Жаклин Келли - Удивительный мир Кэлпурнии Тейт
Я и сама не промах, совру — недорого возьму, но эта Агги мне сто очков вперед даст. Быстро соображает.
Суббота — самый лучший день недели. Я постучала в дверь библиотеки и услышала обычное: «Входи, коли не шутишь».
— Дедушка, мы собираемся в Локхарт. Хотите, верну библиотечные книги?
— Спасибо, очень любезно с твоей стороны. И я тебе дам список книг, которые мне нужны.
Я взяла список, книги и побежала к повозке. На козлах уже расселись Альберто, Гарри и Агги. Мы с Салом Россом забрались в повозку и устроились на старой попоне. Я взяла с собой «Путешествие натуралиста на корабле „Бигль“» и развлекала брата, зачитывая вслух особо интересные места. Ему очень понравилась глава про каннибалов, но пришлось читать почти шепотом, чтобы взрослые спереди не услыхали.
В городе все, кроме меня, направились в большой универсальный магазин Сазерленда («Всё под одной крышей») на главной площади. Три этажа всевозможных соблазнов — и необходимое, и ненужная роскошь. А я пошла в библиотеку.
Там было темновато, пахло бумагой, чернилами, кожаными переплетами и пылью. До чего же я люблю этот запах книг. Что может быть лучше, согласитесь? Лучше может быть только отсутствие миссис Уиппл, местной гарпии.
Я положила на стойку книги, которые надо было вернуть. К счастью, вышеназванной особы нигде не было видно, хотя я слышала шелест ее черного поношенного бомбазинового платья, которое она надевает в любую погоду, поскрипывание корсета на китовом усе, чувствовала запах нафталина. Значит, она где-то тут. Странно. Вдруг она как выскочит из-за стойки прямо на меня, словно чертик из коробочки. Я пискнула как мышка и отскочила, но не могла не восхититься ее резвостью и проворством — она же вовсе не молоденькая и совсем не так легка на ногу.
— Кого мы видим, — угрюмо сказала миссис Уиппл. — Неужели сама Кэлпурния Вирджиния Тейт? И, как всегда, подкрадывается незаметно.
Какая горькая несправедливость! Это я-то подкрадываюсь? Почему эта ужасная хранительница книг так меня ненавидит? Мы обе любим книги. Значит, по логике вещей, мы родственные души, но по какой-то странной причине мы терпеть друг друга не можем. Всегда и во всем. Может, пора заключить перемирие, зарыть боевые томагавки, протянуть оливковую ветвь, искренне извиниться за причиненное зло?
А может, и не пора.
Ярость во мне клокотала. Но я не дала ей выхода и проговорила самым что ни на есть сладеньким голоском:
— Добрый день, миссис Уиппл. Вы не думайте, я не собиралась подкрадываться. Это вы меня испугали. Как это вы умудряетесь так быстро двигаться, при таком-то весе… Ой…
Она вдруг побагровела, как свекла. Не хотелось бы оказаться виновницей ее смерти от апоплексического удара.
— Уходи, пожалуйста. У меня нет времени на таких записных нахалок, как ты.
Она повернулась ко мне спиной и направилась в секцию истории Техаса.
Изгнана из библиотеки! Новое дело! Что я маме скажу? Записная нахалка! Тут я сразу вспомнила о записке от дедушки. В определенных кругах, стоит только упомянуть его имя, и золотой ключик как по волшебству открывает двери, которые мне иначе ни за что не открыть. В других кругах — там, где царят невежественные, неумытые и неначитанные особи, — его с презрением именуют полоумным, «сумасшедшим прохфесором», распространяющим еретические, явно сомнительные, а может, и опасные идеи.
Миссис Уиппл знала, что дедушка — член-основатель Национального географического общества. Она знала, что он состоит в переписке со Смитсоновским институтом. Что бы она не думала о теории эволюции, ей приходилось признать, что дедушка — самый образованный человек от Остина до Сан-Антонио, а может, и еще дальше.
— Пока я еще не ушла, миссис Уиппл… Дедушка попросил меня взять для него эти книги, — я вытащила дедушкину записку и тщательно разгладила ее на стойке. — Видите, это для него. Для его исследований. Лично для него.
Она обернулась — сомнений нет, она поняла, для кого книжки. Недовольно поджала губы, но листок бумаги взяла, прищурила глаза, пробежалась по списку и не глядя на меня, пошла в хранилище, рявкнув через плечо:
— Двадцать минут.
