Кира Михайловская - Неутомимый Морошкин
Морошкин зажмурился. Он так старался заснуть, что даже заскрипел зубами. Голова его уже спала, но с ногами Морошкин ничего поделать не мог, они тихонько шевелились под одеялом, и, как видно, не собирались засыпать. Морошкин изо всех сил старался удержать их под одеялом и, наконец, решился приоткрыть глаза.
Прекрасное солнечное свечение ослепило Морошкина, и он увидел, что в полном безмолвии все ребята его группы сидят в своих кроватях и смотрят на него, Морошкина.
— Вы чего смотрите? — спросил Морошкин.
— Мы смотрим, как ты спишь, — сказала Настя. — У нас в группе ещё никто никогда не спал.
— И я не сплю, — сказал Морошкин.
Тут все загалдели, а Яшка подкинул к потолку подушку и крикнул:
— И не будет спать! Никто у нас не будет спать!
Морошкин повеселел и сел в постели.
В это время в спальню вошла Валентина Ивановна.
— Это что за шум? — спросила она. — Это ты один производишь столько шума, Морошкин?
Тут Морошкин заметил, что действительно все лежат под одеялами с закрытыми глазами и только он один сидит и весело смотрит по сторонам. Он стыдливо заполз под одеяло и приложился щекой к подушке.
— Спи! — сказала Валентина Ивановна. — У нас все дети после обеда обязательно спят.
Валентина Ивановна вышла, и сразу же у всех открылись глаза.
— Яшка, отдай мои очки, — жалобно попросил Боря.
— Зачем тебе, Борька, очки в мёртвый час?
— Когда на табуретке кататься, так ты мне друг, а без табуретки очки отнимаешь.
Морошкин догадался, что это Боря играет на пианино и что у него Яшка и видел вертящуюся табуретку. Ему жаль стало Борю, который плохо видит, поэтому он сполз с кровати, подошёл к Яшкиной постели, достал из-под подушки очки и передал их Боре.
— Ну вот, — сказала Валентина Ивановна, она как раз заглянула в комнату, — этого я от тебя, Морошкин, никак не ожидала. Все дети спят, а ты разгуливаешь по спальне.
— Я двигаюсь, — сказал Морошкин. — Мне нужно двигаться.
— Почему ты двигаешься возле Бориной кровати? И почему Боря спит в очках?
Очки у Бори съехали набок. Морошкин поправил их и сказал:
— Он смотрит сон.
— Чтобы смотреть сон, вовсе не нужны очки, — сказала воспитательница. Она сняла с Бори очки и положила их в карман своего халата. — А ты, Морошкин, быстро отправляйся в постель.
Глава шестая, в конце которой Морошкин, наконец, засыпает
После полдника Боря сказал Морошкину:
— Ты вернул мне сегодня очки, и я хочу тебе что-нибудь подарить. Хочешь, я подарю тебе марку?
— Какую марку? — спросил Морошкин.
— Вот. — Боря достал из кармана носовой платок, развернул его, и Морошкин увидел маленькую старую почтовую марку. Она была такая старая, что изображение стёрлось и было непонятно, что там когда-то было нарисовано.
— Танзания, — сказал Боря с гордостью.
Морошкину марка была не нужна, и он хотел отказаться, но Боря попросил:
— Возьми, пожалуйста.
И стёкла очков у него вспотели от волнения.
— Спасибо, — сказал Морошкин.
Он пошёл в уголок, сел на стул и принялся размышлять. Он думал о Танзании: вот где, наверное, растут баобабы. Но как только он начал представлять эту самую Танзанию подробнее, подбежал Яшка и затеребил Морошкина:
— Ты почему на одном месте любишь сидеть? Отвечай, почему?
— Когда я на одном месте сижу, мне мысли в голову приходят.
— Откуда приходят? — удивился Яшка.
— Из вещей, — сказал Морошкин. — На какую вещь смотришь, оттуда мысль и приходит.
Яшка пошёл, сел на подоконник и уставился в окно. Но усидеть там он смог недолго. Через минуту вскочил и крикнул:
— Морошкин, ко мне мысль пришла: за мной отец идёт, уже к саду подходит!
…И за Морошкиным пришёл папа. Он был такой большой, что воспитательница свободно прошла у него под мышкой.
— Гражданин, — сказала она папе, — вашему ребёнку надо быть поэнергичнее. Советую вам заниматься с ним физкультурой. Он очень рыхлый, хотя и воспитанный мальчик.
Папа засмеялся.
— Отчего вы смеётесь? — спросила воспитательница.
— У вас в детском саду всё такое маленькое, — сказал папа и поднял одной рукой стульчик, на котором сидел Морошкин.
