Лариса Романовская - Самая младшая
Полина – как и баба Тоня – верить в это не хочет. Может, это совсем чужая женщина (а регистратор неисправен). Просто у нее пальто, как у Ленкиной матери, и она живет в том же подъезде, где Песочниковы (а Катя-Жирафа за ней плохо кралась и неправильно подъезд запомнила). А фарш сам испортился!
А может, это случайно так вышло. Это такая данетка: мама Ленки решила покормить собак и купила для них фарш. По дороге она зашла в аптеку и купила лекарство. Пузырек с лекарством треснул, оно вытекло на фарш, и тот стал отравленным. Вот и ответ! И никто не виноват, а собак от фарша спасли Стас, Жирафа и Лысик.
– Вишня, не выдумывай сказок! – хмурится мама. – Тут дело судом пахнет.
– Ленкину маму в тюрьму теперь посадят? – шепотом спрашивает Полина.
– Черта с два! – Мама качает головой. – Тебе сказать, куда меня в полиции послали?
– Лесом. – Полина не любит, когда мама говорит неправильные слова.
– И лесом, и полем… В прокуратуру, может, написать?
– Ань, не горячись! – тоже хмурится баба Тоня. – Может, с ней по-хорошему поговорить, душевно? Все-таки не чужой человек. Может, у нее ум за разум зашел, надо разобраться.
– Да? Ну попробуй! – фыркает мама. – А мы посидим, послушаем. Только я звук на комнату пущу. Стас, диктофон!
– Уже, – говорит Стас и сперва лезет в холодильник за колбасой.
Баба Тоня набирает номер. Она сначала тихо говорит… А потом спрашивает: «Тут такое дело. Мы вчера ночью видели, как вы по двору собачью отраву разбрасываете. Это вы зачем?» И Стас по маминой команде регулирует звук на базе.
– А нечего бегать, заразу разносить! Я в санэпид звонила, чтобы их перестреляли всех. Так они волынку тянут, пришлось самой…
– Зачем? – спрашивает баба Тоня своим абитуриентским голосом.
– А они зачем? Одна такая тварь моего ребенка напугала! Я, думаете, это просто так оставлю?
– Я думала, вы приличная женщина! – строго говорит баба Тоня. – А вы вообще не человек! Сами вы…
– Да у вас там целая сумасшедшая семейка! Ваша соплячка меня уже грозилась машиной задавить! Нарожали, как кошки, а за детьми не следят! По вам соцопека плачет!
– А по вам Гринпис! – Баба Тоня хочет разговор закончить, но тыкает не в ту кнопку.
Голос Ленкиной мамы прячется в трубку, Полине не слышно ничего. Она и не помнит, что такое страшное Ленкиной маме пообещала. Но она бы и сейчас тоже так сказала.
– Ну ладно! – Полинина мама хлопает ладонью по столу. – Не хотите по-хорошему, убираем вазелин. Я тысячник или покурить вышла? Сейчас накатаю текст в блогах, устрою большой бемс! Поднимем его в топе и выйдем на СМИ.
– Мы продублируем, не вопрос! – Стас снова перематывает запись с регистратора. Уже на то место, где они отраву собрали. Там Стас с Лысиком просто перед камерой дурачатся. Играют, что Стас типа террорист, и Макс его разоружает мордой об капот. – Мам, пиши скорей, я Катьке с Дашкой ссылки кину, Катька – всей школе, а Дашка – всей конюшне.
– Ма, – вспоминает Полина, – а мне тоже надо на твой пост ссылаться?
Мама смотрит на клавиатуру внимательно, будто там вместо привычных значков шифр. Как из игры про розеттский камень, о которой мама сегодня продолжение написала. – Чем больше перепостов, тем популярнее новость. Понимаешь?
– Понимаю, – вздыхает Полина. – А я с Ленкой в блогах дружу. И в жизни тоже.
Мама молчит. И Стас молчит. Только на его ноуте всякие звуки от видеозаписи слышно.
– Разное в жизни бывает, – говорит вдруг баба Тоня и поворачивается к плите. Зайчик от ее заколки больше никуда не прыгает. Он вообще исчез.
Стрелочка «Назад»
Окошко для новой записи в мамин блог распахнулось на половину экрана. Можно прочесть заголовок со словом «смерть», длинную строчку кода для вставки фоток и начало маминого текста.
«В нашем дворе живет догхантерша. Вот посмотрите на снимке, какое милое лицо. Эта женщина убивает собак…»
Это пока только черные буквы на белом фоне. Пост еще не отправили. Можно нажать на кнопку со стрелочкой, и буквы исчезнут. Вот бы еще так можно было сделать со словами, которые вслух говоришь, и с разными поступками.
Если бы была такая стрелочка – для Полининой жизни, то она бы обязательно нажала. И стерла бы дружбу с Ленкой Песочниковой. Или у самой Ленки стерла бы ее маму. Ну или хотя бы всякие мысли и дела Ленкиной мамы.
