Эдуард Веркин - ЧЯП
Поезд кончился.
– Живой? – спросил Грошев.
– Живой, – Синцов сел. – Так, немного лоб поцарапал…
Синцов поднялся.
– Я тоже как-то залезал, – признался Грошев. – И тоже спрыгнул. Застеснялся. На них хорошо в бронзе стоять, а вживую так себе, странные чувства.
– Надо просто подождать, – предположил Синцов. – Памятник – это уже для заслуженных челов, это у нас еще впереди.
– Ты думаешь?
– Угу. Конечно.
Синцов был в этом не совсем уверен, во всяком случае, по поводу себя.
– Так ты их кинешь? – спросил Грошев. – Жетоны?
– Кину, чего уж…
Синцов отряхнул джинсы. Ему было неудобно и перед Грошевым, и перед проехавшим поездом – хотя он и не успел заметить, какой состав, пассажирский или грузовой, и отчего-то перед памятником тоже. Перед памятником наркому Валеву. Наверное, он здесь родился, решил Синцов. На этом безымянном разъезде. Валев.
– Ну, лови, – Грошев протянул Синцову жетонодержатель.
Магазин с жетонами оказался тяжелым не только с виду, в нем словно на самом деле лежали патроны. Синцов выщелкнул верхний жетон. Обычная железка с продавленными бороздами, три штуки. Жетоны, которые Синцов видел раньше, были двухбороздые. А здесь три. Надпись выбита с обеих сторон, «ГТС Гривск», тяжелый. То есть Синцову так показалось, вряд ли он мог быть тяжелее двухрублевой монеты.
– Как их использовать? – спросил он.
– Выпуклой стороной, – ответил Грошев. – Сразу опускать не спеши, придержи…
– А потом? – не понимал Синцов.
– Алгоритм такой. Опускаешь жетон, придерживая его пальцем. Потом отпускаешь совсем. После этого снимаешь трубку. Выжидаешь секунд десять, нажимаешь на рычаг. Жетон должен провалиться. Если он проваливается, значит, аутентичный.
– А потом? Как обратно достать?
– У меня универсальный ключ, не беспокойся.
– Как знаешь…
Синцов взял жетон, опустил в прорезь. Осторожно отпустил, жетон не провалился. Синцов снял трубку. Тишина.
Слушать тишину Синцову показалось глупо, поэтому он сказал:
– Раз-два-три, раз-два-три.
И никто не ответил, конечно же.
– Вызывает «Террор», вызывает «Террор», «Террор» на связи, – сказал Синцов.
Никто не ответил, конечно же.
Синцов нажал пальцем на рычаг.
В телефоне что-то клацнуло внутри, сдвинулись шестеренки, тронулись цепные передачи, сместились рычаги. Жетон провалился. Синцов услышал, как он пошел по внутренностям и в конце этого пути упал в желудок.
– И что? – спросил Синцов.
– Ничего. Нормально. Кидай следующий.
– И все?
– И все. Надо проверить, я же говорил. Тут один нюанс есть…
Грошев зевнул.
– Если вдруг… услышишь гудки…
– Не бойся, – успокоил Синцов. – Это будет не «Мазерати». Попрошу сто миллионов долларов, половину отдам тебе, я не жадный. Ну и «Мазерати», конечно.
– Да я не в том смысле…
Синцов опустил следующий жетон. Произошло то же самое, с тем же самым звуком, в трубке тишина.
– Молчание, – сказал Синцов.
– Тогда третий.
Синцов кинул в автомат третий жетон. Потом четвертый, пятый, двенадцатый. Они одинаково падали в глубины автомата, одинаково ничего не происходило.
Грошев наблюдал. Чуть издали, то ли с испугом, то ли с надеждой, Синцов не мог понять. Наверное, все-таки с надеждой.
На семнадцатом жетоне произошла заминка. Жетон встал чуть косо и после того, как Синцов нажал на рычаг, не провалился, а завис.
Грошев подскочил к Синцову, резко и неожиданно, Синцов дернулся.
– Ты чего?
– Что случилось? – Грошев уставился на застрявший жетон.
– Да вот, перекосило…
– Да, такое иногда случается. Ты стукни немного по боку аппарата, он и проскочит. Наверное…
Синцов хлопнул. В автомате щелкнуло, жетон действительно проскочил.
В трубке молчание.
Двадцать четыре жетона провалились в автомат, и теперь автомат выглядел… как-то сыто. Синцов понимал, что это субъективное впечатление, работа мозга, не более, но автомат на самом деле казался довольным. Как лягушка, наевшаяся комаров.
Последний жетон брякнул.
– И что? – спросил Синцов. – Что это значит?
– Ничего не значит.
Грошев пожал плечами. Он достал из кармана ключ, открыл сбоку от телефона дверцу и выгреб жетоны обратно.
– Это значит, что не повезло, – ответил Грошев. – Видимо, обычной удачи тут маловато, нужно что-то большее… Зато все жетоны рабочие.
