Радий Погодин - Включите северное сияние

— Почему-то. И само собой, — отвечала девочка. В глазах ее, в самой глубине, загоралась синяя искра и ВДРУГ превращала девочкино лицо в сплошную улыбку.

— Так нельзя, — говорили родители и соседи.

— Я больше не буду, — соглашалась девочка. Дня через два, через три, а то и на следующий день девочка снова залезала на фикус. Кем она хотела себя представить, сидя на ветке, птицей или цветком, неизвестно, но она тут же падала вместе с фикусом и опять отвечала прибежавшим родителям и соседям:

— Я невзначай... Неожиданно...

В нашем случае дверь, отворившаяся ВНЕЗАПНО, спасла Колину челку.

— Уже познакомились? — спросила Антонина Стекольникова, разглядывая барахтающихся на полу мальчишек.

— А что он, — сказал Ленька. — Все хохочет. Наташка закричала на брата:

— А ты чего на нем сидишь, как на диване? Он новенький — пусть Нитка на него посмотрит.

— Нитка — красивое имя. "Нитка, Нитка, где твоя иголка?" — запел Коля.

Нитка слегка заалела. Поправила очки.

— Видишь, — сказал ей Ленька, слезая с Коли. — Он такой...

— Меня Антониной Стекольниковой зовут, к твоему сведению, — сказала Нитка, не обращая внимания на протянутую Колей руку. — Ниткой меня папа прозвал... И все подхватили.

— Это ничего, — Коля улыбнулся ей приветливо и подбадривающе, схватил за руку и потряс. — Не огорчайся, моего друга Саньку отец прозвал Пысей.

— Как Пысей? — спросила Наташка.

— Пыся, и все. Кто их, отцов, поймет... Не знаешь, почему ни меня не встретил? Может, я ему и не нужен?

Во время потасовки Колина курточка расстегнулась. Нитка ткнула пальцем в Колину грудь, прикрытую тельняшкой.

— Застегнись, моряк, и не говоря глупостей.

— Моряк, — пробормотал Ленька, — тельняшку надел... Коля глянул на него с доброй ухмылкой.

— Точно подмечено с твоей стороны. Моряк не тот, кто в тельняшке, а тот, кто из Одессы.

— Я — РУН-семьсот. Вызываю "Кристалл", — сказало радио. — К вам вылетел самолет с Диксона. Борт семьдесят семь-четыреста пятьдесят шесть. Как у вас? Отвечайте.

— Я — "Кристалл". Я — "Кристалл". Станцию свернули. Склад с продовольствием ушел под воду. Льды начинают сближаться. Боимся за посадочную полосу.

— У них дядя Лепя Семенов начальником, — прошептала Наташка.

— Семенов в прошлом году был. Нынче у них Скворцов Алексей Иванович, — поправил ее стриженный под нулёвку шахматист. Он хотел дать еще какие-то разъяснения, но вдруг вытащил из-под себя книжку и шлепнул ею своего партнера по голове. — Поставь пешку на место! Проходную пешку стибрил.

— Не тибрил, — ответил его партнер простодушно. — Я о другом думал.

Коля достал из кармана пешку и ласково, как воспитатель в детском саду, поставил ее на доску.

— Когда успел? — спросил его шахматист, стриженный под нулевку. — Мы тут играем...

— Играйте, играйте, — ласково разрешил Коля. — Между прочим, у вас у обоих мат, а вы все играете, Петросяны... — Потом Коля вытащил из кармана коня и поставил его рядом с пешкой.

— Ну, ты даешь! — восхищенно сказал шахматист. И все, даже Нитка, посмотрели на Колю с большим любопытством.

Ленька первым вошел в свою комнату на втором этаже. Ногой запихнул валенок под кровать, повесил картину из жизни животных на другую стену — напротив омара. Следом за ним вошли Нитка, Коля и Наташка. Нитка оглядела комнату.

— Это твоя красота?

— Сувенир, — сказал Коля. — Привет из Одессы.

— Для полной гармонии не хватает только пивной кружки... Соколовы, не позабыли? У вас радиосеанс с родителями в пятнадцать ноль-ноль... — Нитка еще раз глянула на Колиного омара, поморщилась и ушла.

— Много она понимает, — сказал Коля. — Народное творчество моряков...

Ленька Соколов ходил по комнате. На его круглом лице отчетливо отражалась, работа мысли. Он даже пыхтел — так сильно думал и все смотрел на портрет космонавта, словно желал посоветоваться.

Есть, конечно, разные способы думать. Однажды, еще в ту далекую пору, когда вместо касс сидели в троллейбусах живые кондукторы, вошел в троллейбус мальчик и положил вместо денег в протянутую руку кондуктора кусочек сухого льда.

— Ай! — сказала кондуктор.

— Жарко или холодно? — спросил мальчик.

Кондуктор его за ухо. Мальчик, вырываясь, объясняет: — Я не хотел вас обидеть. Я только хотел спросить — жарко это или холодно? Я сам никак не пойму.

