Креативный «пятый альфа» - Ирина Ивановна Асеева
Вот и в этот раз она улыбнулась и назвала мою фамилию. Улыбка у неё красивая, про такую на литературе говорят «лучезарная». Но мне от её лучей что-то плохо стало.
– Расскажи-ка мне, Парапланов, – сказала Алёна Николаевна, когда я к доске вышел, – про слонов-каннибалов, которых ты в самостоятельной описал.
Посмотрел я на карты на стенах, на гипсовые бюсты римских цезарей на шкафах с книгами, потом на Бориса. Боря смотрел на учебник истории, словно там обложка ожила.
– Это такие слоны были, – сказал я. – Их один полководец натренировал, чтобы они боевыми стали. Они врезались в строй врага, ломали колесницы и головы пехотинцам откусывали. Их за это называли слонами-каннибалами.
Ребята почему-то захихикали. А Боря стал пялиться в окно так, словно туда Человек-паук время от времени заглядывает.
– Так, – вздохнула Алёна Николаевна. – А что ты можешь рассказать про царя Персии?
– Это про какого, – уточняю я. – Про Дария или про Ксерокса?
Тут ребята засмеялись, хотя я ничего смешного не сказал.
– Как второго царя звали? – спросила Алёна Николаевна.
– Ксерокс, – отвечаю уверенно. – Он всегда молниеносно одерживал победы, поэтому в честь него копировальный аппарат назвали. Он тоже молниеносно всё делает.
Полкласса под столами лежало от смеха. Только Боря сидел красный и не смеялся.
Я огорчился: похоже, «двойка» обеспечена. Но тут же обрадовался, потому что вспомнил, какая часть самостоятельной у меня замечательно написана. Мы это в прошлом году по истории мировых религий проходили.
– Алёна Николаевна, – говорю, – но про принца Гаутаму у меня всё правильно!
– Эх, Парапланов, – вздохнула Алёна Николаевна, и её улыбка погасла, – то слонов полководца Ганнибала превращаешь в слонов-каннибалов, то из могущественного царя Ксеркса копировальный аппарат делаешь. Не заслужил он такого, не заслужил.
– Но Гаутама, – напомнил я.
– Что Гаутама? Написал ты про него верно, молодец. Только надо было рассказать один из мифов Древнего Китая.
– Ну да, – говорю. – Так и есть.
– Немножко перепутал. Миф о Гаутаме родом из Индии.
– Но они же рядом! – Это я по географии помню. – Может, эта легенда из Китая в Индию переползла. Она же древняя. А что там было, в древности, никто не помнит.
Алёна Николаевна только головой покачала. И в журнале что-то поставила. Я надеюсь, что «три», но боюсь, что нет.
А улыбка у неё всё равно очаровательная.
Засекай время!
– Засекай время! – В руках Ильи Колесникова мелькают пятна. Полкласса смотрит на его пальцы. Это как фокус. Он у Ильи всегда получается. Но не всегда за время, на которое он рассчитывает.
– Есть! – Вверх взмыла рука с собранным кубиком.
– Пятьдесят две секунды, – сообщил Боря.
Илья помрачнел. Ещё бы: рекорд класса – тридцать девять секунд, личный рекорд Ильи – сорок семь.
Кто первый принёс в школу кубик Рубика, не помню. Но заболел им почти весь класс. Лёва на литературе под столом собирает, на истории бумажкой с формулой шуршит. Веня в столовую кубик таскает, он у него блестит и колбасой пахнет.
Оказалось, кубик три на три – ерунда. Научиться его собирать проще, чем тридцать слов по английскому выучить. Именно по столько нам задают каждый раз – развивают, стараются. Кубик пять на пять тоже не очень сложно. Труднее всего собирать четыре на четыре.
Сидим мы как-то с Ильёй Колесниковым на нашем любимом диване – красном, с порезом на боку. Илья учит меня собирать кубик четыре на четыре. Илья очень умный. Он когда хочет, решает всё первый в классе. Когда хочет, к доске в одних носках выходит, без ботинок.
Сидим мы, крутим кубик скоростной: щёлк-щёлк-щёлк, – несколько раз в секунду. Рядом Вика села. Смотрит так, словно мы конфеты едим, а ей не даём. И говорит:
– Подумаешь, кубик Рубика. А я слова на ходу могу переворачивать.
– Это как, – заинтересовался Илья, не поднимая головы, – задом наперёд, что ли, произносить?
– Нет, менять смысл на противоположный. Например, – Вика задумалась, подняла голову вверх. – Вместо «белый потолок» говоришь «чёрный пол». Вот что я сейчас скажу: «Мы, девочки, умные»?
– Сама ты дурочка, – обиделся Илья.
Вика, не отрывая взгляда от кубика, сообщила:
– Я и стихи могу переворачивать. Вот смотрите:
Сад звонкий частично в синих животных,
На нём дуб стоит молчит.
А под рекой, как в реальности,
Страшная Алёнушка лежит.[1]
– Прикольно, – сказал я.
А Илья прищурился:
– Ты «совсем» пропустила.
И снова: щёлк-щёлк-щёлк – собрал! И мне протягивает:
– Попробуй!
Я ещё не до конца понял, как его собирать, и говорю:
– Нет, я лучше Фонарёву научу три на три собирать.
А она, вредина, глаза прищурила и фыркнула:
– Меня ваши игрушки не интересуют!
Илье перевертыши понравились. Он две перемены так разговаривал, к третьей совсем разучился по-человечески говорить.
Идёт по коридору директор, все ему «здравствуйте» говорят, а Илья – «до свидания!». И головой кивает. Хорошо, нас много в коридоре, Николай Николаевич не услышал. Но Илья всё равно влип, только чуть позднее.
Вика с Ильёй перевертышами про английский разговаривали. Илья быстро мозг приучил переворачивать, а Вика чуть подтормаживала.
– Кто вам сделано по французскому?
– Стихотворение «Твой необычный ужин» не надо было петь.
– Ты её вспомнила забыть! – горестно вздохнул мой друг, раскрыл тетрадь и стал учить тему «Мой обычный завтрак».
Вика была довольна, словно кубик Рубика собирать научилась. Она надеялась, что рубикомания закончилась и настала эпоха перевёртышей. Мне её улыбочка так не понравилась, что я демонстративно перед ней кубик стал крутить. Свой, три на три. Она делала вид, что не замечает.
Тогда я стал листочком с формулой сборки ей в тетрадку тыкать:
– А что это у тебя тут написано так неразборчиво? – спрашиваю.
Она сначала не поняла, а потом формулу увидела, покраснела и превратилась в чудовище. Ростом выше стала и раздулась на две парты. Листочек ни в чём не повинный с формулой сборки кубика скомкала и в дверь кинула. Как раз Лилия Геннадьевна в класс входила.
Вот только перед Лилией Геннадьевной Жанка вбежала. Она и поймала бумажку. Лбом. Точно в середину – спортсменка, залюбуешься!
Жанка хотела заорать, но увидела совиные глаза красной Вики и передумала. Вика в
