Герцель Новогрудский - Большая Жемчужина
За этим дело не стало. Три сына Нкуэнга уже бежали один за другим от банановых зарослей к садку. Каждый бережно нёс в сложенных вместе ладошках no пригоршне крупных волосатых, извивающихся гусениц.
Не надо думать, что маленькие островитяне набрали их по своей охоте. Нет, это Нкуэнг, ещё подходя с моря, крикнул, чтобы они немедленно бежали за кормом для прилипалы. А мальчики, услышав распоряжение отца, даже застонали от огорчения. Им очень хотелось посмотреть, как вытягивают черепаху из воды. Но что поделаешь, пришлось подчиниться. И в далёкой Океании непослушным детям достаётся иногда от отцов так же, как во всех остальных уголках земли. Родительские шлепки всюду одинаковы.
ОПЯТЬ ШХУНА
Прошло несколько дней, и Умали, старший из трёх сыновей Нкуэнга, вбежал утром в хижину с новостью.
— Стучит! — крикнул он. — Шхуна идёт!
Охотник вышел к морю. С низкого берега судна видно не было, но стук керосинового мотора доносился явственно. Знакомый звук: чуть глухой, чуть с дребезжанием. Так стучал двигатель на шхуне минданайского торговца. Быстро же время прошло! Минданаец был здесь в прошлый раз в полосу дождей. А с тех пор луна успела три раза стать круглой и снова похудеть.
Весть о приближении шхуны дошла до ушей не одного Нкуэнга. На берег не вышли только самые маленькие, которые ходить не умеют, и самые старые, у которых сил нет. Прибытие судна — событие. К нему здесь никто не остаётся равнодушен.
Дребезжащий звук приближался. Скоро на горизонте заметна стала и сама шхуна — сначала мачта, потом тонкая, закопчённая труба, потом мостик со штурвалом, потом весь высящийся над водой грязновато-серый корпус.
Судно, как всегда, бросило якорь примерно в километре от линии прибоя. Но с палубы на этот раз спустили на воду не вёсельную лодку, а моторку. В неё спрыгнули два чёрных матроса, на которых, кроме тряпки вокруг бёдер, ничего не было, за ними степенно сошёл по трапу смугло-жёлтый минданайский купец в чесучовой куртке, а за минданайским купцом — рослый человек в коротких, до колен, штанах, ботинках на толстой подошве, с киноаппаратом через плечо и пробковым шлемом на голове.
— Смотрите, к нам белый человек приехал, — сказал кто-то из островитян.
СКУЧНЫЙ СЛУЖИТЕЛЬ СКУЧНОГО БОГА
Нельзя сказать, что на Тааму-Тара белые люди никогда не бывают. Нет, иногда заглядывают. Изредка.
Приезжал как-то скучный человек в широкополой шляпе и назвал себя служителем бога. Скучным голосом стал укорять островитян за то, что они безбожники, грозить им всякими неприятностями на том свете.
«Страшитесь кары небесной!» — говорил служитель бога океанийцам, поднимая кверху длинный, хорошо отмытый указательный палец.
Островитяне слушали, но мало что понимали. Тот свет… этот свет… кара небесная… Они ведь ничего плохого не делают, зачем же им грозить?
С появлением белого не стало танцев при свете костра. Скучный человек запретил. И песни не велел петь. «Как богу противно смотреть с неба на языческие танцы, — сказал он, — так противно ему слушать языческие песни».
Приезжий через каждые два слова вспоминал о боге, и выходило, что его бог даже скучнее, чем он сам.
В общем, когда скучный служитель скучного бога, побыв немного, уехал, все на Тааму-Тара очень обрадовались. Легче дышать стало.
ВЕСЁЛЫЙ ВЕРБОВЩИК
Ещё побывал на Тааму-Тара вербовщик. Не скучный, а весёлый, всех хлопал по плечу, о боге не говорил, зато расписывал, как хорошо будет тем, кто поедет работать на ананасные плантации белых хозяев. Ананасы выращивались на каком-то далёком большом острове, и вербовщик уверял, что жизнь там — одно удовольствие: работа лёгкая, пища сытная, жилища просторные и в добавление ко всему — деньги. Много денег. Проработав три года, люди вернутся домой богачами. Каждый сможет приобрести себе лодку с мотором, купить много пёстрой материи для жены и детей.
Вербовщику поверили. Несколько человек приложили большой палец правой руки к подушечке с краской и к бумаге, оставили на бумаге чёткий отпечаток пальца вместо подписи и уехали выращивать ананасы.
Ну и обманули же их! Прошёл положенный срок или немного больше, и люди вернулись худые, как скелеты, с исполосованными спинами, еле живые. А двое вовсе не вернулись. Их закопали в чужой земле. Они надорвались на работе.
