прозвучал очень приятно для ее смятенного духа. – Я пришел, чтобы предложить себя вашей матери в качестве сопровождающего. Мистер Лоренс отправляет меня с поручением в Вашингтон, и я буду рад, если окажусь ей там полезен.
Галоши упали и чай чуть не последовал за ними, когда Мег протянула руку с таким выражением благодарности на лице, что мистер Брук счел бы себя вполне вознагражденным и за гораздо большие жертвы, чем такая мелочь, как время, которое он собирался затратить, и услуги, которые собирался оказать.
– Как все вы добры! Мама согласится, я уверена, и для нас будет таким облегчением знать, что там есть кому о ней позаботиться. Большое, большое спасибо!
Мег говорила горячо, думая лишь о матери, пока что-то в выражении устремленных на нее карих глаз не заставило ее вспомнить об остывающем чае и предложить мистеру Бруку пройти в гостиную и подождать там, пока она позовет мать.
Все было уже обсуждено к тому времени, когда Лори вернулся от тети Марч с запиской, в которую была вложена просимая сумма; в нескольких строчках тетя Марч повторяла все то, что часто говорила и прежде, – она всегда твердила им, как это нелепо, чтобы Марч шел в армию, она всегда предсказывала, что добра от этого не жди, она надеется, что в следующий раз они прислушаются к ее совету. Миссис Марч сунула записку в огонь, деньги – в кошелек и продолжила приготовления к отъезду, плотно сжав губы с таким выражением, что если бы Джо была рядом, догадалась бы, что оно означает.
Короткий вечер подходил к концу; все поручения были выполнены, Мег и мать занимались необходимым шитьем, Бесс и Эми накрывали стол к чаю, а Ханна гладила, по ее выражению, «очертя голову», но Джо все не возвращалась. Они начали тревожиться, а Лори отправился искать ее, так как никто не знал, что могло взбрести ей в голову. Он, однако, разминулся с ней, и она вошла в гостиную с очень странным выражением, представлявшим собой смесь веселья и тревоги, удовлетворения и сожаления, которое озадачило семью не меньше, чем пачка денег, которую она положила перед матерью, сказав несколько сдавленным голосом:
– Это мой вклад в то, чтобы обеспечить папе удобства и привезти его домой!
– Дорогая, где ты это взяла? Двадцать пять долларов! Джо, я надеюсь, ты не совершила ничего безрассудного?
– Нет, это мое по праву. Я не побиралась, не брала в долг, не воровала. Я получила их честным путем, и, думаю, вы не осудите меня, так как я всего лишь продала то, что мне принадлежало.
С этими словами Джо сняла шляпу. Раздался всеобщий крик: ее роскошные волосы были коротко обстрижены.
– Твои волосы! Твои прекрасные волосы!
– О, Джо, как ты могла? Вся твоя краса!
– Дорогая моя девочка, в этом не было никакой нужды.
– Она больше не похожа на мою Джо, но я еще крепче люблю ее за то, что она сделала!
– На судьбе нации это не отразится, так что не хнычь, Бесс. Это поможет мне излечиться от тщеславия, а то я начинала слишком гордиться своей шевелюрой. И мозгам пойдет на пользу, что эти космы убрали; моей голове теперь так восхитительно легко и прохладно, а парикмахер сказал, что скоро у меня будет отличный вид, как у кудрявого мальчика, и прическу легко будет держать в порядке. Я довольна, так что, пожалуйста, возьми деньги и давайте ужинать.
– Расскажи мне все, Джо. Я не совсем довольна, но не могу винить тебя; я знаю, как охотно ты преодолела свое «тщеславие», как ты это называешь, ради своей любви. Но, дорогая, это не было необходимо, и, боюсь, ты пожалеешь об этом уже на днях, – сказала миссис Марч.
– Нет, не пожалею! – отвечала Джо твердо, испытывая большое облегчение оттого, что ее выходка не вызвала однозначного осуждения.
– Что тебя на это толкнуло? – спросила Эми, которой скорее пришло бы на ум расстаться с головой, чем с ее красивыми кудрями.
– Я горела желанием сделать что-нибудь для папы, – ответила Джо, когда все уселись за стол, ибо здоровая молодежь может есть с аппетитом даже в разгар тревог и волнений. – Мне было неприятно, что маме приходится столько брать в долг, и я знала, что тетя Марч будет ворчать; попроси у нее хоть ломаный грош, она и то ворчать будет. Мег отдала все свое трехмесячное жалованье в уплату за дом, а я на свое купила себе одежду и поэтому была готова собственный нос продать, лишь бы достать денег.
– Незачем так корить себя, дитя мое; у тебя не было зимней одежды, и ты купила самое необходимое на свои собственные, трудом добытые деньги, – сказала миссис Марч, и взгляд ее согрел душу Джо.
– Сначала я даже не думала о том, что можно продать волосы, но, идя по улице, не переставала размышлять, что бы такое я могла сделать, и чувство у меня было такое, что хотелось заскочить в какой-нибудь богатый магазин и всего там нахватать. А потом в окне парикмахерской я увидела выставленные косы с обозначенной ценой, и одна, черная, далеко не такая толстая, как моя, стоила сорок долларов. И мне вдруг пришло в голову, что у меня есть способ получить деньги. Я, не задумываясь, вошла и спросила, покупают ли они волосы и сколько дадут за мои.
