Михаил Герчик - Ветер рвет паутину
Мы долго и радостно хлопаем дяде Егору. Я смотрю на ребят: на Веньку, на Алешку, на Тому… Как они счастливы сейчас и как счастлив я, что рядом с ними!
На сцену поднимается комсорг завода Головачев. Он зачитывает постановление комитета комсомола о присвоении нам звания «отряда — спутника семилетки» и условия соревнования между нашим отрядом и первой бригадой коммунистического труда инструментального цеха.
В зале и на сцене — лес поднятых рук. И мы, и рабочие единогласно утверждаем условия соревнования.
А затем комсомольцы прикалывают нам значки, которые они сами сделали для нас, — серебристая ракета огибает земной шар.
Кто сказал, что моя ракета никуда не улетела? Она летит! Она летит, к звездам! И нет в мире такой силы, которая могла бы остановить ее полет!
До скорой встречи!
«…Катя, это мое письмо последнее, скоро мы увидимся и тогда наговоримся вволю.
Только что Григорий Яковлевич прочитал нам экзаменационные отметки по алгебре. Ни одной двойки. Все мы перешли в восьмой класс.
Последний экзамен был самым трудным. Мы очень волновались за Славку Кирильчика. У него ведь в последнее время с алгеброй нелады были, с ним даже Сергей Концевой занимался.
И действительно, Григорий Яковлевич записал на доске условие задачи и примеры, все начали решать, а Славка уставился глазами в потолок и ни гу-гу. Нам просто дурно стало.
— Решай! — шепотом приказал ему Венька.
Славка взял листок, почиркал, почиркал, обернулся к нам и головой качает. Не могу, мол, и все. Растерялся парень. Сидит, сопит, как паровоз, шпаргалки дожидается. А время-то идет…
Увидел Славка, что надеяться не на кого, сам решать начал. И что ты думаешь — только один пример решить не успел. Ему тройку поставили. А сразу взялся бы за работу, все решил бы.
Сейчас ребята разбежались, а я остался в классе, чтобы написать тебе письмо. Из окна я вижу, новенькую, сверкающую черной и зеленой краской машину. Алешка, Венька и Леня прикрепляют к ней номера — несколько дней тому назад наша машина прошла технический осмотр. Скоро она отправится в свой первый далекий рейс, в Качай-Болото. Я очень, понимаешь, рад, что его переименовали в Озерное, но все еще никак не могу отделаться от старого названия.
Между прочим, я почти не езжу на коляске, довольно сносно хожу на костылях. Профессор Сокольский говорит, что через год-полтора я совсем смогу с ними расстаться. А леченье я продолжаю. Правда, лекарств мне сейчас дают мало, основное — лечебная гимнастика и массаж. Всем этим я смогу заниматься и во время путешествия: Федор Савельевич разрешил мне ехать вместе с нашим классом.
Леня только отвезет нас и тут же вернется назад. У него много работы на заводе, и он хочет заочно поступить в пединститут. Решил стать учителем наш вожатый, вот как. Вместо него с нами будут Григорий Яковлевич и дядя Егор. Дядя Егор едет на весь свой отпуск. Знаешь, он ведь в ваших краях партизанил, так что будет нам с ним очень интересно.
Поездка наша рассчитана на целый месяц. Будем работать в вашей бригаде и вместе отдыхать. И непременно все вместе пойдем в поход по партизанским тропам.
…Когда-то давным-давно, лет сто, если не больше, тому назад, я лежал совсем один, привязанный болезнью к кровати, в нашей минской квартире, а потом в Качай-Болоте. Ничего не хотел я тогда, никому не завидовал. Я не мечтал стать инженером, токарем, врачом и даже капитаном первого космического корабля, который полетит на Марс. По правде говоря, не раз бывали минуты, когда мне вообще не хотелось жить. Казалось, что впереди у меня нет ничего, кроме вот такого одиночества и постели, с которой я никогда не поднимусь.
Я смеюсь теперь над этими своими мыслями, Катька! Я хочу жить, я очень, — ты слышишь? — очень хочу жить! И пусть я не стану чемпионом мира по бегу или пилотом-космонавтом: для этого, я понимаю, нужны особенно крепкие и здоровые люди. Но я стану человеком, я буду нужен другим людям, а дядя Егор и Григорий Яковлевич говорят, что самое главное — быть нужным другим. Я непременно найду свое место в жизни. Вот так, друг мой Катерина!
Я кончаю свое письмо, Катя, за мной зашли ребята, нужно идти домой собрать рюкзак. Через недельку ждите нас.
До скорой встречи!
Саша Щербинин».
1962 г.