Люси Монтгомери - Аня с острова Принца Эдуарда
— Ну, им приходится еще и учиться, — улыбнулась Марилла.
— Очень мало, — презрительно фыркнула миссис Рейчел. — Однако Аня, я думаю, будет учиться. Она никогда не была ветреной кокеткой. Но, скажу я вам, не ценит она Гилберта Блайта, как он того заслуживает. О, я знаю девушек! Чарли Слоан тоже сходит по ней с ума, но я никогда не посоветовала бы ей выйти за кого-то из Слоанов. Конечно, Слоаны — хорошие, честные, уважаемые люди. Но, в конце концов, они всего лишь Слоаны.
Марилла кивнула. Посторонний человек, вероятно, счел бы утверждение о том, что Слоаны — это Слоаны, не слишком вразумительным, но Марилла поняла. В каждой деревне есть такая семья — хоть они и хорошие, честные, заслуживающие уважения люди, но Слоаны они есть и всегда ими останутся, пусть даже заговорят гласом ангелов.
К счастью, Гилберт и Аня даже не подозревали, что вопрос об их будущем уже окончательно решен миссис Линд. Они неторопливо шагали среди Теней Леса Призраков. На холмах за опушкой под светлым, почти прозрачным небом с легкими голубыми и розовыми облачками грелись в янтарном сиянии солнца сжатые поля. В отдалении отсвечивали бронзой еловые леса, а их длинные тени ложились полосами на верхние луга. А здесь, в Лесу Призраков, напевал среди мохнатых еловых лап ветерок, и были в его песне нотки осенней грусти.
— Теперь этот лес и в самом деле населен призраками — старыми воспоминаниями, — сказала Аня, наклоняясь, чтобы сорвать длинный папоротник, обесцвеченный до восковой белизны ночными заморозками. — Мне кажется, что маленькие девочки, Диана и Аня, по-прежнему играют здесь и часто сидят в сумерки у Ключа Дриад, назначая встречи выдуманным призракам. Знаешь, я до сих пор не могу пройти в сумерки по этой дорожке без того, чтобы хоть на миг не содрогнуться от страха. Был здесь один призрак, наводивший особенный ужас: дух убитого ребенка, который мог подкрасться к тебе сзади и всунуть свои холодные пальцы в твою ладонь. Признаюсь тебе, что и по сей день, приходя сюда после наступления сумерек, я не могу не представлять себе его мелкие, крадущиеся шаги за моей спиной. Я не боюсь ни Белой Дамы, ни безголового человека, ни скелетов, но думаю, что было бы лучше, если бы моя фантазия никогда не порождала этот дух ребенка. Как рассердила тогда Мариллу и миссис Барри вся эта история, — заключила Аня, улыбаясь своим воспоминаниям.
В лесах, окружавших верхнюю часть болота, было множество залитых лиловых сумраком просек, где в воздухе летали легкие осенние паутинки. Пройдя через мрачные заросли старых искривленных елей и окаймленную кленами и согретую солнцем небольшую долину, они увидели то, что искал Гилберт.
— А вот и она, — сказал он с удовлетворением.
— Яблоня… здесь, в лесу! — восхищенно воскликнула Аня.
— Да, и к тому же настоящая — с яблоками, здесь, среди елей, сосен и буков, за милю от ближайшего сада. Я был здесь как-то раз этой весной и нашел ее всю в цвету. И я решил, что непременно приду сюда осенью и посмотрю, будут ли на ней яблоки. Взгляни, сколько их. И выглядят совсем неплохо — желтовато-коричневые, и у каждого красноватый бочок. А ведь обычно плоды у таких дичков зеленые и неаппетитные.
— Я думаю, она выросла из случайно занесенного сюда много лет назад семечка, — сказала Аня мечтательно. — И как она сумела вырасти и расцвести и не сдаться — совсем одна среди чужих, эта смелая, упорная яблоня!
— А вот здесь упавшее дерево, и на нем подушка из мха. Садись, Аня, — чем не лесной трон? Я полезу за яблоками. Они все растут высоко: дерево старалось выбраться на солнце.
Яблоки оказались отменными. Под рыжеватой кожурой была белая-белая мякоть с редкими красноватыми прожилками; и кроме обычного, характерного для яблок вкуса они имели еще какой-то удивительный лесной привкус, какого не имеет ни одно садовое яблоко.
— Пожалуй, даже роковое райское яблочко не могло иметь более редкостного вкуса, — заметила Аня. — Но нам пора возвращаться домой. Смотри, три минуты назад еще были сумерки, а теперь — лунный свет. Жаль, что нам не удалось заметить момент превращения. Но я думаю, такие моменты никогда не удается заметить.
— Давай пойдем вокруг болота по Тропинке Влюбленных. Ты все так же раздражена, как когда мы отправлялись в путь?
