Бьянка Питцорно - Удивительное путешествие Полисены Пороселло
Может быть, по какому-нибудь необычному стечению обстоятельств, они, увидев ее, сразу узнали? Но в таком случае, почему никто ничего не рассказал ни ей, ни сестрам о временном исчезновении, которое так удачно закончилось? И почему не сказали Игуменье, что найденыш – их родная дочь?
Неужели они удочерили ее, считая чужой и ничего не зная о том, что та самая Полисена, которую они приняли и вырастили как родную – и которая в один прекрасный летний день ушла от них, – не какая-нибудь сирота, а их старшая дочь, чудесным образом вернувшаяся в Камнелун после стольких приключений на суше и в море?
– Зачем ломать голову над этими вещами? – говорила ей Лукреция. – Еще несколько дней – и они сами ответят на твои вопросы. И, в конце концов, какая разница? Они тебя любят, а ты любишь их. Разве этого не достаточно?
Дилижанс двигался вперед, изредка останавливаясь, чтобы сменить лошадей. В окошке перед подругами замелькали знакомые места: виноградники Пакувия, морское побережье, Туманная Скала, Урагальский пляж…
Камнелун показался на горизонте как раз в канун Рождества.
Лукреция, сидевшая на козлах рядом с кучером, разглядела вдалеке колокольню, зеленое пятно маркграфского парка, площадь с фонтаном и среди красно-бурых крыш крышу дома Доброттини. Натянув поводья, она остановила карету на обочине дороги. Спустилась и постучала в окошко:
– Полисена! Мы уже приехали!
У Полисены от волнения дрожали ноги. Как ее примут родители? А Агнесса? Отругают за непослушание и неблагодарность? Или накажут?
Внезапно она содрогнулась от одной страшной мысли, которая до сих пор не приходила ей в голову. А вдруг в доме никого нет, вдруг все умерли? Полгода – немалый срок, и могло случиться все что угодно: эпидемия, пожар…
А вдруг ее родители не пережили горя, когда она исчезла, а осиротевшие сестренки жили у бабушки Азаротти или в приюте? От этой мысли ее глаза наполнились слезами.
Тем временем Лукреция открыла кожаную сумку и пересчитала деньги, подаренные Изабеллой, складывая золотые монеты в три кучки.
– Этими заплатим кучеру. А остаток поделим пополам, согласна?
Полисена смотрела на нее непонимающим взглядом. К чему теперь подсчеты? Лукреция всегда сама отвечала за кассу и не спрашивала, сколько и на что тратить.
– Нам пора расставаться, – объяснила подруга, и в ее голосе слышалось волнение. – Тебе больше не понадобится моя помощь. Дилижанс подвезет тебя к самой двери дома. Видишь, все-таки ты вернулась в карете, как и мечтала, – с принужденной улыбкой добавила она.
– А ты куда? – растерянно спросила Полисена.
– Перезимую у Туманной Скалы, у своих старичков. Или на ферме у Пакувия.
Полисена не ожидала такого поворота событий. Она заплакала.
– Ты не можешь бросить меня в такой момент! Мы вместе пойдем к моим, и ты поможешь обо всем рассказать. Иначе никто не поверит!
Лукреция вздохнула, уступая:
– Ну хорошо! Все тебе разжуй да в рот положи. Хватит ныть. Я пойду с тобой.
В общем, она тоже не прочь была повидаться со своей подружкой Ипполитой.
Девочка помогла зверям спуститься с дилижанса, выгрузила тележку и пошла расплачиваться с кучером.
– Большое вам спасибо и счастливого пути! – пожелала она.
Звери радовались возможности размять ноги и принялись бегать и прыгать по лужайке возле дороги. Лукреция позволила им дать выход энергии, затем позвала к себе Рамиро и дала ему в лапы оглобли.
– Вперед, Труппа Рамузио! – повелела она.
Глава шестая
Они дошли до города затемно. На улицах было пустынно – все праздновали по домам канун Рождества и готовились к полуночной службе в церкви. Во многих домах ставни были отворены, и за стеклами окон виднелись комнаты, полные людей, которые ели и пили, пели и танцевали или беседовали возле камина. При свете свечей сверкали украшения из серебристой бумаги, хвойные ветви, алые ягоды рождественского падуба и белые ягоды омелы.
При виде всего этого Полисена затосковала о доме, тепле, уюте. Ее сердце таяло, как кусок масла на горячем хлебце. Она уже воображала себе красоту и обилие стола у себя дома. Агнесса всегда была великолепной кухаркой, а мамины изысканные украшения для праздничного стола славились на все графство.
Она пришла в замешательство, увидев, что, в отличие от остальных домов, дом Доброттини не был освещен, а двери не украшала ни одна хвойная веточка.
