Николай Богданов - О смелых и умелых.
При словах этой песни глаза Дэнсая блеснули, и он пробормотал:
— И всё это в то время, когда я покорял для императора народы и земли…
Этот разговор совсем был неинтересен соседям, и мудрый, старый Китидзо попытался перевести беседу Дэнсая на другой лад. Он вдруг захихикал и сказал:
— Удивительные дела творятся на свете! Дэнсай вернулся из России, не покорив её. И в то же время он не был в плену. Хи-хи-хи! Это ли не достойно нашего внимания?!
При этих словах наступила полная тишина, как знак величайшего недоверия. Было слышно, как на криптомериях трещали цикады, а в рисовых полях начинали свои предвечерние трели болотные певуньи-лягушки.
Дэнсай прислушался к молчанию односельчан, затем потрогал на груди значки «За взятие Сингапура», «За победу на Филиппинах» и сказал:
— Быть безоружным в стране врагов и не быть в плену… Гм!.. Я бы сам не поверил такой возможности, но мудрость божественного императора не имеет границ, как и глупость простых смертных. Я был в России и строил дороги, мостил их камнем в той местности, которая звучит, как воинственный клич русских солдат: «Ура-л». Я был без оружия, а русские с винтовками. Они распоряжались — я исполнял.
При этих словах гости защёлкали языками и покачали головами, выражая сомнение и неодобрение.
— И в то же время это не был плен. Нет, наши генералы объявили нам, что император отдал нас взаймы Советскому правительству. За хорошую работу на прощание русские мне подарили сапоги. Вот они, — показал Дэнсай.
Тут гости снова защёлкали языками и закачали головами, но теперь они выражали крайнюю степень удивления.
— Да, да, мы были не в плену, а в гостях, так написано в приказе по славной восьмой дивизии квантунской императорской армии и подписано генералом Сумитсу. Привяжите меня к земле над ростком бамбука, и пусть он меня прорастёт насквозь, если это было не так!
При последних словах глаза Дэнсая зловеще сверкнули. Но никто ему и не возразил. Только старшина сказал:
— Значит, русские не победили вас в Маньчжурии?
— Нет, они просто уничтожили тех, кто попытался против них сражаться, а остальных милостиво приняли и угостили.
— Да? Но чем же могли угостить японцев эти белые варвары?
— Рисом, уважаемые мои односельчане, рисом.
— Разве в снегах России растет рис? Это невероятно! — раздались голоса.
Дэнсай насмешливо оглянулся.
Уже совсем стемнело, и теперь вокруг дома теснилось много народу. Мать зажгла висячую лампу, спускавшуюся с потолка. Она освещала домик Китидзо изнутри, как бумажный фонарь, повешенный между небом и водой рисовых полей. И гора, покрытая кривыми соснами, и все тёмные постройки растворились во мраке. И теперь, видимый отовсюду, отражённый в рисовых полях, всем сверкал и всех притягивал только этот маленький крестьянский домик, внутри которого сидел необыкновенный, потерянный и вернувшийся сын Китидзо.
Дэнсай прислушался, как стучат по дороге деревянные сандалии спешащих его послушать односельчан, откашлялся и сказал:
— Да, у них растет рис, но они не умеют его есть.
— О-о, вы слышали — русские не умеют есть рис!
— Да, они берут его не двумя палочками, как мы, а большими ложками, вот такими.
Вытащив из-за голенища сапога, Дэнсай показал странный предмет наподобие игрушечной лодки с ручкой, и все рассмеялись.
— Ну, ну, что там ещё? — поощряли соседи.
И, боясь пропустить хоть одно слово, высокая Оеси прикрикнула на ребёнка:
— Да замолчишь ли ты? Не то прибежит лягушка со стеклянными глазами и тебя первого задавит!
Её сыну Тинтаю было уже четыре года, и он самостоятельно выбегал на большую дорогу, где не раз пугался этих страшных железных созданий.
Тинтай замолчал, засунул палец в рот.
А какой-то парень простодушно расхохотался:
— Ай-ай-ай! Чтобы есть такой штукой, надо иметь много риса!
Всех удивляла ложка. Один из соседей взял её в руку.
— Вот чудаки! Разве можно употреблять за столом такую посудину? Да ею можно зацепить сразу всё, что в чашке! Съешь всё один и оставишь голодными отца, мать и тётушку с бабушкой!
Это замечание вызвало неудержимый смех. Смеялся даже полицейский, которому было приятно, что Дэнсай так потешается над русскими.
— Охо-хо, какие смешные люди! Разве можно совать в рот рис таким способом! — сказал толстый Кихей, утирая слезинки, выступившие от смеха на его заплывших глазах.