– И дальше что?
– Дальше домой, – Грошев принялся забивать жетоны обратно в обойму. – Домой, спать. Тупой день был, бестолковый, надо признать.
– А с жетонами что?
– С жетонами все нормально. Сегодня вечером протру их спиртиком, чтобы не гнили, и в копилку. Годика через два-три буду потихонечку продавать, легенда уже есть…
– Легенда? А, ну да, архангел Михаил.
Он верит, подумал Синцов. Точно верит. Хотя в мифриловую броню куча народу верит.
– И это тоже, – Грошев снаряжал магазин. – Да и Чучел не подведет.
– Это как?
Грошев усмехнулся.
– Чучел фигура заметная, то, что он свихнулся и раздал коллекцию, станет известно. Уже, думаю, стало известно. А про его коллекцию и раньше ходили разные слухи. Так что когда придет время продавать, жетончики уйдут влет, в очередь встанут.
Грошев вставил в прорезь последний жетон, убрал жетонодержатель в карман.
– Вечер исчерпал себя, – сказал Грошев. – К тому же… У меня в горле уже песок. А ты как?
Синцов прислушался к себе и обнаружил, что да, горло подраспухло, точно с утра он слузгал полкило подсолнечных семечек и еще двести граммов хорошо прокаленных тыквенных.
– Примерно так же, – ответил Синцов. – Горло… Пора валить.
– Пора….
Но Грошев не спешил, Синцов двинулся было в сторону мотоцикла, но Грошев не торопился, продолжал стоять и смотреть на телефон.
– Что-то тут…
Грошев огляделся.
– Не нравится мне сегодня здесь.
Синцов ничего подозрительного не замечал. К вымершему поселку он уже успел привыкнуть, и чувство, что за ними наблюдают, улеглось и погасло.
– Ладно, сейчас проверим…
Грошев щелкнул по пластиковому кожуху автомата, поглядел на него с печалью.
– Пойдем, – он обошел пьедестал и погрузился в кусты, разросшиеся по периметру привокзальной площади. – Пойдем!
Синцов поторопился за Грошевым, напоследок не удержался и тронул синие качели, и они запели забытый блюз одиночества.
Метров через триста Грошев остановился возле яблонь.
– Ты чего?
– Такое ощущение… – Грошев понюхал воздух.
– Что мы здесь не одни, – закончил Синцов. – В заброшенных местах всегда так. Кто тут может быть… Тут же даже дышать трудно. И не проехать.
– Есть еще одна дорога, – сказал Грошев. – Но там дальше, к тому же бурелом погуще… там никто обычно не ездит.
И немного подумав, добавил:
– Там вообще почти невозможно проехать…
Грошев шагнул под яблоню, в тень. Синцов за ним.
– Что? – спросил Синцов. – Что-то не так?
Грошев не ответил, вытащил портсигар, почесал им подбородок.
– Курить будешь? – растерянно спросил Синцов. – Зачем…
Грошев ухмыльнулся, нажал на портсигар, и он раскрылся с металлическим звуком, и оказался совсем не портсигаром, а карманным биноклем «Минск».
– Ого! – восхитился Синцов. – Не знал, что такие бывают…
– А то, – Грошев приложил окуляры к глазам и стал подкручивать фокус колесиком. – Вещица знатная для тех, кто понимает. Купил пять штук таких как-то почти задаром… Вообще-то они театральные, но с этим я немного пошаманил, оптику поменял, фокус сдвинул, так что теперь штука не только красивая, но и небесполезная…
Грошев замолчал. Он прилип к биноклю и смотрел, Синцов стал тоже смотреть в ту сторону, но ничего не видел, ничего совсем.
– Что-то есть? – поинтересовался Синцов.
Грошев передал бинокль, Синцов приложился к окулярам. Несколько секунд перед ним покачивалась муть, потом очертания мира собрались, и Синцов разглядел заросшую дорогу и лес.
– Там, справа от наклонной сосны, – направлял Грошев.
Но ничего рядом с сосной Синцов не замечал, сосна клонилась… и все. Шишек слишком много, под их весом она и клонилась. Много шишек.
– Дай мне.
Грошев отобрал бинокль, стал смотреть сам.
– Ничего… Пойдем посмотрим.
– А воздух? У меня уже горло сильно болит…
– На, – Грошев протянул Синцову пластиковый пузырек. – Антигистамин. Должно помочь, мне помогало. Две таблетки.
Синцов не стал спорить, пузырек открыл, в нем не оказалось ничего, только вата. Грошев выругался, отобрал пузырек, выкинул в сторону.
– Ладно, ничего. Домой приедем, молока обязательно выпей побольше, лучше теплого, лучше с медом, должно помочь. Давай еще немного пройдем…
Они двинулись по дороге, все сильнее удаляясь от Бореньки, в другую сторону.
Грошев нервничал, Синцов замечал это. Он не нервничал вчера с медведем, не нервничал сегодня с гопниками, теперь нервничал.
На ровном месте.
