Галина Ширяева - Гюрги-Дюрги-Дюк
Она осторожно подняла покрытую слоем пыли крышку и прикоснулась пальцем к белому клавишу. Рояль, как человек, отозвался таким жалобным и скучающим голосом, что Юлька тут же отдернула руку. И тут же потянулась к клавишам снова. Когда кто-нибудь играл на рояле, ей всегда почему-то вспоминался высокий круглый холм у далекого горизонта, поросший зеленью, такой густой и такой темной, что не видно дороги, ведущей на его вершину, — как большая зимняя шапка из темно-зеленого искусственного меха, очень мягкая и очень теплая. А на вершине этого холма, покрытая легкой дымкой, словно голубой капроновой тканью, красная крыша дома. Юлька не помнила уже, где она видела такой холм и такой дом. Может быть, это видел человек, который написал ту музыку, что исполняли на рояле? Он умер, а в музыке оставил для людей то, что видел когда-то. Он ходил по земле, и центр голубого небосвода всегда был над его головой — так же, как теперь он над Юлькой. Если даже уйти на самый край света, все равно он будет над Юлькой!
— Ох и глупая же ты! — важно и снисходительно сказала ей как-то Любка, когда Юлька рассказала ей о себе и о небе. — Каждый человек считает, что именно он центр земли и что небо только для него одного и существует. А на самом деле — у каждого свое место в жизни. Да пока-то его найдешь!
Юлька понимала, что такое «свое место в жизни». И читала, и слыхала об этом сто раз. Но все-таки когда она думала о своем месте в жизни, она всегда представляла его себе, как то место на земле, где она, Юлька Витанович, будет жить, когда станет взрослой и начнет самостоятельную жизнь. Очень подходящим местом для Юлькиного самостоятельного житья был, конечно, тот самый дом на круглом холме, покрытом голубой капроновой дымкой. Может быть, это какая-нибудь научно-исследовательская станция или центр заповедника? И там, конечно, живут очень добрые, приветливые люди, понимающие друг друга с полуслова. У таких не придется долго и мучительно допытываться в магазине: «К-кто п-последний» или «П-почем селедка». Сами все поймут…
Юлька провела у рояля часа полтора. Все подбирала и подбирала знакомую мелодию с холмом и домом под красной крышей, а она не слушалась ее, ускользала из-под пальцев, и все время выходило одно и то же ужасно надоедливое и неверное: «Где-то есть город, тихий, как сон».
Только когда стало ломить пальцы от усталости, Юлька оторвалась от рояля и вспомнила, что почти с самого утра ничего не ела, что надо сегодня же, как об этом просила мать, сообщить домой о своем благополучном приземлении и что, самое главное, наконец-то можно причесаться так, как мать ей причесываться не разрешала.
Она отыскала на кухне дедов утюг и выгладила самое лучшее свое платье — зелено-голубой костюмчик с плиссированной мини-юбкой. Потом она надела новые туфли и распустила волосы по плечам так, чтобы они легли большими красивыми кольцами. Это отец подарил ей такие волосы, у него они тоже завивались крупными тугими завитками. Зеркала в комнате деда не было, Юлька достала из чемодана привезенное с собой зеркальце-крохотулю и, по частям разглядев себя с ног до головы, окончательно убедилась в том, что она все-таки красивая и что впереди ее ждет нечто большее, нежели наглый северный мальчишка, обругавший ее город и не полюбивший Волгу…
Кожаные подошвы новеньких туфель упруго подталкивали ноги вверх, и Юльке удивительно легко было идти. К столу за ключом и кошельком с деньгами она не прошла, а почти пролетела по старому скрипучему паркету и на лестничную площадку легко выпорхнула зелено-голубой бабочкой. Хорошо! Великолепно! Все в жизни идет хорошо и великолепно, это вам не житье у Любкиной няни Мани рядом с курятником и коровой Мушкой… Юлька по-хозяйски захлопнула дверь квартиры, так что на стук отозвался весь дом от пятого этажа до первого, и на негнущихся крыльях-подошвах спустилась вниз.
Солнце уже ушло из города, но воздух был окрашен в легкий красновато-оранжевый цвет — большая, в полнеба туча, собрав последний свет солнца, процедила его через себя и пролила на землю вместо дождика. Стояла духота. Похоже было, что туча готовилась все-таки пролиться настоящим дождем. Однако на Центральной улице, где находился почтамт и куда свернула Юлька с Мельничной, было многолюдно и шумно.
Почтамт Юлька узнала сразу по рекламе над фасадом и полквартала до него не прошла, а проплыла на подошвах-корабликах, отмечая про себя, что прохожие посматривают на ее волосы.
