Галина Демыкина - Цветные стеклышки
И ещё подумал: «Как это Нюра там живёт совсем без моря? Вот бы посмотреть, как это бывает, когда кругом только жёлтое поле да жёлтое поле…»
Но тут начало подниматься солнце. Сперва его не было видно, только море стало розовым. Потом на волнах закачался его ярко-малиновый бок. А потом — скоро! — и весь красный шар без лучей выкатился на голубую поверхность. Качался, качался, плавился, горячел…
Стало тепло. Потом жарко. А сети ещё были выбраны не все. Теперь уже Казису хотелось поскорее домой. Только он не говорил про это никому. И никто его не спрашивал: «Устал?»
Все работали. Все устали.
Возле берега было много чаек. Одни качались на волнах, другие ходили по песку, летали… Они были все разные — у каждой свой поворот головы, своя осанка, свой цвет. Лапы тоже у всех разные: чёрные, розовые, красные, серые.
Когда Казис с отцом шли к дому, одна чайка отделилась от остальных и полетела за ними.
— Барбара! — крикнул ей Казис и помахал рукой.
Она пролетела над двором, прошумела крыльями и вернулась к морю. Казис подошёл к крыльцу и около нижней ступеньки, в песке, увидал жёлтое стёклышко. Он отчистил стекло, потом подышал на него и потёр об рукав. И только тогда поглядел сквозь него на море. Море стало жёлто-зелёным, а пена тускло блестела, и было похоже, что это рожь гнётся под ветром, течёт, колышется, идёт ровными волнами.
«Вот оно как?! — подумал Казис. — Ничего. Красиво».
Он спрятал стёклышко, взял свой лук, стоявший возле крыльца.
И вдруг увидел: сбоку, возле самой тетивы, была привязана очень красивая лента в зелёную и коричневую клеточку. Казис удивился и поскорее вошёл в дом, чтобы спросить, не знает ли кто, откуда лента.
Отец уже сидел за столом. А рядом с ним — его приятель, Нюрашин отец. Казис обрадовался:
— Здравствуйте, дядя Митя, лабас дьёна!
— Здравствуй, герой. Привет тебе от Нюры.
Он весело кивнул Казису, и Казис решил, что лучше, пожалуй, не спрашивать про ленту.
Мама налила большую тарелку ухи:
— Ешь, рыбак.
Казис пододвинул тяжёлый стул, уселся поудобней, поглядел на маму, на Нюриного отца и улыбнулся:
— Ачу.
Ты, наверное, догадываешься, что по-литовски это значит «спасибо».
