Эно Рауд - История с «летающими тарелками»
Каур был прав. Уж коль скоро они отправили Рихо на болото, им следовало предпринять что-то более действенное, чем телепатия, чтобы помочь ему выбраться оттуда. И никто не сказал, что, мол, так ему и надо, этому Рихо, что он сейчас отбывает заслуженное наказание за все свои проделки. Беспокойство заставило забыть об этом.
— Идут! — сказал вдруг Меэлик, который наблюдал за улицей.
Все бросились к окну.
Приближались Пеэтер и Марью. Добрых полчаса назад они пошли к Рихо домой, чтобы выяснить, не вернулся ли Рихо и не знают ли чего о нём родители.
— Уже по их лицам видно, что добрых вестей нет, — хмуро сказал Каур.
И снова он оказался прав.
— Жуткое дело, — сказал Пеэтер, входя. — Хуже не придумаешь.
А у Марью глаза были красные.
Выяснилось, что Рыуки всем семейством должны были ехать в деревню, праздновать день рождения дедушки Рихо, которому исполнялось шестьдесят лет. Важный юбилей. Был испечён огромный крендель, цветы в саду срезаны в большой букет. Рихо получил строжайший приказ в шесть часов быть дома, чтобы успеть автобусом к семи в деревню… Дома мать Рихо в новом платье, отец при галстуке, но Рихо нет как нет. Скандал, да и только.
Марыо и Пеэтер окончили своё сообщение, и Каур тут же сказал:
— Надо действовать немедленно.
— А то крендель зачерствеет и цветы завянут, — добавил Меэлик.
Никто не улыбался.
Воцарилось молчание.
И тревога за судьбу Рихо окончательно сплотила их.
— Мы должны отправиться туда, — сказал вдруг Юрнас.
— Куда? — спросил Меэлик. — На болото?
— Мы должны пойти к родителям Рихо, — сказал Юрнас, — и рассказать, что случилось с их сыном.
Никому не хотелось беседовать с отцом Рихо. Все они в своё время слыхали о педагогических методах Рыука-стар-шего.
— Я в этой экскурсии участия не принимаю, — пробормотал Пеэтер.
— Незачем нам идти, — считал Меэлик. — Наш приход им не поможет. Наверное, там и без нас настоящая паника, а мы ещё только больше взвинтим им нервы.
— Точно, — подтвердил Пеэтер. — Нервы у них сейчас жутко напряжены. А если мы всей компанией заявимся…
Но Юрнас настаивал:
— Вы как хотите, а я всё равно пойду. Они должны знать, куда делся Рихо. Неизвестность хуже всего. И если вы со мной не пойдёте, я пойду один.
Такая непоколебимость не могла не подействовать. И Каур не вспомнил, что Юрнас обычно хотел делать всё сообща. Каур сказал:
— Я пойду с тобой.
В конце концов ведь не поднимет же папаша Рыук ремень на чужих детей!
— Я тоже пойду, — сказала Марью.
И вовсе не потому, что Рихо помогал ей поливать цветы. Куда это годится, если она останется, как рыба, холодной к судьбе Рихо?
— И я, — сказала Кярт.
Каким бы ни был Рихо, родители его, конечно же, страшно волнуются. И Юрнас прав: неизвестность хуже всего.
— Ну, если все пойдут, то и я со всеми, — переменил своё решение Пеэтер.
Эх, опять заварилась жуткая каша! Но сейчас никак не время уходить в сторонку. Надо было раньше думать. Ещё тогда, когда Рихо впервые завёл разговор о вбивании клина.
— А ты, — обратился Каур к Меэлику, — пойдёшь с нами?
Меэлик не ответил.
— Что это с тобой сегодня? — спросила Кярт.
— Ничего, — ответил Меэлик, не глядя на Кярт. — Чего время терять, давайте двигаться.
12
Юрнас и Каур шагали впереди, за ними Марью и Кярт, затем Пеэтер и позади всех Меэлик. Он отстал шагов на десять. Ребята спешили, потому что солнце уже опустилось низко и у них оставалось мало времени. Их тоже ждали дома, их родители тоже могли начать беспокоиться.
На улице перед домом Рихо они остановились, чтобы немного перевести дух и одновременно собраться с духом. Им требовался дополнительный заряд смелости, даже у Юрнаса прежняя решимость поколебалась.
— Стоит ли врываться туда всей оравой? — рассуждал Пеэтер. — Они совсем перепугаются.
— Верно, — согласился с Пеэтером Каур. — Пусть кто-нибудь пойдёт вперёд, вроде бы послом, что ли.
— И пусть посол держит белый флаг, — съехидничал Меэлик. — Тогда, возможно, меньше шансов сразу схлопотать от папаши Рыука!