Он поднял стульчик вместе с Морошкиным, но Морошкин даже не покачнулся. Он спокойно сидел под самым потолком. Прямо перед его носом торчали рожки люстры. В одном из рожков спала муха. «Скоро она проснётся», — подумал Морошкин. Больше он ни о чём не успел подумать. Папа опустил стульчик на пол.
— Какой вы сильный! — сказала воспитательница и покачала головой. Она не верила, что люди могут быть такими сильными, и рассматривала папу с интересом.
— Я каждый день делаю зарядку, — сказал папа. — И мой сын будет тоже каждый день делать зарядку.
«Я буду сильным, — подумал Морошкин, — и буду жить пять тысяч лет. Как баобаб».
Дома, не раздеваясь, Морошкин сел в углу комнаты на стул. Он так устал, что не слышал, что говорила ему мама. Он не мог разговаривать. Он мог только смотреть вперёд. Хорошо, что впереди ничего не было, а была только стена. Никакие мысли не могли прийти Морошкину в голову. Морошкин спал.
Глава седьмая, в которой разгуливает Миля
Больше всего на свете Морошкин хотел найти друга. Кого же? Настя занята, она в куклы играет. Яшка всё время торопится и всё время говорит о какой-то табуретке. Остаётся один Боря. Боря ниже этажом живёт, и каждый вечер из его квартиры доносятся неуверенные звуки пианино. Это Боря играет. А Борина мама стоит, наверное, рядом и постукивает по крышке:
— Ми-ля! Ми-ля! Сколько тебе раз говорить!
Морошкин книжку читает.
— Ми-ля!
Морошкин солдатиков на столе расставляет.
— Ми-ля!
Морошкин молоко пьёт, а Миля всё ходит по клавишам, стучит деревянными ногами. Неуверенно ходит, спотыкается. И как споткнётся, Борина мама его одёргивает:
— Ну что же ты, ми-ля!
Наконец Морошкин не выдерживает. Хочется ему на Милю хоть одним глазком взглянуть.
— Папа, — говорит он, — можно я к Боре в гости схожу?
— Конечно, — быстро соглашается папа. — Сходи к Боре.
Боря сидит за пианино. Перед ним тетрадка, а в ней — запятые, какие вверх головой, какие вниз головой. Боря шею вытянул, в тетрадку уставился, пальцем осторожно по клавишам стучит. Шёл-шёл Миля, споткнулся и упал. Хочет подняться и не может.
Тут Борина мама входит и говорит:
— Не можешь ты это место выучить никак! Какое-то заколдованное место! Ми-ля, я тебе сто раз говорила.
Миля живёт под крышкой в лакированном ящике. Наверное, он довольно бодро шагает по клавишам, пока не доходит до заколдованного места. Тут ему и крышка. Падает он на этом месте постоянно и дальше уже не шагает. А если и шагает, то не сразу.
Когда Боря заканчивает свои музыкальные занятия, он говорит Морошкину:
— Хочешь на табуретке покрутиться?
— Нет, — говорит Морошкин.
В табуретке ничего интересного он не видит. От табуретки никакие мысли ему в голову не идут. Зато от Мили идут.
— А покажи, что там, в ящике, — просит Морошкин. Он надеется увидеть Милю.
Боря поднимает крышку, Морошкин влезает на табуретку и заглядывает в ящик. У него даже голова закружилась от того, что он там увидел. Целый город из струн и молоточков. Где уж найти Милю в таком городе!
— Нажми-ка на клавишу, — просит Морошкин.
— Что за дети пошли! — говорит Борина мама. — Один всё на табуретке крутился, другой в пианино полез. Как тебе не стыдно, мальчик! А ты, Боря, что смотришь? Тебе лишь бы не заниматься. Нет, мальчик, если ты приходишь, чтобы всюду заглядывать, то лучше сиди у себя дома.
Морошкин уходит, а Боря смотрит ему вслед вспотевшими от печали очками. Морошкин спускается по лестнице и слышит: ми-ля, ми-ля!
Глава восьмая, и единственная, где появляются ликизмены
Папа держал в руках круглую машинку с длинным носом. Машинка упиралась носом в стенку, нос начинал быстро-быстро крутиться, в стене появлялась дырка. В дырку папа забивал гвоздь. Он хотел повесить в передней зеркало.
— Ещё пять минут твоих упражнений — и мы провалимся вниз, — весело сказала мама.
— Не надо, — сказал Морошкин. Он представил, как они с папой проваливаются вниз и падают к Боре на пианино.
— Надо, — сказал папа. — Мама красивая и должна смотреться в зеркало.
Мама на кухне засмеялась и сказала папе:
— Не подлизывайся, мотоцикл я тебе всё равно не куплю.
— Папа, — шёпотом позвал Морошкин. — Сделай мне табуретку.