— Теперь мне беда: я приучился есть рис такой русской ложкой… Не знаю, как я удержу теперь наши тонкие палочки, — сказал Дэнсай.
— Ого, не бойся, — ответили тут из толпы, — мы сами отвыкли от них.
— Был бы рис, а есть научишься.
— Позвольте, а разве все мои соседи не рисосеи? Разве мы не среди рисовых полей?
— Дэнсай, Дэнсай, ещё про русских, это смешно!
— Хорошо. Там много смешного. Они живут как большие чудаки. У них, например, нет помещиков. Совсем нет.
— Так откуда же они берут землю? — раздался недоуменный голос. — Ведь её можно доставать, арендуя у помещиков!
— Они понятия не имеют, что значит «арендовать землю».
— Вы слышали? Они не умеют даже обращаться с землёй! — обрадовался управляющий помещика. — Недаром нас призывал император на эти пустынные пространства.
— Но эти пространства засеяны, — сказал Дэнсай, — и урожаи с них велики.
— Куда же они их девают?
— Часть государству, а остальное себе.
— А помещику?
— Так у них же нет помещиков. Вот беда. Поэтому они и не знают, куда девать урожай. Им, несчастным, поэтому и приходится иметь такие большие ложки…
Раздался смех, вначале неуверенный, слабый, потом пошел всё больше, сильней и наконец перешел в хохот.
— Дэнсай, соври про что-нибудь ещё.
— Расскажите лучше вы, односельчане, как у вас дела с помещиками. Не собираются ли власти дать арендаторам хоть немного земли?
— Собираются, намереваются, Дэнсай. Этот вопрос уже разбирается в парламенте. Третий год уже. Мы ждём и радуемся. Свои дела мы знаем, расскажи про чужие.
— Про чужие? Видел я и чужие дела, когда проезжал домой по Маньчжурии и по Корее.
— Ну-ну, как они теперь живут без нас, беспомощные люди?
— О, там ужасно плохо: там пропали помещики.
— Как же они могли пропасть, Дэнсай?
— Не знаю. Как только пришли русские, так они и пропали. Они не могут жить в одной атмосфере с русскими.
— А как народ?
— Народ берет большие ложки.
— Ну да, ведь ему больше не нужно половину урожая отдавать помещикам! — догадался простой парень.
— А к нам вот пришли американцы, — пробормотал кто-то тоном сожаления, — и наши помещики все целы!
— Давай о русских, Дэнсай, наш слух оскорбляется упоминанием о китайцах и корейцах. Довольно о них! — крикнул староста. — Еще о смешных русских.
— Да, они совсем смешные — у них, например, старший не может ударить младшего. Начальник не бьёт подчиненного.
— Хо-хо! — обрадовался старшина. — Вот видите, какие там слабые начальники!
— Нет, я бы не сказал! Наши начальники подчинялись им, как трава подчиняется ветру, — ответил Дэнсай.
— И офицеры там не бьют солдат?
— Нет, это не полагается по их закону.
— Как же они постигают военную науку?
— На спинах врагов, очевидно. И лучше, чем мы. Мы били англичан, колотили американцев, а русские отшлёпали нас, как школьников…
— Ну, это уж слишком! Ты заговариваешься, Дэнсай! Твой слабый ум не привык к долгой беседе. Я прекращаю эту беседу, чтобы не утомлять тебя, Дэнсай! — сказал староста деревни.
— По домам, по домам! — стал командовать полицейский. — Дайте покой благословенному дому Китидзо!
Народ стал расходиться. Когда никого уже не было, к Дэнсаю, мягко ступая, подошел священник и сказал:
— А что ты скажешь о русских богах, Дэнсай? Есть ли у них боги?
— Есть. У них есть «бог войны», по-русски «артиллерия». И ещё есть. Я всех не знаю. Знаю только, что русские боги сильней наших, — спокойно ответил Дэнсай.
— Как ты мог в этом убедиться?
— Очень просто: божественные русские танки не пробивались снарядами наших пушек, освященными росой богини Аматэрасу. Когда я это увидел, я решил, что простому человеку тут и делать нечего. Убежал в камыш и предоставил богам войны решать спор без меня… И хорошо сделал. Я цел, а пушка оказалась раздавлена танком, хотя на ней висело семь святых талисманов!
Священник помолчал и, смущенно пожевав губами, спросил:
— Какой же подарок ты принес нашим богам, Дэнсай? Чего ждать от тебя нашему храму в знак благополучного прибытия?
— Ничего.
Священник остолбенел от такой дерзости. Притихла вся семья Китидзо. Старый крестьянин как затянулся трубкой, так и проглотил дым. Тогда Дэнсай пошарил вокруг себя и, найдя ложку, протянул её священнику:
