Лора Уайлдер Инглз - Долгая зима
Пока папа ещё не начал объяснять, что именно он имел ввиду, Лора успела подумать о городе, о весне, об участке, где всем находится дело и где все так счастливы. Нет, ей не нужно ничего другого. Она не хочет работать в городе.
Весна на гомстеде
Когда после прошлогодней октябрьской метели семья переехала в город, Лора некоторое время ходила в школу. Потом начались бураны, школа закрылась, и плотная снежная пелена на всю долгую зиму отгородила дома друг от друга, так что дни и ночи напролёт сквозь неё не проникало ни звука человеческого голоса, ни искорки света.
Всю зиму Инглзы просидели в маленькой тесной кухне. Замёрзшие и голодные, они скручивали жгуты из сена, чтобы поддерживать огонь в печке, и мололи в кофейной мельнице пшеничные зёрна, чтобы каждый день можно было испечь хоть немного хлеба.
И всю эту долгую зиму они надеялись, что вьюги когда-нибудь утихнут, что солнце снова засияет тёплыми лучами, и они смогут снова перебраться из города на свой участок.
И вот пришла весна. Просто не верилось, что по всей этой дакотской прерии, согретой ярким солнцем, ещё совсем недавно гуляли ветры и метели. Как чудесно снова оказаться на участке! Лоре хотелось только одного — быть весь день на свежем воздухе и греться на солнце.
Ранним утром, когда она с ведром в руках бежала за водой к колодцу на край болота, на горизонте во всём великолепии и блеске красок поднималось солнце. Взлетая с росистой травы, заливались утренней песней луговые жаворонки. Вдоль тропинки, навострив уши и поглядывая на Лору ясными глазёнками, скакали зайчата и откусывали на завтрак кончики нежных молодых травинок.
Лора принесла домой воды, схватила молочное ведро и побежала на склон холма, где щипала свежую траву корова Эллен. Пока Лора её доила, Эллен невозмутимо пережёвывала жвачку.
Струйки взбивали пену, и тёплый сладкий запах парного молока смешивался с ароматами весны. Роса холодила босые ноги Лоры, солнце припекало затылок, тёплый бок Эллен согревал ей щёку. Маленький телёнок, привязанный к отдельному столбику, испуганно хныкал, и Эллен успокаивала его ласковым мычанием.
Выдавив последние густые капли, Лора отнесла молоко в хижину. Часть мама отлила в ведёрко для телёнка, остальное процедила через чистую белую тряпку в жестяные кастрюли, и Лора осторожно спустила их в погреб. Потом мама сняла с вечернего удоя сливки, добавила снятого молока в ведёрко, и Лора пошла доить голодного телёнка.
Телёнок ещё не твёрдо держится на ногах, но с самого рождения знает: чтобы раздобыть себе еды, надо посильнее бодаться, и потому, едва почуяв запах молока, тычется розовой мордочкой в бок ведёрка.
Лора должна следить, чтобы телёнок не разлил молоко, и научить его пить, потому что сам он пока этого не умеет. Она смочила пальцы в молоке, сунула их в рот телёнку, а когда он облизывал их своим шершавым языком, тихонько ткнула его носом в ведёрко. Вдруг телёнок втянул молоко в нос, подавился, чихнул, молоко со свистом брызнуло обратно, а он изо всех сил снова ткнулся мордочкой в бок ведёрка. Лора не выронила ведёрко из рук, а молоко выплеснулось ей на платье.
Она опять дала телёнку облизать молоко с пальцев, стараясь удержать в равновесии ведёрко. Телёнок уже начал пить как следует, хотя под конец снова немного захлебнулся.
Потом Лора вытащила из земли железные колышки, перевела Эллен, телёнка и годовалую тёлку на свежую траву и забила колышки поглубже в землю. Солнце стояло уже высоко в голубом небе, и по всей прерии ветер колыхал травы.
— Скорее, Лора! Завтрак на столе! — крикнула мама.
Вернувшись в хижину, Лора вымыла в тазу лицо и руки, выплеснула искристую струю воды прямо на траву — там солнце её быстро высушит — и пригладила гребешком волосы. Перед завтраком у неё никогда не оставалось времена хорошенько расчесать волосы и заново заплести косы. Этим она займётся только когда окончит все утренние дела.
Сидя за столом рядом с Мэри, она окинула взглядом чистую скатерть в белую и красную клетку. блестящие тарелки, тщательно умытые лица и ясные глаза младших сестрёнок Кэрри и Грейс, весёлые улыбки папы и мамы. Из широко раскрытой двери и из окна веяло нежным ветерком, и Лора вздохнула.
Папа посмотрел на неё, понял, о чём она думает, и сказал:
— Я тоже думаю — как нам хорошо.
— Да, утро в самом деле прекрасное, — согласилась мама.
После завтрака папа запряг Сэма с Дэвидом и поехал в прерию распахивать новую землю под кукурузу, а мама начала распределять домашние дела. Лора больше всего любила те дни, когда мама шла работать на огород.
Чтобы Лора могла пойти с мамой, Мэри охотно предлагала взять на себя все домашние обязанности. Даже раньше, когда Мэри ещё была зрячей, она не любила работать на ветру и на солнце. И теперь она радовалась, что может приносить пользу дома.
— Я должна работать там, где можно видеть пальцами, — весело сказала она. — Мне не отличить ростки гороха от сорной травы, но зато я могу мыть посуду, стелить постели и играть с Грейс.
А Кэрри гордилась тем, что хоть она ещё маленькая, и ей всего десять лет, она может помогать Мэри по дому. Поэтому мама с Лорой могли спокойно отправляться на огород.
Теперь с Востока в прерию приезжало много людей. Они строили хижины на своих участках и восточнее, и южнее, и западнее Большого Болота. Каждые несколько дней фургон с незнакомыми людьми пересекал горловину болота, направлялся на север к городу, а потом возвращался обратно. Мама сказала, что с новыми соседями можно будет познакомиться только после окончания весенних работ. Весной некогда ходить по гостям.
У папы теперь новый плуг — специальный плуг для вспахивания нетронутой земли. Впереди у этого плуга было подвешено острое колесо, которое называлось дисковым ножом. Колесо катилось по земле и разрезало дёрн на прямоугольные полосы. За колесом двигался острый стальной лемех, который рассекал перепутанный корни травы, а затем поднимал полосы дёрна и переворачивал их корнями вверх. Каждая полоса дёрна имела 12 дюймов в ширину и была такая ровная, словно её отрезали ножом вручную.
Всем очень нравился новый папин плуг. Нынешней весной Сэм и Дэвид после долгого рабочего дня не падали от изнеможения и не грустили, как раньше, а радостно катились по земле, потом они, навострив уши, окидывали взглядом прерию и только после этого начинали щипать траву. Папа тоже не уставал и, сидя за столом, весело шутил.
— Провалиться мне на этом месте, если мой новый плуг не сможет работать сам по себе. Нынче, когда люди изобрели столько новых вещей, человеческой силы уже почти не требуется. В одну прекрасную ночь мой плуг решит сам двинуться по полю, а утром мы увидим, что пока мы спали, он сам, без лошадей и без меня, поднял два-три акра невспаханной земли.
Перевёрнутые пласты лежали по краям борозд, пёстрые от разрезанных травяных корней. По мягкой прохладной земле приятно пройтись босиком, и Кэрри с Грэйс частенько играли в бороздах. Лора тоже была бы не прочь с ними побегать, но ей уже пошёл пятнадцатый год, а большой девочке как-то не пристало возиться в земле. И к тому же днём она должна немного погулять с Мэри.
Закончив утренние дела, они выходили на прогулку. В прерии цвели весенние цветы, по травянистым склонам пробегали тени облаков.
Казалось странным, что раньше Мэри, как старшая, любила командовать сестрой, а теперь они выросли и словно стали ровесницами. Им нравилось подолгу бродить на ветру и на солнце, собирать лютики, фиалки и жевать свежие бледно-лиловые цветки кислицы, её похожие на клевер листочки и новенькие стебельки.
— У кислицы вкус весны, правда? — сказала Лора.
— Пожалуй, он слегка напоминает вкус лимона, — мягко поправила её Мэри. Прежде чем положить в рот кислицу, она всегда спрашивала: — Ты внимательно посмотрела? Ты уверена, что там не сидит какой-нибудь жук?
— Здесь вообще не бывает жуков, — ответила Лора. — Эта прерия такая чистая! Такого чистого места нет больше нигде на свете!
— Тем более, проверь ещё раз, — настаивала Мэри. — Мне не хотелось бы проглотить единственного жука во всей Дакоте.
Обе засмеялись. Мэри теперь была беззаботной и любила пошутить. Гляда на её безмятежное лицо и ясные голубые глаза, слыша её весёлый голос, трудно было поверить, что её окружает полная тьма. Раньше Мэри всегда была примерной девочкой. До того примерной, что Лора порой просто из себя выходила. Но теперь Мэри стала совсем другой. Однажды Лора призналась:
— Ты всё время очень старалась быть хорошей, хотя и на самом деле была хорошей. Но это меня так злило, что мне иногда хотелось тебя стукнуть. А теперь ты хорошая, хотя даже нисколько не стараешься.
Мэри встала как вкопанная:
— Что ты говоришь, Лора! Неужели тебе и сейчас хочется меня стукнуть?
