Лидия Чарская - Малютка Марго
— Где вы живете, далеко отсюда? — осведомилась Марья Демидовна.
— Надо выйти на следующей станции. Село находится под Вильною, в нескольких десятках верст оттуда, называется оно — Дерябкино.
— Желаю вам успеха в вашем добром деле, — с чувством, пожимая руку своей новой знакомой произнесла Марья Демидовна.
— Я сделаю все от меня зависящее, чтобы хоть немного успокоить горе девочки, — ответила молодая учительница. И, забывая весь ужас только что пережитого ею самою крушения, забывая свою сильно ушибленную голову, она стала ласкать и успокаивать пришедшую в себя Марго, рыдавшую на диване.
Марго то звала мать, награждая ее самыми ласковыми, самыми нежными именами, то бранила себя за то, что не послушалась ее, то билась головой о подушки дивана, то замирала, теряя последние силы, и только тихо, жалобно стонала.
Между тем поезд не ждал. Надо было ехать дальше.
Опять обе женщины подняли измученную слезами девочку и перенесли ее в вагон. Здесь попрощавшись с Марьей Демидовной, Олимпиада Львовна обняла малютку, взяла ее к себе на колени и, прижав к груди, стала баюкать, как маленького ребенка.
Отчаянные рыдания Марго стали постепенно стихать от этой ласки и перешли в тихие жалобные слезы. Слезы сменились легким забытьем. Теперь она лежала на коленях Олимпиады Львовны, прижавшись головой к ее плечу, и только изредка вздрагивала всем телом. Потом и это прекратилось. Малютка Марго затихла, доверчиво отдавшись под покровительство незнакомой ей молодой девушки.
Глава VII
Маленький домик
— Ну, малютка Марго, входи… Вот твое новое жилище. Нравится тебе оно?
И стараясь своим тоном подбодрить девочку, Олимпиада Львовна спустила из брички на землю свою маленькую гостью и, держа ее за руку, вбежала с нею на крыльцо школьного домика.
Сейчас они с Марго сделали около тридцати верст от ближайшей станции на лошадях и под оглушительный лай деревенских собак въехали в село, где Олимпиада Львовна служила учительницей в сельской школе.
По дороге им встречались крестьяне и низко кланялись молодой учительнице. Они два месяца ее не видели и теперь встречали с радостными улыбками. Олимпиаду Львовну очень любили за ее доброе отношение к ученикам и ученицам.
Она никогда не наказывала детей, не говорила с ними грубо. И дети слушались ее, понимали с одного слова, с одного взгляда.
— Что же нам теперь делать с нею? — сказала телеграфистка…
Не выпуская ручки Марго из своей руки, Олимпиада Львовна ввела девочку в свои маленький домик.
Большая половина этого домика была отведена под школу. Там стояли столы и скамейки, висели географические карты на стенах, стоял большой книжный шкаф. Меньшая половина домика составляла квартиру учительницы. В квартире была всего одна небольшая комната и чистенькая кухня.
— Ну, вот, малютка, ты и поселишься здесь до поры до времени, — радушно обратилась хозяйка крохотной квартирки к своей печальной, грустной маленькой гостье.
Бедная Марго ничего не ответила, только всплеснула ручонками и снова залилась горькими слезами.
Ах, не такой жизни ожидала она, бедненькая Марго, не с чужой, хотя и доброй и милой m-elle Липой, — так она, с трудом произнося русское имя, называла свою благодетельницу, а с ненаглядной мамочкой, которой, увы! уже нет больше с нею и никогда уже не будет…
Заметив, что Марго стало тяжело на душе, Олимпиада Львовна дала ей выплакаться и молча ласкала и гладила ее черную головку. Потом она накормила и напоила молоком и уложила в свою постель. Сама же улеглась подле на диване.
В эту ночь долго не могла уснуть молодая учительница села Дерябкина. Она думала о том, как тяжело ей будет успокоить несчастную девочку, как трудно будет ухаживать за избалованной Марго. К счастью, летом не бывало уроков в школе, и Олимпиада Львовна могла на досуге заняться своей маленькой воспитанницей.
— Пусть успокоится хоть немного, а там я отправлю ее в семью генерала Гордовцева, — решила молодая учительница. — На людях, в новой обстановке она скорее свыкнется со своей тяжелой потерей. Бедная девочка! Не легко ей будет теперь. Одна-одинешенька, без родных, да еще в чужой, незнакомой ей стране. Бедная, бедная крошка!
Глава VIII
Малютка Марго вступает в новую жизнь
— Проснись, Марго, к нам пришли гости. Они принесли тебе цветы и ягоды. Просыпайся поскорее, моя ласточка, смотри, как светит солнышко, какой чудесный нынче денек.
