Ахто Леви - Такой смешной Король! Повесть первая: «Король»
Карла обернулся, взял его за плечи, и они стояли, смотрели на столбы дыма, поднимающиеся то тут, то там в городе и за городом.
— Война на земле идет, не прекращаясь, — объяснил Карла. — Это все равно что приливы и отливы на море или как землетрясение: где-то сегодня, где-то завтра, где-то через год, где-то меньше, где-то больше, но всегда существующее. Бедствие это, стихийное бедствие!.. Это в природе человека, — сказал Карла задумчиво.
Помолчав немного, он спросил Короля:
— Ты любишь драться?
— Приходится, — признался Король. — Без этого как? В классе… Да вот на улице Моря находятся всякие, кто о себе воображает… Со всеми, конечно, не справиться, но…
Но если уж он, Король, знает, что справится, то никакой сопляк пусть не надеется.
— Можно ведь не иметь дело с тем, кто не нравится, — предложил идею главный королевский советник. — И если кто-нибудь не нравится, можно же мирно урегулировать?
Король махнул рукой. Карла столько знает, а не может понять пустяка: когда сопляки задирают нос, они должны быть за это наказаны. А если они не задирают нос, значит, они трусы и за это должны понести наказание, а если кто-то окажется к тому же морально нечистоплотен, пытаясь откупиться от Короля взяткой в виде книги о половой гигиене, того следует бить регулярно в порядке обучения общественным наукам.
— Вот видишь, — сказал Карла, — война и в твоей природе существует. То же самое происходит и в мировой политике: одни не уважают других, людьми не считают и тоже о себе воображают, а потому вечно друг друга убивают.
Раздался грохот, и все увидели столб дыма совсем близко.
— Это в Большой гавани, — сказал кто-то, — или это склад на Вильденбергской. Там, наверное, боеприпасы. Слышите, как трещит…
Действительно, с той стороны, где только что поднялся столб дыма и огня, теперь доносился треск, словно шел бой и стреляли из винтовок.
— Это патроны… — определил тот же человек, — горят.
В это время над их головами с ревом пронеслись самолеты. Все на мосту хором загалдели:
— Немецкие!
— Три немецких истребителя.
— Один русский, тот тупоносый, маленький.
Самолеты кружились на сравнительно небольшой высоте, словно устроили представление для находящихся на мосту. Они с ревом носились друг за другом, и с неба слышалась такая же трескотня, как со стороны горевшего склада боеприпасов. Король догадался, что треск — это пулеметные очереди. Шел воздушный бой. Но почему тупоносый один против трех врагов? Король был в недоумении: что же, у него товарищей нет? Когда не было войны, их много кружилось над бухтой, а теперь один…
Королю нетрудно было решать, за кого он. Конечно, за того, кто один против троих. Он — за справедливость. Из разговоров остальных на мосту он заключил, что они ни за кого не переживают.
— «Мессершмитты», — определил понимающе все тот же, по-видимому рыбак.
— А этот шустряк! — воскликнула одобрительно какая-то женщина.
А Король думал о том, видят ли Валдур и Свен воздушный бой. Он был горд, что видел своими глазами. Будет что рассказать.
Шустрый действительно был малый не промах: он то нырял вниз так же, как они это делали в мирное время, то вверх, то кувыркался, как Вилка зимою на снегу, и кто-то на мосту сказал:
— Хочешь жить — не так закрутишься.
Треск раздавался беспрерывно.
Однако сколько ни крути, ни верти, а одному против троих трудно, и немцы его подбили. Самолетик врезался в море неподалеку от маленького островка Лайамадала. Там, куда он упал, море неглубокое, и самолет, ушедший в воду носом, был виден, вернее из воды торчал его хвост с красной звездой. А летчик? Король все надеялся, что он вынырнет из воды и поплывет к берегу, но никто не появился, значит, утонул, а скоро и хвост самолета дернулся и исчез.
На мосту стало тихо. Женщина, сказавшая, что «этот шустряк», охнула.
— О господи! — прошептала она.
— Да-а… — произнес рыбак.
«Мессершмитты» все кружили, словно высматривая, кого бы еще утопить, но в небе больше никого не было, и они устремились в высоту в направлении Абрука. Раздался оглушающий взрыв там, где стояло Раннакохвик (кафе), и тоже столб дыма да огня метнулся ввысь, сразу же следом поднялось огромное черное облако у Ползучего острова, и секунду спустя от мощного взрыва даже в ушах треснуло, где-то с другой стороны тоже громыхнуло, кто-то определил:
— Это у Медвежьего озера.
Затем поднялся дым, и раздался грохот там, где дом Раджиевского. Грохот стоял превосходный.
— Это, конечно, интересно, — сказал Карла, — но если тебе не повезет, то не такие еще увидишь взрывы… Не дай бог!
И он потянул Его Величество за собой.
— Наверное, дома волнуются за тебя.
И правда, Король сам это предчувствовал, то есть предчувствовал, что приближается час очередной порки — урока общественных наук.
Урока общественных наук, к счастью, удалось избежать благодаря неожиданному появлению Сесси. Когда Король робко открывал дверь кухни в небесно-синем доме, он ждал гневных расспросов и всего последующего, но в кухне возились Хелли и Сесси, тут же и Алфред, раздался приветственный возглас Сесси, адресованный появлению Его Величества. Он успел сообщить, что… «мы с Тайдеманом смотрели, как самолет подбили», и Алфред вполне заинтересованно выслушал историю о том, как они «с Тайдеманом» были на мосту. Потому что шляться без Тайдемана неизвестно где, хотя бы на Каменном мосту, — это одно дело, а смотреть на происходящее в жизни «с Тайдеманом» — это другое дело. Во всяком случае, с Тайдеманом можно больше, чем без Тайдемана. Хотя они с Тайдеманихой и являются крохоборами, над которыми в их отсутствие насмехаются, но тем не менее Тайдеману принадлежат три дома, в том числе и тот, в котором живут они. Главная причина спасения Короля была все же Сесси. Одно к одному.
Состоялся ужин.
На ужин Хелли сварила гороховый суп с копченой свининой из ученого саареского кабана, который умел сказать спасибо после кормежки: подойдя к тому, кто ему подлил в корыто еду, он благодарно хрюкал. Кабана этого всегда ставили в пример Королю, когда тот, вылетая из-за стола, забывал говорить спасибо. Оказалось, кабан приказал «долго жить», так что Сесси привезла с собой его последний привет в виде ляжки. Отрезая от нее, Хелли сказала:
— Надо тянуть с этой свининой, поди знай, когда теперь до деревни доберешься.
За ужином Алфред расспрашивал Сесси про ее жизнь — где была все это время, хотя времени, в сущности, с тех пор, как она предпочла деревенский воздух их дому, прошло не так много. Но дело в том, что и в деревне, на хуторе Сааре, она не была.
Где же она была, эта неугомонная, своенравная Сесси?
Сесси не считала нужным подробно об этом рассказывать.
— Искала, где лучше, — сказала она. А из ее дальнейшего рассказа все узнали, что устраивалась она на хуторах в разных местах. А зачем?
— Что же все время на одном месте сидеть? Ничего и не увидишь в жизни, — так она объяснила свое поведение, которое Король находил вполне заслуживающим внимания, если не больше.
— Тебе придется взять Сесси в квартирантки, — объявила Королю Хелли после ужина, — так что будь ей внимательным кавалером.
Сесси постелили на легком топчане в комнате Его Величества, и это было ему по душе. Короля больше всего занимал вопрос: зачем пришла Сесси в город Журавлей, в небесно-синий дом теперь, в такое время? Надолго ли она здесь останется? Его бы устроило, если бы она осталась: такая перспектива сулила определенное расширение свободы действий: Сесси была бы в некотором роде громоотводом, отвлекающим от него внимание взрослых. Он без хитрости спросил у Сесси, когда они остались в его королевской спальне:
— Почему ты к нам пришла, Сесси?
Сесси не ответила. Она повела себя почти как Хромоножка — легкомысленно рассмеялась. Тогда Король решил немедля конкретизировать ситуацию:
— Ты теперь остаешься?
Сесси задумалась и молчала, она как будто не слышала заданного вопроса. Что же это такое?! Король немного даже обиделся. Ни с того ни с сего Сесси вдруг проговорила:
— Тебе уже девять? Как ты вырос…
Она стала гладить волосы Его Величества, который не был расположен к разного рода телячьим нежностям, он даже Хелли не позволял лишний раз себя облизывать, хотя нельзя сказать, что у Хелли таких поползновений не было, но Сесси… так и быть.
— А что такое любовь, как ты думаешь? — спросила Сесси.
Король не ответил, не мог, он молчал и думал — вопрос не из легких, но ему показалось, он уже начал догадываться, что любовь это…
— Это, наверное, когда тайно целуются — да?
Нет, Сесси совсем какая-то ненормальная: что он такого смешного сказал?
— Наверное, ты и прав насчет тайны, — согласилась она, наконец вдоволь посмеявшись.
