Людмила Сабинина - Подснежники
Доставалось даже самой Елене Никитичне.
— А-а! Начальство! Это тебе не на стуле сидеть! Бери лейку! Что? Некогда? А жрать что будете? Жрать, говорю, будете что?..
И Степана Степановича берегли. Когда ему нужно было съездить домой, всегда запрягали лошадь, а в телегу подкладывали набитый сеном тюфяк. А домой он ездил чуть не каждый день, дома семья.
Урожай нынче выдался богатый, и Степан Степанович ликовал:
— Подходи, ребятки, морковки дам. Сахар, а не морковка! А тебе, Сестренкин, самую сладкую. Бери!
Люба увидела маленького крепыша в коротком пальтишке. Загорелая, с облупленным носом мордашка и совсем светлые серые глаза. Вспомнился рассказ заведующей. Траву ел. Подумать только, такой малыш!
— Чего смотрите? — спросила, проходя мимо, Таисья Григорьевна. — На Витюшку Сестренкина, что ли? У нас еще не такие фамилии имеются. Вон сидит Сеня Машкин, Машка, корова у него была. Больше никого не помнит. Так и записали… А вон бежит Васюшка Семенов, лет четырех с половиной — пяти. Из деревни Семеновки. Только Семеновок-то пятнадцать или двадцать было, восемь из них сожжено дотла. Вот и записан у нас Вася Семенов, приблизительно такого-то возраста. Эх, да что там! Еще не то увидите.
Таисья Григорьевна подняла на плечо корзину с помидорами, ушла по борозде, подметая кусты своей расклешенной книзу юбкой. Одна рука поддерживает корзину, другая уперлась в бок.
Вечером приехали шефы. Люба тут впервые узнала, что над детским домом шефствует воинская часть, которая в данный момент стоит в городе. Когда подразделение отбывает на фронт, то передает своих подшефных той части, которая остается. Поэтому шефы часто сменяются. На этот раз в качестве представителя шефов приехал пожилой полковник. Он привез подарок — целую тушу лося.
— Ребятишкам на бульон, — смущенно объяснил полковник.
Гость сидел в кресле посреди комнаты, а вокруг толпились воспитательницы. Дети давно улеглись спать.
— Спасибо, спасибо! — благодарила Елена Никитична. — Тут не только на бульон, даже на котлеты хватит. От всех наших ребят спасибо.
— Да что вы, за что спасибо-то! — отмахивался полковник. — Я ведь специально приехал, чтобы выяснить ваши нужды. Чем можем, поможем! — Он кивнул в сторону пианино: — Играет кто? Или так стоит, для мебели?
— Любуша, сыграй что-нибудь, — попросила Елена Никитична. — Что-нибудь такое, душевное.
Люба села за инструмент, сыграла несколько русских песен. Инструмент — старый, разбитый, многие клавиши вообще не действуют. Где уж тут сыграть по-настоящему. Она опустила руки.
— Знаете, Елена Никитична, инструмент такой, что ничего и не сыграешь. Один звон да треск.
— Разве? — удивился полковник. — А мне показалось, очень уж хорошо получается. Да, сразу видно, специалист играет…
— Люба у нас и есть специалист, — улыбнулась Елена Никитична. — А пианино придется достать новое, ведь детей воспитываем!
— Ну, что же… Учтем. — Полковник призадумался. — Пожалуй, подберем из трофейных. Пришлю своих ребят, привезут вам пианино. Ждите!
— Ну, товарищ полковник, прямо не верится! — Елена Никитична вся просветлела, заулыбалась. — Заранее вас благодарю!..
Потом поманила к себе Любу, зашептала:
— Беги скорее к Степану Степановичу, пускай лучших помидоров даст, которые дозрели. Скажи, чтобы красные!
Люба отправилась в кладовую. Огородник раскладывал помидоры по полкам. Ему помогала няня Нюра, худенькая, рябая, с сердитыми, близко поставленными острыми глазками. Они у нее всегда смотрели исподлобья, поэтому Нюра и казалась такой неприветливой, даже угрюмой. Но Люба давно заметила, что на самом-то деле няня Нюра очень ласковая к детям, добрая женщина.
— Степан Степаныч! Гляди, так ли кладу-то! — кричала она откуда-то сверху.
— Ты отбирай которые! Гнилья мне не разведи, смотри, так тебя растак… Ну, слезай, катись отседова. Полезу сам.
Нюра спустилась, ушла. Помидоры лежали в особом порядке, рядами. Трогать их не смел никто, кроме самого огородника. Даже входить в кладовую строго воспрещалось. Он сам переворачивал помидоры, а для того, чтобы лазать на верхние полки, смастерил специальную доску-сходни.
— Чего тебе? — спросил Степан Степанович, когда Люба остановилась на пороге.
— Помидоров. Лучших, так велели. Для шефов, к столу.
— Шефы?.. А кто там приехал-то? Новости есть ли какие?
