Жаклин Уилсон - Звездочка моя!
— Вы дочка Дэнни Килмана? — спросил он.
Я кивнула.
— Тогда проходите внутрь, мисс, — и он направил меня к входу.
В последний раз я посмотрела на Долю. Кажется, ее мама заплакала. Мне их ужасно жаль, но я ничем не могу помочь. Я поплелась в кинотеатр и, подвернув ногу на высоких каблуках, оказалась в шумной толпе. Несколько раз я повернулась кругом, не зная, куда мне дальше идти или кого бы спросить, — и вдруг мама опустила мне руку на плечо.
— Бога ради, Солнце, что за игры? — прошептала она. — Ах ты, черт, я из-за тебя ноготь сломала!
Ее накладной ноготь, похожий на розовый топорик, застрял в моей тунике.
— Идем скорее в уборную, — и мама потащила меня за собой. — Тебе надо подтянуть легинсы, они сползли и сложились в гармошку. Смотрится по-уродски!
— Уродские они и есть, — пробормотала я и поплелась за мамой и Конфеткой.
Краем глаза я заметила папу, он до сих пор работает на публику, а на плечах у него сидит Ас.
В уборной полно красивых молодых женщин в коротких черных платьях. Они обнимаются, целуют друг друга в напудренные щечки и цокают туда-сюда на высоченных каблуках. На нас почти никто не обратил внимания, но вот какая-то пара начала сюсюкаться с Конфеткой, восторгаясь ее пышным платьем и рассматривая значки на курточке. Конфетка засветилась счастливой улыбкой, встряхнула своими длинными сверкающими волосами и объяснила, что каждый значок по-своему для нее важен. Она чуть-чуть шепелявит, рассказывая, прекрасно зная, как мило это звучит.
— Я сейчас, Конфетка, — сказала мама, отвела меня в кабинку и протиснулась следом.
— Встань сюда, — прошипела она и начала подтягивать на мне эти ужасные легинсы. — Дай я тебе все поправлю.
Я залилась краской от ужаса, что сейчас все эти красивые женщины подумают, что мне как маленькой нужна помощь в туалете. Меня бросило в пот. Легинсы прилипли к влажной коже и неприлично скрипят, пока мама их подтягивает. Как только она закончила, я вдруг поняла, что мне непременно, сию секунду, надо сходить в туалет. Все действо повторяется с самого начала: легинсы с трудом спущены до колен и натянуты обратно.
— Честное слово, — прошипела мама, красная как рак от наклонов и сражений с тканью. — Ты самая старшая, Солнце, а проблем от тебя больше, чем от Конфетки и Аса, вместе взятых.
Я вся горю. На глазах слезы.
— Прекрати реветь! — мама встряхнула меня за плечи. — Что с тобой? У нас сегодня праздник!
Мы вышли из кабинки, когда возле нее уже скопилась целая очередь. Конфетки нет нигде.
— Боже! — сказала мама, прикрыв рот. Но тут же мы услышали смех.
Конфетка за углом, там, где зеркал еще больше. Кто-то дал ей туфли на высоком каблуке, и она неумело шагает по ковру, встряхивает волосами и подбивает пышную юбку в сеточку. Толпа хохочет, а Конфетка громче всех.
— Мама, смотри! — Она делает поворот вокруг себя, и щиколотки у нее дрожат. — У меня каблуки выше, чем у Солнца! И даже выше, чем у тебя! Я уже совсем как взрослая!
— Меньше двадцати двух не дашь, — сухо ответила мама, но взгляд у нее стал мягче от нежности. — Хватит, родная, верни доброй тете ее красивые туфли и надень свои ботики. Не надо заставлять отца ждать.
В последней фразе прозвучали опасные нотки. Конфетка их тут же уловила и моментально скинула высокие каблуки.
— А кто твой отец? — спросила хозяйка туфель.
— Мой папа — Дэнни Килман! — ответила Конфетка.
— Ого! — воскликнула девушка, и вокруг Конфетки сразу собралась толпа.
— Представь, что Дэнни Килман — твой папа! — сказала одна.
— Лучше я представлю, что он мой муж, — ответила вторая. И все посмотрели на маму.
— Как вам повезло! — сказала какая-то девушка, глупо хихикнув.
Мама окинула всех взглядом и поправила юбку.
— Да, повезло, — и она протянула нам руки. — Идемте, девочки.
Конфетка взяла одну руку, а мне всучили другую, хотя это полный идиотизм: чтобы взрослая десятилетняя девочка цеплялась за маму. Мы вышли из комнаты под завистливый шепот со всех сторон.
В фойе от количества народу уже не протолкнуться, у одного из входов страшный шум: только что вошли участники группы «Милки Стар».
— Я хочу на них посмотреть! Я обожаю «Милки Стар»! — требует Конфетка.
Наверное, она читала про них в своих комиксах для девочек.
— Что на них смотреть, просто глупые мальчишки. Лучше давай найдем папу, — быстро говорит мама. — И не надо ему рассказывать про то, как ты любишь «Милки Стар», ладно?
