Если постараться - Аделаида Александровна Котовщикова
Казалось, не полтора месяца назад, а когда-то очень давно Окуньки впервые ушли из интерната вместе с дядей Миколой. Дело было так.
Неохотно плелись Окуньки следом за садовником-кочегаром. Насупившись, поглядывали недоверчиво.
Пройдя немного, Окуньков Вова процедил сквозь зубы:
— Зачем мы идём?
— Идём зачем? — как перевёрнутое эхо, процедил Окуньков Витя.
Дядя Микола к ним обернулся и ответил спокойно:
— А затем, что зажарит вас моя старуха. В сметане. Давно я жареных окуней не ел.
Скупо, краем рта улыбнулись Окуньки: мол, мы не дошколята, чтобы нас такими глупостями стращать.
Дядя Микола воззрился на них с удивлением:
— Не верите? — Он даже по колену себя стукнул. — Не верят глупые хлопцы, скажи на милость! Ну, так слухайте! Моя старуха, Домна Ивановна, така грозна бабка, шо тильки держись! И съем я вас, как вечерять сяду, в сухарях и сметане. Йисть буду я, а стряпать вас, то вона буде. Так-то!
Чуть-чуть хихикнули Окуньки и сразу нахмурились, напустили на себя полное безразличие. Так, с каменными лицами, и вошли они вслед за дядей Миколой в небольшой садик. В глубине садика, между персиковыми, абрикосовыми, вишнёвыми и сливовыми деревцами стоял домик под черепичной крышей.
Едва лязгнула калитка, на крыльцо вышла полная моложавая старуха в белой косынке и в цветном длинном переднике. Всё лицо её с загорелыми, тугими, почти без морщин щеками расплылось в улыбке.
— Это что же за хлопчиков таких славных ты привёл, Микола? — спросила она певуче.
— Прикидается ласковой, — шепнул старик близнецам. — Як та самая баба-яга, что Ваню зажарить схотела.
Громко он сказал, сурово сдвигая брови:
— Славны воны, чи не славны, це большой вопрос! И треба в этом вопросе разобраться по пунктам. А ну, геть у хату!
Не успели Окуньки опомниться, как они уже сидели на табуретках в чистой кухоньке возле стола. Руки у обоих были вымыты. Перед каждым в тарелке благоухал борщ.
— Мы обедали, — сказал Окуньков Вова.
— Обедали мы, — сказал Окуньков Витя. — В интернате.
— А до того, кто обедал, кто нет, нашей Домне Ивановне дела нету, — с аппетитом принимаясь за борщ, заявил дядя Микола. — Бо насчёт кормёжки вона дэспот и никуды не денешься. Вот накормит, а потом… гм-гм!.. к ужину это самое и воспоследует…
Всё тучное тело Домны Ивановны заколыхалось от смеха.
— Уж что-то выдумал! Начал загадки загадывать. Вовочка, я тебе укропчику забыла насыпать, сам возьми вон с блюдца.
Близнецы переглянулись, поражённые. Укропа не было именно в Вовкиной тарелке, а в тарелке у Вити зелёные стебельки плавали. Как узнала жена дяди Миколы, который из них Вова? Конечно, отводя их к рукомойнику и подавая полотенце, она спросила их имена, но…
«Случайно назвала правильно», — про себя решили Окуньки и стали есть хмуро, но с удовольствием: уж очень вкусен был украинский борщ.
После обеда дядя Микола уселся столярничать. Он мастерил полочку.
— Бо у моей старухи везде полочки понатыканы, так нехай ещё будет!
Вова стал смотреть, как старик работает, а Витя подошёл к радиоприёмнику и со всех сторон его разглядывал, не решаясь прикоснуться.
— А ты, Витенька, включи, если умеешь, — сказала Домна Ивановна, вытиравшая посуду.
Близнецы в упор посмотрели вопросительно друг на друга. С одного взгляда каждый понял замысел брата. Они встали рядом, потом сели на оттоманку, немного погодя переменились местами — они нарочно «перепутались». Но это не помогло.
— Вовик, подай мне, пожалуйста, ножницы, — попросила Домна Ивановна. — Вон на полке, ты рядом стоишь.
Она их не путала, это было очевидно.
— Вы… колдунья? — протягивая Домне Ивановне ножницы, спросил Вова.
— Колдуньев не бывает, — добавил Витя, — но вдруг… всё-таки…
Домна Ивановна рассмеялась заливисто, как молодая.
— Факт! — провозгласил дядя Микола, для убедительности вытаращивая глаза. — Самая она колдунья и есть!
От смеха Домна Ивановна не могла сперва вымолвить ни слова и только махала на всех руками. Наконец, перевела дух.
— Ох, уморили, мальчики вы мои милые! С чего ж это я колдунья, ну-ка? Молчи, старик, не встревай, пусть сами скажут.
Братья стояли красные.
— Потому что все… — начал Вова.
— И даже мама очень часто, — вставил Витя.
— Да и батька всегда, — продолжал Вова.
— И злится крепко, — сказал Витя.
— Пьяный — очень крепко! — подтвердил Вова.
И тут они заговорили одновременно.
— Что не может нас различить, — говорил Вова.
— Зачем мы как два пятака, — говорил Витя. — Путают нас всё время все!
— А вы всячески помогаете людям запутаться, — заметил дядя Микола.
Братья торопливо произнесли наперебой:
— А вы нас не спутали ни разу…
— И вот, может, вы… умеете колдовать?
Домна Ивановна встала со стула и подошла к близнецам.
— Вот это Витя. — Она погладила по голове Витю Окунькова. — А вот это Вова, — потрепала она по затылку другого Окунькова. — Да зачем же вас путать, хлопчики милые? У Вовы на одном ухе мочка немножко приросла, а у Вити уши ровные, зато у него родинка есть на височке, а у Вовы нету…
Да, эти различия у них были. И сами Окуньки, и мама об этих приметах знали. Но, когда Окуньки двигались, и мать не видела «приметок». Другие же люди о них не подозревали. А от зоркого глаза Домны Ивановны эти мелочи не укрылись.
— Шо там мочки да родинки! Колдунья она, верно вам говорю! — твердил дядя Микола. — Ну, ладно, колдуйте здесь над уроками. Донюшка, погляди, чтобы эти орлы всё написали чисто, а то мне будет это самое… рекламация. А я до соседа тут схожу ненадолго.
Спали близнецы на оттоманке «валетиком», как говорила Домна Ивановна. Укрыв Окуньков одеялами, она наклонилась и поцеловала обоих на ночь так просто, будто иначе и быть не могло. И братья не удивились.
К вечеру они уже называли жену дяди Миколы тётей Доней, и обоим казалось, что знакомы они с ней давным-давно.
А потом, как-то незаметно и попросту, стали входить Окунькам в головы приветные, неторопливые речи Домны Ивановны.
— А мама ваша, понятно, устаёт на своём консервном заводе, да после работы ей ещё пьяного отца приходится утихомиривать. Оттого на вас и серчает. А вы ей помогайте, — она и кричать перестанет.