Телеграмму матери она отправила восторженную: «Долетела превосходно, все хорошо, крепко целую», нарочно умолчав о том, что дед ее не встретил. Зачем расстраивать человека, если у человека счастье и таран-торпеда в болонье?.. И вообще, почему это ей было удивительно хорошо? Словно впереди ее ждало что-то очень хорошее, большое. Нет, не просто хорошее и большое, а что-то необыкновенное, настоящее чудо! Может быть, оттого это казалось ей, что она первый раз в жизни по-настоящему почувствовала себя совершенно самостоятельной? А может быть, был виноват красновато-оранжевый цвет воздуха — как в театре или во сне? А может быть, просто оттого, что на ногах были новые туфли? Смешно!..
Но уже на обратном пути, спускаясь по длинной широкой лестнице почтамта, Юлька поняла, что волшебные туфли-кораблики здорово ее подвели левый задник натер пятку, а мизинцу на правой ноге стало так тесно, что он почти онемел. Это было ужасно, это было непоправимо до слез — новые туфли так Юльке нравились! Она еле-еле доковыляла до скверика, примыкавшего к кинотеатру неподалеку от почтамта, нашла свободное место на скамейке и с облегчением плюхнулась на жесткое, ребристое сиденье.
Сквер был небольшой, с густыми деревьями и с яркими, как бисквитные торты, цветочными клумбами… Юльке сразу же захотелось съесть целиком большой круглый торт с розовым кремом и бисквитными грибочками наверху… Она была богатой, мать дала ей на дорогу целых тридцать пять рублей, и часть из них можно было здорово прокутить… Если бы не туфли, Юлька уже сейчас бы разведала, продаются ли в этом городе шоколадные батончики с начинкой. Впрочем, вон до того углового гастронома можно будет доковылять…
Пожилая женщина, сидевшая напротив, на другой скамье, почему-то осуждающе покосилась на голые Юлькины коленки. Странно — ни Любки, ни Наташи рядом не было. Однако Юльке показалось, что, если она сейчас хоть до половины прикроет коленки, они обе громко засмеются где-то рядом… Вот точно так же чувствовала себя Юлька, когда шла на свидание с тем приезжим мальчишкой. Если бы свидание было назначено настоящее, из-за любви, она не пряталась бы от Любки с Наташей. А то ведь из-за сосен на Советской улице! Назначая свидание, она была почти уверена, что приезжий мальчишка откажется прийти, и она уже придумала, как отомстить ему. Но он пришел ровно в двенадцать, как и договорились. Пришел и тут же начал ругать городской транспорт, из-за которого чуть не опоздал. А раньше в таких случаях он никогда не опаздывал!
— Давай дойдем до Волги, что ли, — сухо предложила ему Юлька.
— Давай.
Он не заметил сосен! Но что ему, северному жителю, эти сосны на улице жаркого города, чахлые и пыльные!.. Он приехал неделю назад в гости к Юлькиному соседу с пятого этажа и за несколько дней пребывания в Юлькином доме успел обругать и осмеять все в городе: и дома, и деревья, и трамваи, и даже автоматы с газированной водой. Ну, а что он успел увидеть за эти несколько дней?.. Она привела его к тому месту, откуда интереснее всего было смотреть на Волгу.
Повернув в сторону от города, река уходила прямо в далекий горизонт, сливаясь с ним в одно синеватое бескрайнее море. Может быть, это море и не было похоже на Черное, но на Балтийское оно, наверно, все-таки смахивало. Однако Юлькин спутник не восхитился. Он спросил, равнодушно глядя на сверкающее водяное чудо:
— А ты Финский залив видела?
— Видела, — соврала Юлька и зажмурила на несколько секунд глаза, лихорадочно пытаясь представить в своем воображении не виданный ею никогда Финский залив — вдруг мальчишка начнет расспрашивать о нем подробно. Но представить она ничего не смогла — Финский залив захлестнула Волга, огромная, сияющая, с зелеными островами и голубым далеким горизонтом.
— А Финский лучше, — сказал он.
— Мне пора, — вместо ответа сказала Юлька. — Знаешь, я тебя поближе рассмотрела, и ты мне не понравился…
Такого он не ожидал. Он разозлился и покраснел от злости так, что Юлька даже немного испугалась. Она оставила его одного на берегу, убежав на верхнюю ступеньку набережной. Она больше любила нижнюю ступеньку, у самой воды, но там было многолюдно, и прохожие могли догадаться по Юлькиному лицу, что она идет со свидания. Юлька умела маскировать удивление, злость, досаду, если они появлялись на лице без спросу. Но какое выражение несешь на своей физиономии, когда уходишь со свидания, на котором сказала твердое «нет», она пока не знала…