С глупыми мальчишками мама справилась легко, но что делать с толпой глупых девчонок, окруживших папу? Они еще моложе тех, что были в женской уборной, юбки у них еще короче, а каблуки выше. Одна из них взяла Аса, тормошит его, а он, извиваясь, хочет опуститься на пол.
— Дайте мне моего сына, спасибо большое, — сказала мама и буквально вырвала Аса у нее из рук. Ас захныкал от испуга. — Вот видите, из-за вас он расплакался.
— Ой-ой, — сокрушилась девушка. Красивой ее не назовешь, волосы слегка растрепаны, несоразмерно большой рот, но что-то есть в ее облике — не хочется отводить взгляд.
— Ну-ну, Ас. Ему не нравится, когда его слишком часто трогают, — объяснила мама.
— Правда? — переспросила девушка и вопросительно посмотрела на папу. — Обычно мужчины не против.
Толпа девочек взорвалась от смеха. Папа тоже захохотал. Мама в ярости так крепко сжала руку Аса, что он еще сильней заплакал.
— Тихо! Ты обещал, что будешь вести себя как большой, чтобы пойти в кино на папин фильм, — сказала мама. — Идемте в зал.
Она протискивается сквозь толпу, с одной стороны я, с другой Конфетка. Папа остался там же, где стоял, бок о бок с большеротой девушкой. Мама обернулась. Конфетка что-то щебечет ей о «Милки Стар». Ас скулит и хнычет.
Они ничего не понимают. Мама умоляюще посмотрела на папу и что-то беззвучно произнесла. Папа на секунду смолк и — повернулся к ней спиной. Потом наклонился к большеротой девушке и что-то прошептал ей на ухо. Она захохотала.
Мне так плохо, что еще чуть-чуть — и брошусь обратно в туалет, иначе меня вырвет прямо тут. Мама тоже вся бледно-зеленая. Она судорожно прижала к себе Аса и посмотрела по сторонам — не дай бог за ней кто-то наблюдает.
Папа что-то рассказывает большеротой девушке, наклонившись так близко, что она вот-вот испачкает ему щеку яркой помадой. Мимо них толкаются люди, спеша занять места в зрительном зале, а эти двое болтают и смеются так непринужденно, будто бы они одни во всем кинотеатре, а мамы, Конфетки, Аса и меня не существует.
Мама прикусила губу, ее затрясло. Конфетка нетерпеливо тянет ее за собой. Мама не знает, что делать. Войти в зал без папы? А если он к нам так и не придет? Тогда все увидят рядом с ней пустое кресло. И как она тогда выйдет после сеанса? Ведь фотографы никуда не исчезнут.
— Где Дэнни? — закричат они. — Куда вы дели Дэнни? Почему перестали улыбаться? Эй, девочка в красных туфельках, улыбнись!
К глазам моим подступили слезы. Папа стоит к нам спиной. Папа! Беззвучный крик застрял в горле. Папа! Папа!
Он обернулся, словно услышал меня. Снова что-то сказал Большеротихе, сжал ее локоть и после как ни в чем не бывало легкой походкой подошел к нам. Мне подмигнул, послал Конфетке воздушный поцелуй и нежно коснулся вздернутого носика Аса.
— Пойдемте, ребятки, пора смотреть кино, — сказал он таким тоном, будто это он нас ждал, а не мы его.
Мама ослепительно ему улыбнулась и поторопила нас.
— Солнце, хватит хмуриться, ради бога, — прошептала она мне. — У нас же сегодня праздник.
У меня в голове полная каша, и я делаю попытку улыбнуться только ради нее, но она поморщилась от раздражения:
— Не показывай зубы!
Меня так и подмывает цапнуть ее некрасивыми зубами. Но я сдерживаюсь до тех пор, пока мы все не уселись и в зале не погас свет. Только тогда я позволила себе заплакать. Я быстро вытираю щеки манжетом. Ас все так же хнычет и вертится у мамы на колене.
— Сделай что-нибудь, пусть он замолчит, — прошипел папа. — Я же тебе говорил, что он слишком маленький.
— Он хочет увидеть, как папу показывают на экране, да, солнышко? — спросила его мама. — Он сейчас успокоится.
Она попыталась в темноте сунуть ему соску, но он все вертится, не может успокоиться и всхлипывает.
— Пойду найду какую-нибудь девушку, чтобы помогла с ним, — сказал папа.
— Солнце, давай, утихомирь брата, — сказала мама и быстро посадила его мне на колени.
Я крепко держу его руки, но не обнимаю, потому что он этого терпеть не может.
— Я мама Тигрмена, мы в большой норе, нам тепло и уютно, нам надо сидеть тихо-тихо, иначе придет плохой человек и схватит нас, — прошептала я ему на ухо.
Я уткнулась в его шелковую макушку подбородком и поводила туда-сюда, туда-сюда. Наконец через минуту он расслабился. Забрался повыше мне на руки, наклонил голову и — чмок-чмок-чмок — засосал соску.
