Любовь Воронкова - Снег идет
Алёнка и Таня пробрались поближе к самой риге, к тёплой бревенчатой стене, к открытой дверце.
В глубине риги было темно. Круглый фонарь, повешенный наверху, слабо освещал длинные частые жерди-колосники. На эти жерди насаживают снопы – и ржаные, и овсяные, и льняные, – когда чей черёд. А внизу, под колосниками, топят большую печь, и снопы сохнут.
Сухую рожь и сухой овёс легче молотить. А сухой лён мять легче.
Из тёмной глубины риги дышало теплом и крепким запахом просохшего льна.
– Слазить бы туда, а? – прошептала Таня.
Но Алёнка даже отодвинулась от дверцы:
– Нет уж! Провалишься, да прямо в печку!
– А всё-таки посмотреть бы, а? Вот как дядя Иван Таланов полезет печку топить, и я с ним попрошусь!
– Много там ещё льну-то? – спросил кто-то. – А то уж темно становится.
– Девчонки, есть там лён на колосниках? – крикнула бригадирша тётка Дарья. – Видно вам или нет?
– Видно! – ответила Таня. – Все колосники видно, а льна – ни одного снопа нету!
– Ну тогда давайте поживей, – сказала тётка Дарья. – Давайте поживей, да и домой. Теперь немного осталось.
Ещё чаще застучала мялка, ещё гуще, полетела костра, ещё веселей замелькали длинные льняные горсти.
Колхозницы домяли лён и пошли домой. И Таня с Алёнкой пошли с ними.
Снежный ветер летел им навстречу и сбивал с дороги. Тогда мать распахнула своё широкое пальто и накрыла одной полой Таню, а другой – Алёнку. Идти втроём было тесно, но зато тепло и весело. Таня кричала:
– Ку-ку!
Алёнка откликалась ей, а мать смеялась:
– Я с вами, как наседка с цыплятами. Цыплята, как озябнут, – сейчас к курице под крылья. Так и вы у меня!
В гостях на скотном
На другой день в сумерки Таня и Алёнка возвращались с горы и волочили свои большие салазки.
– У меня в валенках снегу полно, – сказала Алёнка.
– А ты вытряхни, – посоветовала Таня.
– Да как я вытряхну? Он там растаял, вода хлюпает.
Они шли мимо скотного двора. В сторожке на скотном светился огонёк и над крышей поднимался дым.
– Ваш дедушка печку топит, – сказала Алёнка, – вон дым из трубы идёт.
– Пойдём к дедушке, – сказала Таня. – Твои валенки посушим.
Подружки подошли к окну и постучались. Дедушка отворил дверь.
– Ах, батюшки! – сказал он. – Да ко мне, никак, гости пришли!
Дедушка ночевал в сторожке на скотном дворе – он сторожил по ночам скотину. Глядел, чтобы какой-нибудь бык с привязи не сорвался. Или коровы не забодали бы друг друга. Или не вздумал бы забрести волк из лесу в глухую зимнюю ночь.
Дедушка топил в сторожке печку, чтобы не холодно было ночевать. Алёнка как вошла, так сразу сняла валенки и поставила их к огню сушиться. А потом все трое – дедушка, Таня и Алёнка – уселись перед огоньком на лавочке.
– Дедушка, – сказала Таня, – а ты не боишься ночевать один?
– А я разве один? – сказал дедушка. – У меня здесь скотины полон двор.
– Ну, всё-таки это не люди же!
– Ну, положим, не люди. Только чего ж мне бояться?
– А если волк? – сказала Таня.
Дедушка кивнул в угол:
– А ружьё на что?
– А если медведь? – робко спросила Алёнка.
Дедушка усмехнулся:
– Ну и что ж? Пусть приходит. Поможет мне за скотиной смотреть… Да вот, слышно, кто-то уже бродит под окнами.
Алёнка живо подобрала ноги на лавку. А Таня вскочила и подбежала к окну.
– Где медведь?
За окном и правда мелькнула чья-то тень, и кто-то толкнулся в дверь. Алёнка вскочила на лавку:
– Ой, дедушка, не открывай!
А Таня, вглядевшись в темноту, сказала:
– И правда медведь! Ох, страшный! Чёрный какой!
Она говорила, а сама поглядывала на Алёнку и тихонько посмеивалась.
Дедушка открыл дверь и сказал:
– Кто здесь?
Знакомый голос ответил:
– Это я!
И в избушку вошёл Дёмушка.
– У, Дёмка-Ерёмка! – крикнула на него Алёнка. – Ходит по ночам, только всех пугает!
Но дедушка сказал:
– Ну, полно, полно! Что ты на него кричишь? Сами себе медведя придумали, а парень виноват.
Все снова уселись против печки. Грелись, разговаривали. Таня сняла пальто, сбросила платок. Алёнка развязала свой голубой полушалок, положила его на плечи. Дёмушка тоже снял треух и распахнул шубёнку. Щёки у всех раскраснелись от огня. А валенки Алёнкины сохли так, что даже пар от них шёл.
– Дедушка, а ты настоящего медведя видал? – спросила Таня.
– Медведя-то я никогда не видал, у нас они не водятся, – сказал дедушка, – а вот огненного змея видел.
