Грибная пора - Алексей Фёдорович Ярушников
— Мамочка! Дедушка! Папочка! — просила Катя. — Купите мне это яичко! Ничего мне больше не надо!
— Ну ладно! — сердито сказала мама. Она порылась в кошельке и заплатила мужчине рубль.
Всю обратную дорогу девочка гладила яйцо, глядела на него и счастливо улыбалась. Мотоцикл быстро мчался по накатанному просёлку. За рулём сидел папа. Дедушка — сзади, мама в люльке держала на коленях Катю.
Бабушка оставалась дома. Узнав про яйцо, всплеснула руками:
— Это ещё зачем?
— А затем, что Катерину больше на базар не возьмём, — проворчал папа.
Всей семьёй думали, что делать дальше с приобретением. Тут и надумали: бабушка положит его под гусиху, которая парила свои яйца в пе́стере под лавкой.
— Ладно бы, если яйцо не застужено. Тогда хоть не зря рубль заплатили, — сказала бабушка. — А лебедя мы потом на волю отпустим.
Катю уговаривать не пришлось. Ей самой сильно захотелось, чтобы из яйца вышел маленький лебедёнок.
Каждое утро Катя просыпалась с одним вопросом:
— Ещё не выпарился?
За день несколько раз прибегала спросить у бабушки. Вечером, ложась спать, всех предупреждала:
— Если вдруг выпарится, разбудите меня.
Через две недели, рассматривая яйцо на свет, бабушка сказала:
— Кажется, запарено!
— Как это, бабушка, запарено? — спросила Катя.
— А так! В каждом здоровом яйце есть маленький зародышек. Стоит такое яйцо поместить в тепло, зародышек начнёт расти, пока не вырастет в птенца. Потом, когда птенцу станет тесно в яйце, он разломает скорлупу и вылезет на свет.
Однажды утром бабушка разбудила Катю, поцеловала в обе щеки, взяла на руки и поднесла к шестку, где в большом сите попискивало серое существо. Увидав Катю и бабушку, оно поднялось, покачалось на лапках, неуклюже прошлёпало к краю сита, вытянуло шейку и отчаянно запищало.
— Вот он, твой лебедёночек! Первым вышел!
Катя засветилась от счастья:
— Бабушка, а можно мне с ним поиграть?
— Зачем? Он ещё маленький, слабенький… Лебедь — не игрушка, внученька. Он — птица важная. Вырастет большим и белым.
— Как белое яйцо?
— Как снег!
Всё же бабушка дала на минутку подержать лебедёнка в руках, потом снова посадила в сито на тёплый шесток.
Через два дня в этом сите запопискивали одиннадцать маленьких гусят.
Гусиный папа услышал их сквозь стены. Он бегал и кричал во дворе, махал крыльями, залетал на завалинку и пытался заглянуть в окно. Когда гусята обсохли и немного окрепли, бабушка выпустила их к гусихе на пол и впустила в комнату гуся. Увидев выводок, гусь победно закричал: «Га-га!!!»
Затем гусь подбежал к гусихе, стал благодарить её за гусят. Он, раскланиваясь, поднимал голову, дотрагивался клювом до её перьев, непрерывно лопотал на своём языке. Усталая и тоже счастливая, гусиха отвечала ему. Наговорившись с гусихой, гусь осмотрел потомство. На лебедёнке задержал взгляд дольше, посмотрел на него с одного бока, посмотрел с другого, признал за своего, ласково загоготал и стал делать странные вещи. Он подпрыгнул, не сказать чтобы очень ловко, присел, снова подпрыгнул, зашлёпал по полу красными лапами.
Бабушка сидела в углу и держала внучку на коленях.
— Бабушка, это он чего? — прошептала Катя.
— Пляшет.
— Разве гуси пляшут?
— Ещё как!
Гусь действительно плясал. Куда девалась вся его неуклюжесть. Он так пришлёпывал лапами по половицам, так ладно приседал, так высоко и важно вытягивал шею и крылья, так легко поворачивался, что у Кати захватило дыхание.
С этих пор Катя сделалась настоящей гусиной пастушкой. Первый раз проводить гусей на болото помогла бабушка. Катя махала хворостиной и прикрикивала на шипевшего гуся. Катин надзор был просто необходим: гусята и лебедёнок могли свалиться в яму или заблудиться в конопле и крапиве, где их караулили кошки.
Неуклюжие на земле, гусята проявляли прыть и резвость в воде, и Катя переставала за них бояться. Она спокойно ходила по берегу, отыскивала и ела листья щавеля.
Лебедёнок мало чем отличался от гусят. Он был немного крупнее и подвижнее. Всё же, угощая гусят хлебом, Катя ему первому протягивала ладонь с крошками, с ним первым заговаривала о житье-бытье, о здоровье и настроении.
Быстро текли летние дни. Уже поспела земляника, наливался в стручках горох, а мама и дедушка стали привозить с работы душистую лесную клубнику. Бабушка пекла удивительно вкусные пироги.
Росли хлеба и травы. Подрастали и гусята и лебедёнок. Он так махал крыльями, что Катя отходила подальше: вдруг собьёт. Когда он встал на крыло и пролетел немного, Катя кричала ему вдогонку:
— Лети! Лети далеко!
И он летел — день ото дня выше и дальше. Катя пробовала бежать за ним, махать руками и лететь, так же важно, медленно и удивлённо рассматривая землю сверху. Но у неё это никак не получалось. Она бежала за лебедем, подпрыгивала, падала, снова бежала и… возвращалась к стае. За лебедем стали летать и гусята.
Однажды вся стая поднялась в воздух. Катя думала, что гуси полетят привычным путём — с болота на реку. Катя побежала за ними, но гусь-отец поднимался всё выше и выше. Он увлекал за собой остальных. Напрасно Катя ждала стаю на берегу и час, и другой. Домой она пришла в слезах. Бабушка вытерла Катины слёзы и сказала:
— Не плачь, внученька! Это они на овсы полетели. Из года в год так. Как на крыло встанут, так и летят в поля на овсы.
— А они… не насовсем?..
— Пока нет. Но вот когда хлебушко уберут, упадут листья с деревьев, подует северный ветер, полетят птицы в тёплые края — могут и наши гуси за дикими утянуться. Тогда надо ухо держать востро. Молодняку придётся маховые перья подрезать. Без маховых перьев они никуда не улетят.
— А старым?
— Старые куда без своих деток? Покричат, полетают, да всё равно к ним.
Едва успели