Полина касается указательным пальцем «стрелочки». Но не нажимает. Может, мама все-таки передумает такое писать? Надо сейчас заклинание подобрать побыстрее. Полина же не для себя волшебства хочет, а для Ленки и для собак. Надо пожелать, чтобы мама согласилась пост не писать, и чтобы собаки не гибли, и чтобы Ленкина мама… Трудно делать чудеса так, чтобы всем от этого хорошо было.
У мамы телефон звонит, а она курит на лестнице. Придется ей туда трубку нести. А там на экране надпись – «папа». У папы дежурство сегодня, он роды принимает.
– Привет, а мама курит! Папа, ты чего звонишь?
– Не узнала меня? Ну богатым быть, спасибо тебе, внученька! – говорит дедушка Толя. Он сейчас из санатория звонит, а шум в трубке такой, будто дед до сих пор лежит в больнице.
Точно, ведь дед Толя – мамин папа! Мама его слушаться должна!
– У меня к тебе есть одно дело! Очень важное! Ты можешь маму перевоспитать?
– А что так? – У дедушки голос гудит, как эхо в арке дома. Это роуминг. Дедушкин санаторий далеко, под Кисловодском.
– Мне одно чудо сделать надо, а я не умею! – Полина старается говорить побыстрее, потому что мама вот-вот докурит! Хорошо, что дедушка все сразу понял. – Дед, так честно, но не честно. Пусть мама что-нибудь другое придумает! Скажи ей!
– Скажу! – говорит дед Толя. – Зови сюда маму!
Полина маме трубку сунула, а сама забыла у дедушки спросить, когда он домой вернется!
Мама долго говорит в трубку «угу» и «ага». Сперва злым голосом, потом виноватым. Полина ничего понять не может, но ходит за мамой, ей так спокойнее. А потом замечает свое отражение в зеркале. Родинка, кажется, даже еще вишневее стала. Это потому, что желания больше не исполняются. Может, это вообще всегда были просто совпадения. Если бы Полина вправду умела делать чудеса, то собаки бы не погибли.
– Да, пап, я поняла. Нет, не бойкот. Пап, я обещаю – так делать не буду. Ну придумаю что-то другое, хорошо. Не знаю что, но придумаю!
У мамы в руках сигаретная пачка, она вытаскивает оттуда фольгу. Серебристо-зеленую. Складывает колечком. И, разговаривая, это колечко надевает себе на палец. А колечко распрямляется в полоску. В зеленую ленточку. Как та, что дали Полине на митинге.
Та ленточка на школьном рюкзаке болтается, Полина к ней привыкла и поэтому ее как будто не замечала. И никак не могла о главном догадаться!
– Ты прав, пап. Но ведь надо же что-то делать! Она же так и будет их травить!
– Мама, я знаю, что надо!
Для чего нужна родинка
Они готовятся к этому митингу, как к Нелькиной свадьбе. Мама опять пишет большой список по пунктам и вешает его на дверь холодильника. И все понемногу свои пункты оттуда вычеркивают, а мама добавляет новые и все время всех хвалит. У нее голос стал настоящий, как раньше, когда ей по работе звонили. И она улыбается, а когда есть свободное время, то играет с Полиной в слова.
Они все очень здорово придумали. И всего за три дня. Папа на работе распечатывает много листовок, а потом они все (и Стас, и Полина, и баба Тоня, и Стасовы одноклассники) их расклеивают у подъездов и раскидывают по почтовым ящикам. Там написано, что в воскресенье на стадионе митинг будет про отравление собак. С представителями управы, полиции и с журналистами. Пусть все, кто может, приходят. И своих собак с собой берут.
Мама в конце листовки свой телефон оставила, и ей теперь все время звонили. То соседи, то журналисты, то френды – они тоже хотели прийти. А Полина боялась, что вдруг мама Ленки Песочниковой позвонит. Или сама Ленка во дворе встретится. Все-таки хорошо, что они с Ленкой теперь в разных школах. Полина не знает, как с ней разговаривать.
Они сидят на кухне, и Стас маме объясняет, что надо на митинге обязательно ящик для пожертвований сделать, для их приюта. А папа в этот момент разговаривает с каким-то дядькой из префектуры. А потом баба Тоня всем котлеты разложила и говорит:
– Пускай Полинка там свои стихи про собаку прочтет. Зря, что ли, их писала?
У Полины сразу в животе что-то заурчало – как котлета на сковородке. В ней страх с радостью так смешиваются, что ее даже тошнить начинает. И у мамы голос сразу меняется с рабочего на домашний, она Полине начинает объяснять, что все будет хорошо, и что к ним на стадион мамины френды придут, они про Полину давно знают, и стихи уже хвалили, и вообще мама ею гордится.
А папа просто говорит, что Полина справится. И что она не для себя это делать будет, а для собак. Так что нечего отказываться.
У бабы Тони котлеты с одного бока подгорели, а она не замечает: вписывает в висящий на холодильнике лист еще один пункт – про стихи. Говорит, что научит Полину читать с выражением. И пусть Стаська отладит микрофон. И не спит над тарелкой.