Таня быстро поглядела на дедушку:
– Дедушка, правда?
Алёнка опять подтянула ноги на лавку, а Дёмушка так и уставился на деда любопытными глазами.
– Правда, видел, – сказал дедушка.
И рассказал такую историю:
– Это случилось давно. Жаркое в тот год лето стояло, засушливое. Всё попалило. Надо пахать, а земля – как камень, плуг не врежешь. Тогда мужики придумали: будем пахать ночью. Ночь была светлая, всё видно. А пахал я недалеко от болота – вон там, за поляной. Вот пашу я, пашу. Вдруг лошадь у меня остановилась. Я говорю: «Ты что, Серый?» А Серый храпит, ушами прядает – испугался чего-то. А чего испугался, и понять не могу. Но тут я гляжу – всё поле осветилось. Поднял глаза – а он и летит…
– Ой! – прошептала Алёнка и обхватила Дёмушку за плечи.
А Таня спросила:
– А какой он? С крыльями?
– Нет, не с крыльями, – сказал дедушка, – а так, летит по небу огненная змейка, летит, извивается. Пролетела и скрылась за лесом. Ну, тут и я заодно с конём испугался, поворачиваю Серого – и домой!
Дедушка помолчал, покурил. А потом сказал:
– А уж после-то я сам над собой посмеялся. Это, оказывается, такая молния была… Говорят, такие молнии в жару над болотом бывают. А я тогда ещё молодой, мальчишка был и ничего этого не знал, вот и убежал с поля.
Таня перевела дух, и Алёнка спустила ноги со скамьи.
– Значит, это не змей был? – спросил Дёмушка.
Таня сказала:
– Ну и хорошо, что не змей. А то чего им, змеям, по небу летать!
Пока дедушка рассказывал, Алёнкины валенки высохли. Алёнка надела их – и сразу тепло ногам стало! На улице совсем стемнело. Дедушка взял фонарь:
– Пойти скотину поглядеть.
Дедушка шёл с фонарём между стойлами. А ребятишки – за ним.
На скотном было тихо и дремотно. Коровы – рыжие и пёстрые – лежали в своих стойлах, жевали жвачку, вздыхали в полусне, шуршали соломой. Дедушка подошёл к большому быку, посветил на него:
– Спишь, Рыжик?
Бык сонно посмотрел на дедушку. Голова у него была лобастая, с белой звёздочкой, прямые рога торчали в стороны. Он добродушно засопел и тихонько промычал в ответ.
– Ну спи, – сказал ему дедушка, – а мы ужинать пойдём.
Дедушка зашёл в сторожку, поставил фонарь на окошечко, загрёб в печке угли, закрыл её заслонкой. А потом они вышли все вместе на улицу, взяли салазки и пошли ужинать.
Что случилось у житницы
Утром Таня только вышла на улицу, а уж Алёнка ей навстречу:
– Что такое всё трещит и трещит около житницы? – спросила она. – Веялка, что ли?
– А пойдём посмотрим, – сказала Таня.
Они пришли к житнице. А там уже все ребятишки собрались. И Дёмушка тут, впереди всех стоит и смотрит.
Около житницы и в самом деле стояла машина – новенькая голубая веялка-сортировка. Колхозники сортировали овёс. Кладовщик и председатель взвешивали овёс на больших весах и засыпали в сортировку. А сортировку вертел Серёжа Таланов. Как завертит ручку, так сортировка сразу затрещит, как трещотка, – чётко, весело, по всей деревне слышно. Лёгким дымком взлетала над сортировкой пыль, а внутри, под голубой деревянной обшивкой, ровно шуршали овсяные зёрна.
Таня подошла ближе:
– Серёжа, дай покрутить, а?
– Покрути, – сказал Серёжа.
Таня взялась за гладкую ручку, подёргала, а ручка не крутится.
– Очень туго, – сказала Таня.
– Дай я помогу, – сказала Алёнка.
Они вдвоём взялись за ручку и еле-еле повернули. Сортировка затрещала, только медленно, лениво. Зашатались внутри решётки и сита, посыпался, зашелестел овёс.
– Сортирует! – обрадовался Дёмушка. – Работает! Дайте я тоже поверну!
И полез к сортировке. Но Алёнка закричала:
– Отойди! От горшка – два вершка, а тоже к машине лезет!
Тогда за Дёмушку заступились все его товарищи – и Юрка Грачёв, и Егорка, и Ваня Берёзкин. Они тоже полезли к сортировке.
– Всё вы будете вертеть! А нам когда же?
– Что, ваш, что ли, овёс?
– А ваш?
– Наш!
– А может, наш!
Серёжа уж и не рад был, что пустил ребятишек к сортировке:
– Уходите отсюда, вертельщики! Вот, налетели, как воробьи, да ещё и дерутся!
И неизвестно, кто победил бы – Таня с Алёнкой, Дёмушка со своими товарищами или Серёжа прогнал бы их всех, – но тут случилось вот что: со скотного двора вдруг выскочил бык Рыжик и с рёвом побежал по деревне. Быку надоело стоять в стойле, он бегал и рыл снег то рогом, то копытами.