— Это лед, — сказала кондуктор.

— Чего же он тогда жжется?

— Не знаю. Наверно, в нем сильный мороз.

— Вам нужно учиться, — сказал мальчик.

— И тебе, — сказала кондуктор. — Садись, прокачу до кольца и обратно. — Когда мальчик сел рядом с ней, кондуктор сказала: — Осенью пойду в техникум.

— А я в первый класс, — сказал мальчик.

И некоторое время они сидели молча, наверное, вглядывались в свое будущее, в котором не будет обмана.

— Нет такого чувства юмора, — наконец решительно заявил Ленька. — Органа такого нет у людей. Зрение у человека есть — раз. Слух у человека есть — два. Нюх — три. Осязание — четыре. И все.

— А когда человек смеется и плачет? — подскочила к нему Наташка и тут же загнула два пальца.

— Над этим я думал. Смеется, или плачет, или вздыхает, когда ему делать нечего. Эмоция называется. Книжки нужно читать. — Ленька скользнул взглядом по Наташке, словно пылинку сдул. Остановил глаза на Коле и отступил на шаг, чтобы как следует его рассмотреть, так сказать, с высоты своей образованности.

— Академик, — сказал Коля почтительно. Взял со стола Ленькину книжку. Посмотрел заголовок. — Детективы читаешь? Я их сто штук прочитал. Мура. Все эти шпионы мелко вредят и крупно проваливаются.

Наташка посмотрела на него уважительно.

— Я ему сколько раз говорила. А он все читает и в голове кого-то все ловит.

— Мура, — повторил Коля. — Что про них читать, когда я их живьем видел. — Коля грудь выпятил и подбородок вперед выставил. — Ты спроси у меня, спроси, видал я шпионов?

— Врешь, — сказал Ленька.

— Врать не приучен. Мы с Санькой аж на Дерибасовской троих видели. В кожаных куртках, в темных очках. Вытаскивают аппаратики, штук по десять у каждого, и щелк, щелк во все стороны...

— В Одессе — должно быть. В Одессе — согласен. Город большой, прятаться в нем легко. Только там, наверное, шпионов майоры ловят с собаками и подполковники. Вам с Санькой небось не поймать. Они вас обведут как миленьких и на пляже спрячутся среди голяков.

— И на пляже не утаятся. Я их и голых насквозь увижу — от и до, — важно сказал Коля.

— Свистишь, — сказал Ленька.

— Я свищу? — Коля снова грудь выпятил. Походил немного, нахмурившись, и спросил вдруг: — Если у человека хороший нюх, кем он будет?

— Собакой, — ответил Ленька простодушно. Коля слегка покраснел.

— А если у человека и нюх, и слух, и зрение хорошие, кем он тогда будет?

— Хорошей собакой, — ответил Ленька. Наташка захохотала. Колины уши как бы поджарились.

— Юмор развили, да?.. Разведчиком такой человек будет! — Коля снова выпятил остренький подбородок вперед, прошелся по комнате и спросил, ткнув Леньку пальцем в грудь: — Спроси меня, что сегодня на обед? Ну, спроси.

— Что дадут, то и съешь, — сказал Ленька.

— Рыбу дадут, — торжественно сказал Коля. Наташка давно искала трещинку в разговоре.

— А какую рыбу? Не знаешь, — сказала она. Коля, принюхиваясь, сделал по комнате круг.

— Треску!

— Ой, треску-у. — пропела Наташка. — Ишь ты — нюх применил. Под кроватью дыра в полу. Мы бы с Ленькой тоже унюхали.

— Унюхайте, что на гарнир, — скомандовал Коля. Ленька и Наташа разом нырнули под Ленькину кровать. Там в полу вокруг трубы парового отопления, которую недавно меняли, имелась довольно широкая щель. Может быть, ее не заделали из-за какой-нибудь технической надобности, но скорее всего — не успели, оставили до понедельника. Ленька и Наташка сунули в нее свои носы. Коля устроился рядом с ними.

Один мой знакомый в детстве безошибочно находил конфеты, куда бы мама их ни запрятала. Придет из школы, принюхивается и направляется прямо туда, где конфеты лежат: к буфету, кровати или кухонному шкафчику. У его мамы тоже был талант. Возвращаясь с работы, она направлялась прямо туда, где был запрятан дневник с замечанием учительницы.

А сейчас мой товарищ ненавидит конфеты, а его мама никогда не заглядывает в дневник своего внука.

— Макароны будут на гарнир, — наконец сказала Наташка.

— Я люблю макароны, — признался Лёнька. — И оленьи котлеты люблю.

Коля засмеялся по-доброму.

— Нет у вас нюха. И соображения нет. Кто ж это рыбу с макаронами подает. Картофельное пюре будет и кусок соленого огурца.

Наташка снова сунула нос в дырку.

— Насчет пюре — согласна, — сказала она. — А как ты огурец унюхал соленый?