Отлично. Есть время пройтись по магазину и, может даже, посмотреть, сфотографировалась ли уже Агги. С легким сердцем и легким шагом я направилась к центральной площади. Хорошо, что у нас есть такая замечательная библиотека. В большинстве округов Техаса библиотек нет и в помине. Доктор Юджин Кларк, врач, который умер молодым, завещал десять тысяч долларов на постройку библиотеки, чтобы молодая особа, которая ему отказала, могла пользоваться прекрасной библиотекой с залом, где можно будет наслаждаться литературой и музыкой.
Это здание было построено во имя любви. И теперь оно служит нам, жителям округа Колдуэлл, конечно, только тем, которые умеют читать.
Кэлпурния, тебе привалила удача. Даже если приходится иметь дело с такой Медузой Горгоной, чтобы получить книги. Немножечко несправедливо, совсем немножечко. Нет, сейчас, похоже, уже не совсем немножечко. К тому времени, как я дошла до главной площади, ясный, солнечный день затмился в моей душе маленьким черным облачком вины.
Почему миссис Уиппл так меня не любит? Если раньше у нее и не было причин меня не любить, теперь они уж точно появились. И никто, кроме меня, в этом не виноват. Я вспомнила свои слова, может, в них нет ничего особенного? Увы, это не так. По меньшей мере, я ей нагрубила. А если честно, проявила жестокость. Поставь себя на ее место (можешь даже запихнуть себя в корсет из китового уса). Она вдова, немолодая, влачащая скудное существование. Ей приходится терпеть таких нахальных детей, как… ну, как я. Она — Хранительница книг и заслуживает всяческого уважения. Ничего, что она словно считает все эти книги своими собственными, не хочет их отдавать в руки беспечным незнакомцам, которые отнесутся к ним без должного уважения, будут их трогать грязными руками или — страшный грех — подчеркивать и писать на полях. А может быть, даже совершат самое ужасное преступление — потеряют один из этих драгоценных томов! Подумать страшно!
А ты, Кэлпурния, жестокая девчонка. Надо как-то попытаться загладить вину. Искренне извиниться, а то угрызения совести замучают. Пусть не любит меня, если ей так нравится. Но я больше к ней плохо относиться не буду. Не заставите.
В магазине я изучила все духи, мыло и пудру, куда более разнообразные и изысканные, чем в нашей местной лавке. Мое внимание привлек роскошный кусок лавандового мыла в расписной жестяной коробочке. Отличный подарок для немолодой дамы. Я только легонько вздохнула и велела самой себе оставить все сожаления. Вытянула из кармана целый четвертак. Даже на мороженое с крем-содой не останется, но что поделаешь. Ничего, я себе еще заработаю. Будет у меня и мороженое, и крем-сода.
Я поднялась в чайную комнату на втором этаже. Там, среди кадок с пальмами, в позолоченных креслах сидели дамы и пили чай из тоненьких фарфоровых чашечек. Они ели крошечные-прекрошечные сэндвичи со срезанной коркой (даже не спрашивайте меня, зачем срезать с хлеба корку). Я полюбовалась на фигурный металлический потолок и медленно крутящиеся лопасти электрических вентиляторов. Тихо шипели трубы пневматической почты, с головокружительной быстротой переправляющие деньги и счета туда-сюда по всему магазину.
Я спустилась на первый этаж. Гарри покупал для отца сигары.
— Что у тебя, малышка?
— Это для миссис Уиппл из библиотеки. Как ты думаешь, ей понравится?
— Подходящий подарочек. Но с чего ты вообще вздумала дарить ей подарки?
— Я ей нагрубила.
Рассказала брату, что произошло, но не упомянула, что потратила все деньги. Честное слово. Он мне посочувствовал.
— Весьма похвально, малышка. Пойдем, я куплю тебе мороженое с крем-содой или мороженое с фруктами. Что хочешь.
— Правда? — жизнь сразу заиграла новыми красками.
Мы уселись рядышком на крутящихся стульях у прилавка, где продавали газировку. Гарри заказал совершенно новый десерт — разрезанный вдоль банан, экзотический, дотоле невиданный фрукт, а внутри взбитые сливки. Ну, а я, конечно, попросила мороженое с крем-содой. Я с восторгом глядела на то, с какой привычной легкостью продавец готовит коктейль — набирает шарик мороженого, добавляет ароматную крем-соду, старается, чтобы пена дошла прямо до края высокого стакана в форме тюльпана — до самого края, но не через край — кладет сверху порцию сверкающих взбитых сливок и яркую красную вишенку. А потом ставит стакан на гофрированную бумажную салфетку, а рядом кладет и ложечку, и соломинку.
Я вычерпывала взбитые сливки ложкой, пыталась утопить мороженое, старалась не слишком шумно тянуть крем-соду через соломинку. Добрый Гарри дал мне два раза откусить от его бананового десерта (полезно быть его любимицей). До чего же вкусно, в следующий раз закажу себе такой, хотя он стоит целых тридцать центов!