Все окна фасада были закрыты, а дверь заперта на цепочку. «Неужели они умерли?» Эта мучительная мысль снова пронзила Полисену. Но Лукреция уже успела обойти здание вокруг и обнаружила, что из кухонного оконца струился слабый свет.
– Иди сюда! – тихо позвала она.
Стараясь не обнаружить своего присутствия, девочки заглянули в щелочку между ставнями. В большой комнате не горело ни одной лампады, она была освещена лишь слабым огнем камина.
Агнесса, сгорбившаяся и постаревшая, убирала с нехитрого стола остатки обычного ужина безо всяких украшений, а все семейство, включая бабушку и дедушку Азаротти, сидело, скрестив на коленях руки, на скамье у очага. Был среди них также незнакомый господин средних лет, казалось, что он очень близко знаком с бабушкой и дедушкой.
Папа, мама, Ипполита и Петронилла были одеты во все черное. Полисена, поняв, что он были в трауре из-за ее исчезновения, почувствовала нечто похожее на удовлетворение. Но тут же раскаялась. Мама была худой и бледной, в ее глазах поблескивали едва сдерживаемые слезы.
– Ну что, постучим? – шепнула Лукреция.
– Тссс! Послушаем сперва, о чем они говорят.
Девочки напрягли слух, чтобы расслышать, о чем шла речь на кухне.
– Поэтому мы не можем праздновать первое Рождество без нее, – извинялся купец, обратившись к незнакомцу. Тут Петронилла всхлипнула и уткнулась лицом в бабушкины колени. Полисена почувствовала себя ничтожеством. Но, с другой стороны, ей было приятно, что они так страдали из-за ее пропажи.
– Я слышал, что она сама сбежала. Разве можно так убиваться из-за неблагодарной девочки? – спросил гость. – Вот награда за то, что ее приняли и вырастили, как собственную дочь!
«Так, значит, всем известно, что меня взяли из монастыря! – подумала с досадой Полисена. – Одной мне ничего не сказали».
– Почему же неблагодарная? Просто она очень чувствительная, – возразил отец. – Она была в шоке, вот и сбежала. Это мы сами виноваты. Надо было сразу рассказать ей правду…
Мама молча плакала, прижимая к себе Ипполиту.
– Бедная Джиневра! Ее можно понять. Это уже второй ребенок, которого она теряет, – заметил дедушка Азаротти.
– Второго? Я не знал, что у вас умер ребенок, – удивился гость.
У Полисены екнуло сердце. Второй ребенок! Значит, они не знали, что найденыш из монастыря и есть их родная дочь.
– Это произошло много лет назад, – пустился в объяснения купец. – Мы только что поженились, и наша двухмесячная крошка, старшая, была для нас светом в окошке. Но однажды она исчезла из колыбели. Поиски не дали результата. Наверное, она была похищена и съедена дикими зверями.
При этих словах мама заплакала еще сильнее.
Полисена и Лукреция, затаив дыхание, слушали под окном.
– От горя моя дочь заболела, – вступила в разговор бабушка. – Она плакала целыми днями и ничего не ела… Еще немного – и она бы умерла.
– Я не знал, как ее утешить, – добавил отец. – Прошел год, и от Джиневры, девушки, на которой я женился, осталась лишь тень. Она целыми днями лежала в постели, но не могла заснуть, не разговаривала и никого не хотела видеть.
– Все казалось напрасным, – грустно добавила мама. – Жизнь потеряла смысл… Точно так же, как и сейчас.
Ипполита схватила ее руку и поцеловала.
– Не плачь, мама, вот увидишь – Полисена вернется.
– Обязательно вернется! – решительно заявила Петронилла. – Я должна показать ей, как научилась ездить верхом… Она говорила, что я никогда не сумею.
Полисена снисходительно улыбнулась в темноте.
– Так мы жили, – продолжил свой рассказ купец, – пока я не зашел как-то в Вифлеемский монастырь. Мне надо было забрать у сестер дюжину вышитых салфеток, которые я намеревался продать на Западной ярмарке. Мне, как и всем, было известно, что монашки подбирали и воспитывали подкидышей, которых ночью люди оставляли на пороге монастыря, но не подозревал, что это как-то меня коснется.
Но в тот раз игуменья подозвала меня и сказала: «Мессир Виери, как вы знаете, этот год неурожайный. По деревням полно сирот, и с каждой ночью число наших маленьких гостей увеличивается. Мне известно, что ваша жена скорбит о потере дочурки. С вашей стороны стало бы добрым делом уговорить ее родить еще одного ребенка, который будет занимать и радовать ее мысли. Но еще большей добродетелью было бы отнести ей одного из наших маленьких беспризорников, которые уже родились на свет и никому ничего плохого не сделали, но уже сейчас обречены на полное скорби и лишений будущее…»