— Нет. Эти яблоки были словно манна небесная для голодной души. Я чувствую, что полюблю Редмонд, и уверена, что мне предстоит провести там четыре замечательных года.
— А потом, после этих четырех лет… что дальше?
— О, там будет новый поворот на дороге, — ответила Аня беспечно. — Я не имею никакого представления, что может отказаться за этим поворотом, — да и не хочу иметь. Приятнее не знать.
Тропинка Влюбленных казалась чудесной в тот вечер; все вокруг было неподвижным и таинственно неясным в бледном сиянии луны. Они брели медленно, в приятном дружеском молчании; обоим не хотелось говорить.
«Если бы Гилберт всегда был таким, каким он был в этот вечер, как все было бы хорошо и просто», — думала Аня.
Они расстались. Гилберт глядел вслед удаляющейся Ане. В легком светлом платье, стройная и изящная, она напоминала ему белый ирис.
«Смогу ли я когда-нибудь добиться ее любви?» — думал он с болью в душе, сомневаясь в собственных силах.
Глава 3
Прощание и встреча
Чарли Слоан, Гилберт Блайт и Аня Ширли покинули Авонлею утром следующего понедельника.
Аня надеялась, что погода будет хорошей. Диана должна была отвезти ее на станцию, и обеим хотелось, чтобы эта последняя перед долгой разлукой совместная поездка оказалась приятной. Но когда в воскресенье вечером Аня ложилась в постель, вокруг Зеленых Мезонинов стонал и сетовал восточный ветер, чье зловещее пророчество сбылось на следующее утро. Аня проснулась и обнаружила, что капли дождя постукивают в окно и покрывают расходящимися кругами серую поверхность пруда; холмы и моря были окутаны туманом, и весь мир казался мрачным и тусклым. Аня оделась в сумраке безрадостного серого рассвета — нужно было выехать пораньше, чтобы успеть на поезд, прибывающий в Шарлоттаун к отплытию парохода. Она боролась со слезами, но они наполняли глаза вопреки всем ее усилиям. Она покидала дом, который был так дорог ее сердцу, и что-то говорило ей, что она покидает его навсегда — он станет для нее лишь прибежищем на время каникул. Прежняя жизнь никогда не вернется: приезжать сюда на каникулы — совсем не то же самое, что жить здесь. Каким дорогим и любимым было все вокруг — и эта белая комнатка в мезонине, приют девичьих грез, и старая Снежная Королева за окном, и веселый ручей в долине, и Ключ Дриад, и Лес Призраков, и Тропинка Влюбленных — тысяча милых сердцу мест, где жили воспоминания прежних лет. Сможет ли она когда-нибудь быть по-настоящему счастлива где-то еще?
Завтрак в Зеленых Мезонинах проходил в то утро в довольно грустной атмосфере. Дэви, вероятно впервые в жизни, не мог есть и без всякого стыда ревел над своей овсянкой. Впрочем, и все остальные, за исключением Доры, не могли похвастаться аппетитом. Но Дора убирала свою порцию совершенно невозмутимо. Подобно бессмертной благоразумной Шарлотте, которая «продолжала резать хлеб и масло», когда мимо дома на ставне проносили тело ее застрелившегося возлюбленного[8], Дора принадлежала к тем счастливым существам, которых редко волнует что бы то ни было. Даже в восемь лет требовалось нечто из ряда вон выходящее, чтобы нарушить безмятежность Доры. Она, конечно, сожалела, что Аня уезжает, но как это могло помешать ей по достоинству оценить яйцо-пашот на жареном хлебце? Никак. И видя, что Дэви не может съесть свое яйцо, Дора съела его за брата.
Точно в назначенное время появилась Диана с лошадью и двуколкой; над серым дождевым плащом сияло ее румяное лицо. Теперь предстояло попрощаться. Миссис Линд вышла из своей комнаты, чтобы крепко обнять Аню и предупредить о том, что при любых обстоятельствах прежде всего необходимо заботиться о здоровье. Марилла, как всегда немного резкая, без слез легко чмокнула Аню в щеку и выразила надежду, что та пришлет им весточку, как только устроится на новом месте. Случайный наблюдатель мог бы сделать вывод, что отъезд Ани значит для Мариллы очень мало — если только упомянутому наблюдателю не случилось бы внимательно взглянуть ей в глаза. Дора с чопорным видом поцеловала Аню и выдавила две небольшие, благопристойные слезинки, но Дэви, плакавший на заднем крыльце с того самого момента, как все встали из-за стола, совсем отказался прощаться. Увидев, что Аня направляется к нему, он вскочил на ноги, стрелой пронесся наверх по задней лестнице и спрятался в стенном шкафу, из которого так и не пожелал вылезти. Его приглушенные завывания были последними звуками, которые слышала Аня, покидая Зеленые Мезонины.
