Розалия Амусина - Круглая корзинка
Папа схватил Люсю в охапку.
— Доскакала козочка! И копытца не промочила?.. Ну, повезло тебе, а то бы мама тебя всю горчичниками заклеила.
Люся тут же, захлёбываясь, принялась рассказывать про Славу, про зонтик и про слёт, но мама перебила её: «Потом, потом…» — и велела сначала напиться чаю с малиновым вареньем.
Люся, обжигаясь, глотала чай — уж очень не терпелось всё рассказать. Тем временем мама пошла в переднюю и сразу же вернулась с зонтиком в руках. На лице её было недоумение.
— Люся, откуда у тебя наш зонтик?
— Мамочка, это совсем не наш, он просто похож.
— Как это не наш?! На нём папа даже моё имя нацарапал, видишь?
— Да нет же, мамочка, это что-то другое нацарапано!
И Люся, бросив чай с вареньем, рассказала всё.
— И главное, — быстро говорила Люся, — завтра ровно в шесть утра я должна отнести зонтик Славе, Слава к семи отнесёт Диме, а Дима к восьми — тем людям. Понимаете?
Пока Люся рассказывала, мама с папой лукаво переглядывались и вдруг оба весело рассмеялись.
— До чего же славные мальчишки! — сказала мама.
— Вот видишь, — ликовал папа, — я всегда тебе говорил — мальчишки способны не только бить стёкла своим футболом!
— Доченька, — сказала мама, — можешь завтра спокойно спать и никуда не ходить. Это мы дали мальчикам зонтик.
— Вы?.. Это наш зонтик?.. Ой, мама, папа! Какие же вы у меня молодцы!..
Но вдруг лицо Люси стало серьёзным:
— Как это — можешь спокойно спать? А зонтик-то я должна отнести? Мальчики ведь не знают, что зонтик уже у себя дома? А боты?
— Д-да, — хмыкнул папа, — положение сложное. Придётся действительно отнести зонтик.
…Люся, мама и папа вскакивали с постели по очереди каждые полчаса и смотрели на часы — боялись проспать.
— Подумать только, — вздыхала мама, — не спать всю ночь только для того, чтобы унести из дому свой собственный зонтик и через два часа получить его обратно!
…В шесть часов утра Люся вскочила с постели.
— Люсенька, — сказала мама, — ты хоть зонтик с собой не тащи, пойди просто и скажи.
— Что ты! — сказала Люся. — Слава — человек принципиальный: раз брал под честное пионерское зонтик — значит, должен и вернуть зонтик.
— Ну ладно, только бутерброд проглоти, иначе не пущу!
— Мамочка, можно я съем сыр без хлеба?
— Как хочешь, можно хлеб без сыра!
Ровно в семь часов сорок пять минут утра зонтик, описав обратный круг, снова очутился у себя дома. Мама и папа были готовы к его приёму. Папа даже надел по этому поводу китель и застегнул его на все пуговицы.
Круглая корзинка
В поезде ехала шумная компания: Санька с приятелем Никитой направлялись на каникулы к Санькиной бабушке и должны были выйти на ближайшем полустанке, а Дима и Наташа, их одноклассники, ехали дальше.
Санька начал стаскивать с полки вещи.
— Поезд стоит всего полминутки. Ты, Никита, сразу за мной прыгай! — отрывисто распоряжался Санька. — А вы, ребята, кидайте нам вещи!
— Не подведём, всё выкинем, — заверила Наташа.
В вагоне было темно. Только над дверью тускло мерцала лампочка. Пассажиры спали. Было около двенадцати часов ночи. Никита шумно зевнул, со вкусом потянулся и сказал:
— Чего торопиться! Чего волноваться!.. Успеем. Да и купе-то наше крайнее.
— Давай шевелись, — оборвал его Санька. — С тобой успеешь!
Вскоре поезд резко дёрнулся и со скрежетом остановился.
Санька скатился из вагона прямо на платформу. Никита спустился не спеша, нащупывая ногой каждую ступеньку.
Сверху на ребят посыпались пакеты.
Уже раздался свисток к отправке, когда Наташа вдруг закричала:
— Ой, чуть не оставили в этой темнотище… — И она с трудом вытолкнула из вагона круглую корзинку. Санька и Никита подхватили её вдвоём уже на ходу поезда.
Дима и Наташа вернулись в купе.
— Наташа, — спросил Дима, — ты не знаешь, куда делась отсюда моя круглая корзинка?
— Круглая?.. Отсюда?.. Так это была твоя корзинка?
— Как это — была? — испугался Дима.
— Я… я… — сказала Наташа, заикаясь, — увидела на их полке… думала, они забыли… и отдала им.
Ошеломлённый Дима так и сел на скамейку.
— Это… это знаешь, что за корзинка?.. Что ты наделала!..
Тем временем Санька и Никита, поёживаясь от ночного холода, осматривались на полустанке. По платформе были разбросаны их вещи. Тут же стояла чужая круглая корзинка.