С этими словами Олимпиада Львовна нежным прикосновением руки разбудила свою маленькую гостью.
Черные заспанные глаза француженки широко раскрылись. Вместе с нею тотчас же проснулось и ее горе. Нет с нею мамы! Ее мама, ее ненаглядная куколка умерла. Сердечко Марго забилось в груди. Рыдания подступили к горлу. Девочка слегка зашаталась.
Подоспевшая Олимпиаде Львовна, видя тяжелое настроение девочки, стала развлекать ее, как могла. Помогая одеваться девочке, подавая ей умываться из глиняного кувшина, добрая девушка говорила Марго:
— Смотри, малютка, какое нынче красивое небо… А белые облака… как они прекрасны. Они бегут, точно торопятся, спешат куда-то. У нас за селом сейчас же начинается лес, густой, таинственный, красивый. Там много ягод и цветов. Крестьянские дети постоянно ходят туда за цветами и ягодами. И ты будешь тоже гулять там. А теперь выпей молока и выйди в сад. Ребятишки ждут тебя там давно.
* * *Какой хорошенький сад был при школьном доме. Густо разрослись в нем кусты смородины и бузины. Желтые подсолнечники кичливо красовались на грядках. И душистый горошек застенчиво улыбался с маленькой куртины, разбитой посреди палисадника.
Марго под руку со своей новой приятельницей Олимпиадой Львовной выходит сюда.
Толпа крестьянских ребятишек весело встречает ее с цветами и корзиночками ягод.
— Здравствуйте, Олимпиада Львовна! С приездом вас! — звонко раздаются их приветствия.
— Здравствуйте, незнакомая барышня! — вслед за тем обращаются они к Марго, равнодушно кивнувшей им своей черненькой головкой.
— Здравствуйте, дети! — с приветливой улыбкой отвечает учительница. — А я привезла к вам гостью. Будьте как можно ласковее с нею. Это очень несчастная маленькая девочка. Ее мать убита во время крушения поезда, и малютка осталась круглой сиротой, одна-одинешенька в целом мире. Она — маленькая француженка и ни слова не говорит по-русски. Постарайтесь, дети, сделать ее жизнь здесь приятной. Развлекайте ее играми, гуляйте с нею, покажите ей лес, поле, деревню. Не давайте ей быть одной, плакать и грустить. Ты, Ванюша, как самый старший, возьми на себя заботу о маленькой девочке, — обратилась Олимпиада Львовна к белокурому мальчику лет двенадцати, смотревшему на нее своими большими добрыми глазами и на лету подхватывавшему каждое слово учительницы.
— Хорошо, Олимпиада Львовна, будем стараться, не беспокойтесь! — с готовностью ответил Ванюша, лучший ученик и гордость Дерябкинской школы.
— А ты, Груня, — обратилась Олимпиада Львовна к миловидной, черненькой, загоревшей, как цыганочка, девочке лет девяти, — ты тоже не давай никому в обиду нашу маленькую гостью.
— Ладно, не дам, — отозвалась и Груня, застенчиво потупя глазки и помолчав немного, добавила. — А я вам, Олимпиада Львовна, ягод принесла, так уж не сердитесь, отдам их гостье.
— Спасибо, милушка, — погладив черненькую головку, произнесла учительница и, чтобы не мешать детям познакомиться, сама направилась в дом.
Глава IX
Непредвиденная выходка
Дети остались одни. Толпа крестьянских ребятишек окружила Марго и рассматривала ее, как какого-нибудь диковинного зверя. Маленькая француженка, в свою очередь, не отрываясь, смотрела на детей.
Их было человек двенадцать. Кроме Ванюши и Груни, пришли еще Сенька-большой и Сенька-маленький, Мишутка-чернявый, Алексаша, сын мельника, его две сестрички, Ганя и Анюта, рябой Митюха, двое сыновей лавочника да Никитка-шалун, самый большой проказник изо всей сельской школы, где он обучался.
Дети продолжали долго и молча рассматривать Марго, Марго — детей. Наконец, Никитка-шалун не выдержал и сказал, первый прервав молчание:
— Французинка… Ишь ты, глаза-то какие черные. Издалеча приехали, видать… На карте географической я Париж ихний видал. Как поедешь в этот Париж, так и угоришь. Важно! — заключил он свою речь смехом.
— Ты-то не поедешь. Не угоришь, не бойся, — засмеялся Ванюша.
— В истории мы учили в классе, что шибко с французами в 1812 году наши дрались… — вставил Алексаша, желая хвастнуть своими познаниями перед детьми.
— У нее мамка померла… бедна-а-я, — произнесла с чувством жалостливая Груня. — Я ей землянику отдам, что для Олимпиады Львовны насбирала.
