Вильям Козлов - Президент Каменного острова
— Хватились через полчаса, — засмеялась Алёнка, отжимая волосы. — За это время можно сто раз утонуть.
Она подошла к мотору, но запустить его не сумела. Я тоже в этом деле не смыслил. А Коля и Рыжий без Президента не стали запускать мотор.
— Надо спасать их, — сказала Алёнка.
Сорока и Гарик наконец подплыли к лодке. Оба устали и тяжело дышали. Наверное, поэтому и не стали ругать Алёнку. Сорока раз пять дёрнул за трос, прежде чем мотор заработал. Свежая царапина вспухла на животе Сороки.
— Под лодкой пряталась? — спросил Гарик.
— Ага, — сказала Алёнка и посмотрела на Сороку.
Президент повернул рукоятку — и лодка, чуть накренившись, описала дугу и снова понеслась вперёд.
— Трудно управлять? — спросила Алёнка.
— Очень, — не поворачиваясь, ответил Сорока.
— Научи меня.
Алёнка встала за спиной Сороки, и он в двух словах объяснил ей, что нужно делать.
Алёнка чуть не опрокинула нас. Разговаривая с Сорокой, она вдруг резко повернула румпель, и лодка завалилась набок. Рыжий Лёха скатился со скамейки. Я думал, Сорока вырвет руль и отругает её, но он ничего не сказал. Положил руку на Алёнкину и выпрямил лодку. Гарик молча смотрел на них. Сорока хотел отойти, но Алёнка стала расспрашивать про мотор. Я видел, что Сороке не хочется разговаривать с ней. Ясно, что Алёнка нарочно пристаёт к нему. Она ещё ближе придвинулась к Президенту, её волосы щекотали его щёку. Сорока всё дальше отстранялся и унылым голосом объяснял. Наконец он не выдержал и повернулся к Гарику.
— Расскажи ты, — попросил он.
— Я уже усвоила, — быстро сказала Алёнка.
— Ну вот… — вздохнул Сорока и отошёл от мотора. Но тут же ему пришлось снова броситься к Алёнке: она во второй раз едва не опрокинула нас. Сорока молча взял Алёнку за плечи и посадил рядом с Гариком. Она надулась и замолчала. Когда приблизились к берегу, я спросил:
— Каменный Ручей?
Сорока кивнул.
— Я хочу на берег, — сказала Алёнка.
Каменный Ручей, о котором я много слышал, представлял собой огромную заводь с излучинами, заросшую камышом и кувшинками.
С одной стороны берег круто вздымался к сосновому бору. На пологом спуске росли маленькие ёлочки, кусты. Прошлогодние листья устилали мох. У самого берега из воды одиноко торчал обугленный столб. На нём сидела сорока. Увидев нас, она резко крикнула и улетела. В низине, где кончалось озеро, стояла маленькая баня и бревенчатый дом лесника. Пять лодок, наполовину вытащенных из воды, лежали на травянистом берегу. За домом желтела изрезанная глубокими колеями песчаная дорога. Женщина, с подоткнутой спереди юбкой, полоскала на кладях бельё. Она взглянула на нас и снова согнулась над бельём.
— Стоп! — скомандовал Президент и заглушил мотор.
Глава тридцать девятая
— Я вам покажу медвежью берлогу, — сказал Сорока.
— Медведь не рассердится? — спросила Алёнка.
— Не знаю, — ответил Сорока.
— Откуда тут медведи? — сказал Гарик.
— Две недели назад я видел, — ответил Сорока.
— Медведя? — с сомнением спросил Гарик.
— А может быть, медведицу, — сказал Сорока.
— Где эта берлога? — спросила Алёнка.
Лёха и Коля остались в лодке, а мы отправились в путь. Две глубокие колеи — след от тележных колёс — прорубили сосновый бор. Рядом с дорогой узкая тропинка. Серые древесные корни косо пересекали тропу. Я осторожно шагал, поглядывая под ноги. Мы все были босиком, лишь Алёнка в лёгких тапочках на босу ногу. Свои сандалеты я забыл в лодке и теперь ругал себя. Я уже расшиб палец на тропинке, а что дальше будет? Я не испытывал большого желания смотреть на медвежью берлогу. А вдруг этот медведь не только зимой спит, а и летом? Может быть, ему нравится жить в своей берлоге круглый год. Кеша ещё маленький, и то, когда обнял меня, — кости затрещали. Кеша ручной, а настоящий медведь не будет с тобой долго чикаться. Обнимет — и дух вон. От него нигде не спрячешься. Медведи не хуже обезьян по деревьям лазают.
Я нагибался и срывал крупную землянику. Она росла на обочине. Земляника была вкусная и пахла вареньем. Мы поднялись на обросший седым мхом холм, и Сорока свернул с дороги в лес. Идти стало труднее. В ступни впивались сучки, сосновые иголки. Сорока шёл уверенно, не оглядываясь, словно пятки у него из железа.