— Наши взяли Харьков. Еще не сообщали, скоро сообщат. Радио включайте.
— Харьков?! Да ну!.. Стало быть, Степной фронт! Вот это дело! Вот это праздник так праздник!.. Значит, салют сегодня. Держи! Тащи!
Огородник сунул ей в руки тяжеленное блюдо с отборными помидорами.
Когда Люба вернулась, уже накрывали на стол, Елена Никитична принесла графинчик с водкой, рюмки.
В комнате стоял хохот — воспитательницы наседали на шефа, шутили насчет фронтовых подруг, насчет семейного положения полковника. Тот смущенно разводил руками, отшучивался, впрочем, видно, был польщен вниманием хозяек. После первой и единственной рюмки женщины совсем развеселились. Таисья Григорьевна присела на ручку кресла, Лариса Павловна — на другую, повариха Паша так разошлась, что плюхнулась чуть ли не на колени полковнику. Нюра, смеясь, тащила ее за руку. Сима, помирая со смеху, подобралась сзади и взъерошила волосы гостя. Елена Никитична неодобрительно покачала головой.
— Серафима, поди сюда!.. Люба, куда пошла?.. Девчонки, не срамитесь, вам там совсем не место! И вы туда же?.. А ну, бабы, к столу! Дайте дорогому гостю поесть и выпить как следует. Ишь, набросились!
Все чинно расселись за столом. В это время по радио зазвучали позывные Москвы. В тишине торжественный голос сообщил о взятии Харькова и многих других населенных пунктов.
Все призадумались. Так, почему-то вдруг взгрустнулось. А за окном неожиданно раздалась удалая песня.
— Ну, не выдержал наш Степан Степанович, — сказала заведующая. — Загулял на радостях!.. Постели ему, Паша, в кладовой, домой сегодня, видать, не поедет. Да рассолу поставь, не забудь. Капустки тоже, похолоднее которая.
Люба теперь занималась с детьми но-новому: маленькими группами, человек по шесть, по восемь. Так удобнее: слышнее голоса ребят, и песенки можно подобрать по силам каждой группе… Плохо было с учебным материалом: нот не было, а сама она знала всего две-три детских песенки. Кое-что, правда, по памяти напела ей Таисья Григорьевна: она когда-то год проработала в детском садике. Пришлось съездить в город. Нотного магазина не было, а библиотека музыкальной школы почти целиком сгорела в топках во время оккупации. Жалкие остатки нот еще валялись в подвале, но Любе не удалось извлечь ничего путного из этой свалки. Попросила Генку помочь, поискать сборники детских песен у знакомых музыкантов. Генка обещал, но надежды на успех было мало. С тем и вернулась. Пришлось даже сочинять песенки самой. Припоминала детские стишки, подбирала к ним совсем простенькие мелодии, записывала. Дошкольные мотивы постоянно вертелись в голове, с утра до вечера. К вечеру наступало полное отупение.
Зато малыши теперь бойко, под музыку вбегали в зал, ритмично хлопали в ладоши, некоторые довольно чистенько пели. А главное, все полюбили музыкальные занятия. И не удивительно: стоило Любе опустить руки на клавиши, как начинался новый, светлый, сказочный мир.
— Послушайте, как лес шумит, — говорила она, играя.
Ребята слушали. Люба спрашивала:
— А это что?.. Что это журчит? Красиво так?
— Речка! Ручей! — вразнобой отвечали малыши.
— А это? Это кто?
— Зайчик! Зайчик!
— Пускай зайкой будет Витя. А медведем Вова… А птичкой Наташа… Ну, Витя, выбегай гулять на траву!
Витя прыгал под музыку, напевал, ребята в такт хлопали в ладоши. Потом, когда сменялась музыка, переваливаясь, выходил Вова — Топтыгин. Заяц пугался, прятался. Наташа — птичка обманывала медведя, спасала зайца.
Дети бурно веселились, подсказывали героям, как обмануть злого волка, потешались над незадачливым медведем. Так наяву оживала сказка. Потом все вместе плясали под музыку, пели… Надо было видеть порозовевшие, довольные лица детей, когда они пели и хлопали в ладоши!
— Уж больно играешь ты хорошо, — говорила Таисья Григорьевна. — Даже вроде, сердце мрет, когда слушаю. И правда, вижу лесок да речку, и про что говоришь, все вижу! Так бы вот и полетела!
Елена Никитична тоже была довольна:
— Да, музыка для наших детей — это как витамин. Необходима, совершенно необходима!.. Гляди, как дети оживились! Глазенки-то как блестят!.. Что бы мы делали без тебя, Люба, просто не знаю!
Люба молчала. Но все чаще одолевала мысль: для того ли училась с самого детства искусству фортепьянной игры, чтобы наигрывать простенькие песенки для детей? Неужели только для того? Про себя твердо решила — обязательно учиться дальше, поступить в консерваторию. А пока — песенки. Что же, раз нужно, так нужно. Заменить ведь пока некому.