В этом не было ничего удивительного. Ведь работали на плантациях с утра до ночи, пока солнце светило. Притом не разгибая спины. Если же кто украдкой выпрямлялся, тому — плеть.
Кормили людей тухлой рисовой похлёбкой, жили люди за колючей проволокой. Плохо людям было.
А когда пришло время расчёта, выяснилось, что не белые хозяева должны своим рабочим, а рабочие — белым хозяевам. Так получилось. Рабочим посчитали всё, чем они пользовались: гнилой рис, которым их кормили, колючую проволоку, которая огораживала их от мира, рубашки, которые истлевали от пота на их плечах, и даже плети, которые надсмотрщики трепали об их спины.
С тех пор на Тааму-Тара поняли: лучше служителей бога не слушать — они тоску нагоняют, лучше вербовщикам не верить — они бессовестные обманщики, и вообще, лучше от белых держаться подальше. Без них спокойней.
ЧЕЛОВЕК, УБИВАЮЩИЙ ВРЕМЯ
Так-то так, но, когда белый приезжает, белому сойти на берег не запретишь. В Океании они пока хозяева.
Да и, кроме того, на Тааму-Тара народ гостеприимный. Гостю всегда рады.
Поэтому белого, приехавшего с минданайцами, встретили как положено: с ним поздоровались, ему сказали «мир тебе», ему помогли выбраться из моторки.
В общем, белый очутился на берегу. Коралловый песок жалобно заскрипел под двойными подошвами его тяжелых ботинок.
Все ждали, что гость станет делать: будет ли говорить о боге или, может быть, начнёт вербовать.
Однако гость с разговором не торопился. Неизвестно, то ли его укачало на валкой, кланяющейся всякой волне шхуне, то ли развезло, потому что лишнее выпил (ведь у минданайца в каюте бутылок с крепким ромом сколько угодно), но белому было явно не по себе. Тяжело отдуваясь, он постоял, мутными глазами посмотрел на берег, на хижины, на океанийцев, остановился взглядом на ближайшей от воды пальме, пошатываясь, доплёлся до нее, лег и тут же уснул. Сразу. В одну секунду.
Тогда островитяне обступили минданайца.
— Кого привёз? — спросили они.
— Американца, — сказал минданаец. — Богатого. Очень богатого.
— Что ему здесь надо?
Минданаец стал объяснять, что белый никакого беспокойства не причинит. У него никаких дел здесь нет. От него вреда не будет.
— Если у человека нет дела, зачем он приехал? — удивился Нкуэнг.
— Чтобы время провести, — ответил минданаец. — Богатые не знают, что со своим временем делать. У них главная забота — время убить.
— Странный человек, — покачал головой Нкуэнг. — У него к самому себе нет жалости. Разве можно убивать то, что нужно беречь?
— Каждый поступает по-своему, — равнодушно сказал минданаец.
— Странный человек, — повторил Нкуэнг. — Как же он будет убивать своё время?
Минданаец усмехнулся:
— Он хочет посмотреть ваш остров, хотя зачем, сам не знает. Он будет снимать киноаппаратом всё, что попадётся на глаза, — и тоже неизвестно зачем. Он слышал, что таких тунцов, как в ваших водах, нигде нет. Это его тоже привлекает. Богатый американец ради того, чтобы поймать на крючок крупную рыбу, может полмира объехать.
— Верно, наши тунцы самые большие, таких не найти, — подтвердил Нкуэнг. — Но зачем они ему? Что он с ними будет делать, если поймает? Ведь одному человеку тунца за две недели не съесть.
Минданаец снова усмехнулся:
— Этого я не знаю. Может быть, поймает, даст протухнуть и выбросит в море. А может быть, вам отдаст. Тут заранее не скажешь. Всё зависит от того, жадный он или нет. Время покажет.
КАРТИНКИ НА КОРОБОЧКАХ
Нет, белый, которого островитяне после рассказа минданайца о его богатстве прозвали господин Деньги, жадным не был. Это стало ясно с той минуты, как он пришел в себя.
Первыми в этом убедились маленькие островитяне.
Своё знакомство с детьми гость начал так. Достал из сумки, висевшей через плечо, коробочки жевательной резинки чуингам и роздал. Хватило всем. Юные жители Тааму-Тара неожиданно для себя стали обладателями двойного богатства.
Во-первых, — вкусных резинок; а во-вторых, красивых коробочек с очень интересными картинками.
Конечно, чуингам понравился. Хорошая штука! Сладко. Приятно пахнет во рту. Можно жевать сколько хочешь. Хоть целый день.
Но ещё больше, надо сказать, понравились маленьким океанийцам коробочки от чуингама и картинки на них.
Маленькие, плоские, в прозрачной плёнке, коробочки годились для многого. В них можно было держать высушенные плавники летучих рыб, выброшенных морем на берег морских коньков, обкатанные волнами кусочки перламутра, отполированные до прозрачности пластинки черепашьего панциря.