Лес поредел, и мы вышли на огромную поляну, окружённую вековыми соснами. По ногам стали хлестать твёрдые стебли с крошечными сиреневыми цветами. Стояла полуденная тишина. И даже куропатки, взлетевшие впереди нас, не нарушили эту тишину.
Мы наискосок пересекли поляну. Началась чащоба. Деревья почти вплотную стояли друг к другу. В одном месте когда-то давно пронёсся сокрушительный вихрь и прорубил небольшую просеку. Вырванные с корнем деревья не упали — братья и сёстры поддерживали их, уже погибших, с опавшей листвой, не давали им лечь на землю.
Сорока пошёл медленнее. Я вдруг вспомнил про змей, и мне не захотелось идти дальше. Я старательно обходил гнилые пни и коряги. Мне казалось, что под обломками деревьев кишат чёрные гадюки. Гарик наколол ногу и теперь хромал.
— Близко, — негромко сказал Сорока.
Непонятная тревога охватила меня. Глухой тёмный бор таил какую то угрозу. Когда еловая лапа, отпущенная Гариком, хлестнула меня по щеке, я чуть не вскрикнул. Небо над головой пропало, стало сумрачно и сыро. Я обратил внимание, что иголки на елях не зелёные, а сизоватые с сединой. В эти дебри солнце не заглядывает. Под ногами чавкает сочный зелёный мох. Я ткнулся носом в клейкую паутину. Замахал руками, срывая её. У меня было такое ощущение, словно я попался, как муха.
Тягостное настроение исчезло, как только ноги почувствовали твёрдую почву, а над головой снова засияло солнечное небо. Мы выбрались из глухой чащобы в ровный бор. И тут Сорока остановился.
— Пришли, — сказал он.
Мы осмотрелись: берлоги не видно. Я даже наверх посмотрел: не устроил ли медведь себе жилище на дереве?
— Подождите меня, — сказал Сорока и направился к толстой сосне. Вот он миновал её, затем обогнул ель и замер. Мы увидели два поваленных дерева, поверх которых кое-где был набросан валежник, сухие, вывернутые с корнями ёлки. Это и была берлога.
Гарик двинулся к Сороке. Алёнка и я остались на месте. Сорока подошёл к берлоге и, нагнувшись, заглянул. Он почти до половины туда забрался; у меня заныло сердце: а что, если сейчас раздастся страшный рёв и медведь подомнёт под себя Сороку? Гарик подошёл и тоже заглянул в берлогу. Потом крикнул нам:
— Хотите посмотреть на спящего медведя?
Мы не успели ответить. Произошло что-то непонятное: Сорока вдруг отпрянул от берлоги и стал пятиться в нашу сторону, а Гарик, тихо вскрикнув, скакнул вбок и помчался что было духу совсем в другую сторону.
— Серёжа, — произнесла Алёнка, — посмотри, кто… — Она не докончила фразу и замерла с открытым ртом: из-за толстой сосны, стоявшей напротив берлоги, один за другим выкатились три лохматых коричневых медвежонка. Ещё меньше, чем Кеша. Они бесстрашно двигались на Сороку. Передний остановился, встал на задние лапы, то же самое сделали и остальные. Будто по команде. Сорока коснулся рукой дерева и наконец повернулся к нам.
— Уходите, — негромко сказал он.
— Какие хорошенькие! — проговорила Алёнка, глядя на медвежат, которые всё ещё стояли на задних лапах и с любопытством смотрели на нас.
Сорока взглянул через плечо на медвежат, осторожно ступая, подошёл к нам и, взяв Алёнку за руку, повёл за собой. Мне было совсем не страшно, я не понимал, чего все испугались? Медвежата такие славные, они совсем не прочь с нами поиграть. Как Кеша. У меня даже мелькнула мысль, что хорошо бы одного с собой унести. Был бы у Кеши товарищ.
Сорока всё убыстрял шаги и наконец побежал, всё ещё не выпуская Алёнкиной руки. Сорока нас не повёл в чащобу, он свернул в сторону, и мы обходным путём вышли на знакомую поляну. И только здесь он остановился.
— Вы его разбудили? — спросила Алёнка.
— Кого? — удивился Сорока.
— В берлоге никто не спал?
Мы с удивлением смотрели на Сороку, а он на нас.
— Подождите… — сказал он, что-то соображая. — Вы не видели медведицу?
— Медвежат видели, — сказал я. — Три штуки.
— Возьмём одного? — предложила Алёнка.
— А Гарик где? — спросил Сорока.
— Как ударил в сторону, только пятки засверкали, — сказал я.
— Ждите меня здесь, — сказал Сорока и помчался в бор.
Алёнка проводила его взглядом и посмотрела на свою руку.
— Сжал, как тисками, — сказала она.
— Говорил про какую-то медведицу… — Я наконец сообразил, в чём дело. — Они напоролись на медведицу!
— Она может сюда прийти… — сказала Алёнка озираясь.
— Не велел уходить… — Я взглянул на ближайшую сосну. Мне стало не по себе. Алёнка взяла меня за руку. Медведица может прийти сюда по нашим следам…