Санька, у которого не было с собой никакой круглой корзинки и который был уверен, что это корзинка Никитина, не удержался, чтобы не кольнуть приятеля.
— Вот раззява! — сказал он Никите. — Ещё бы чуть-чуть — и оставил свою корзинку в поезде.
— Ясно, раззява! — очень охотно поддержал Никита, уверенный, что корзинка Санькина и что Санька обругал самого себя. — Такого растяпу ещё поискать нужно!
И оба остались в прекрасном настроении — каждый был доволен, что здорово поддел другого.
Санька, быстрый и расторопный, с озорным, подвижным лицом, не мог стоять на месте — он помчался осматривать платформу. Никита начал сдвигать вещи. Он легко передвинул рюкзаки и пакеты, но, когда взялся за круглую корзинку, крякнул.
Даже ему, крупному, упитанному мальчишке, с ярким румянцем и здоровенными кулачищами, — даже ему трудно было справиться.
«Вот это да! Весит! Ну и нагрузился мой Санечка!»
Тут вернулся Санька и деловито распорядился:
— Давай перетаскивать наше имущество под фонарь!
Никита, не будь дурак, молниеносно перешагнул через круглую корзинку, — очень ему надо такую тяжесть тащить! — сгрёб в охапку два пакета и рюкзак и поспешно ушёл вперёд.
Круглая корзинка досталась худощавому, узкоплечему Саньке. Хочешь не хочешь, надо нести.
— Ого! Грузик… — проворчал Санька вслед Никите. — Сам вдвое толще, а корзинку тяжеленную, небось, мне спихнул… Натолкают же люди барахла сто пудов! А ты за них отдувайся. Нет уж, дудки, пускай дальше сам тащит свою корзиночку!
Санька дотащился до фонаря. Только открыл рот, чтобы сказать Никите что-нибудь язвительное, как Никита сразу заговорил о другом:
— Знаешь, прямо зло меня взяло в поезде на Димку и Наташу. Увлекаются спортом — ну и на здоровье, а чего нам-то навязывать? Ещё и подсмеиваются над нами! Их, видите ли, наши мускулы не устраивают! Поддубные[8] какие нашлись!
— Да ну их, — махнул рукой Санька, — нашли слабеньких! Я вот футбол до смерти люблю. Ноги отваливаются, а всё гоняешь, гоняешь… А они ещё всякие антимонии разводят[9]: подумаешь, один футбол! Развивай, мол, и ручки, и всякие там мышцы. А у меня, может, и так на каждой мышце по два синяка…
— А я, — протянул Никита, — я им что, чахоточный, что ли? Вот когда-нибудь как возьму Димку да как тряхну, так он сразу насчёт моих бицепсев прохаживаться перестанет!
Наконец стало светать. Ребята вскинули рюкзаки за спину и пошли.
Круглая корзинка досталась Никите. Он укоризненно глянул на Саньку, но великодушно взял корзинку.
«В конце концов, — подумал Никита, — Санька же не виноват, что мама наложила ему столько вещей».
Тропинка шла через лужайку. Кругом был такой туман, что за метр ничего нельзя было разобрать. Высокая трава хлестала по ногам и окатывала холодной росой.
— Бр-р-р! — ёжился Санька. — Холодновато!
Но Никите не было холодно. Корзинка оттягивала руку и плечо, а ноги скользили внутри намокших сандалий.
«Поиздеваться бы над Санькой с его корзинкой, — думал Никита, — да он такая ехидина, что сам же дураком и окажешься. Ещё маменькиным сынком обзовёт!»
Через несколько минут Никита стал шумно дышать.
Тогда Саньке стало жалко товарища. «В конце концов, — подумал он, — Никита же не виноват, что мама натолкала ему столько вещей». И Санька забрал корзинку у Никиты.
Тропинка нырнула в лес. Влажные, ветви лезли прямо в лицо. За шиворот падали крупные, холодные капли.
Санька, нескладный, с длинными руками, не шёл, а как-то вихлял зигзагами. Казалось, не он несёт корзинку, а корзинка толкает его то туда, то сюда.
Санька беспрестанно спотыкался об узловатые корни, торчавшие из-под земли, и ворчал: «Понатыкали тут корней всяких», — а корзинка, как назло, стукалась о пни, цеплялась за кусты и с каждой минутой становилась всё тяжелее.
Тогда Никита молча взял корзинку себе.
Ребята выбрались на дорогу. Разговаривать не хотелось. Скорее бы добраться до парома! А там, за рекой, сразу бабушкин дом.
Вдруг Никита с корзинкой исчез в тумане.
— У, проклятая! — донёсся его злющий голос откуда-то снизу. — Поскользнулся, а эта бегемотина ухнула сюда и меня потащила.
— Да где же ты? — Санька бросил вещи. — Ничего не вижу! Туман!
— Здесь! В канаве!..