— Не в том дело, — сказал Каур. — Но надо же подготовить родителей Рихо, чтобы они не слишком нервничали. Необходимо хорошее, сердечное начало. После этого могут вступить в дело все остальные, и мы сообща доведём начатое до конца.
— Кто же пойдёт? — спросила Марью.
Все смотрели по очереди друг на друга.
— Может быть, ты, Юрнас? — предложил Меэлик. — У тебя возникла эта идея идти сюда.
Юрнас не отвечал. Он вынул носовой платок и мрачно рассматривал его. К сожалению, платок был слишком грязным, чтобы послужить белым флагом. В такой платок можно было только высморкаться, что Юрнас и сделал.
— Давайте лучше проголосуем, — сказал Каур. — Голосование — самый честный способ, а посол, таким образом, будет облечён общим доверием, Всегда чувствуешь себя увереннее, когда знаешь, что остальные тебя поддерживают.
— Мы с Марью уже к ним ходили, — ворчал Пеэтер. — Я не хочу быть послом.
— Но если мы тебе доверяем? — Каура не удовлетворили доводы Пеэтера. — Если за тебя проголосовали, ты же не откажешься?..
Пеэтер помрачнел ещё больше. Доверие… Его беда в том и заключалась, что все они так стремились доверять ему. А он… Он явился, чтобы обманом и хитростью втереться в доверие. Он проник во вражеский лагерь, где неожиданно выяснилось, что врагов-то не существует. Это вызывало странную боль в душе и смятение чувств.
— Если вы будете голосовать, то я уйду домой, — заявил Пеэтер. — Я по горло сыт этой заварухой, а время бежит.
— Время действительно бежит, — согласился Каур. — Скоро стемнеет и… там начнут мигать болотные огоньки, тогда песенка Рихо будет спета.
И тут Кярт сказала:
— Пойдём все вместе.
Она решительно открыла калитку. Чего уж там! Пойдут все вместе без послов и белых флагов. Родителей Рихо надо успокоить, и всё.
— Лучше не шумите, — сказал Пеэтер, когда они поднимались по лестнице, — а то ещё подумают, что Рихо несут на носилках. Или что-нибудь похуже.
— Что похуже они могут подумать? — спросил Каур. И добавил: — В трясине, например, человек тонет совершенно бесшумно.
— Прекрати, — одёрнул его Юрнас.
Юрнас хотел сосредоточиться, прежде чем предстанет перед родителями Рихо. Не телепатически, а просто сосредоточиться. Но разве это возможно, если другие рядом с тобой болтают глупости?
Пеэтер и Каур умолкли, но сосредоточиться Юрнасу не удалось, потому что они уже стояли возле двери Рыуков.
— Кто постучит? — шёпотом спросил Юрнас.
— Не имеет никакого значения, — сказал Меэлик.
Действительно, если подумать, кто бы из них ни постучал, всё дальнейшее придётся принимать сообща. Но, несмотря на это, они отступили от двери, ни у кого не поднялась рука для решительного стука.
— Опять хотите голосовать? — спросил Пеэтер.
Но до голосования дело не дошло, потому что неожиданно дверь отворилась и мать Рихо с изумлением уставилась на них.
— Я слышала какой-то шорох за дверью, подумала, что, может быть, Рихо… — сказала она.
Юрнас выпрямился, секунды две сосредоточивался и сказал громко и ясно:
— Ради Рихо мы и пришли. У нас есть кое-какие сведения о нём.
— Господи! — испугалась мать Рихо. — Уж не случилось ли какое несчастье?
— Надо надеяться, ещё не случилось, — пробормотал Каур. — Может, ещё удастся всё исправить.
Но его слова, произнесённые для того, чтобы успокоить мать Рихо, похоже, не оказали желаемого действия. Поэтому Кярт сочла нужным добавить:
— Не волнуйтесь, пожалуйста! Мы сейчас всё расскажем.
— Входите же, — пригласила мать Рихо и отступила от двери. — Мы тут страшно волнуемся.
— Кто пришёл? — раздался из кухни грубый мужской голос.
— Друзья Рихо пришли, хотят что-то рассказать.
Потом, глядя на ребят, которые уже сидели на диване, тесно прижавшись друг к другу, она грустно улыбнулась и сказала:
— Я и не знала, что у Рихо так много друзей.
Ребята молчали. Сейчас было не время объяснять, какая у них дружба с Рихо.
Рыук-старший вошёл в комнату.
— Когда мать открыла дверь, я подумал, что это наш молодой человек всё-таки явился домой, — сказал он, хмуря брови, — и начал было даже снимать ремень с брюк…
Гости на диване сидели не шевелясь.
Отец Рихо заметил, что, кажется, немного испугал ребят, и продолжал более мягким тоном:
— Что касается ремня, то Рихо сам виноват. Раньше я носил подтяжки, они всё-таки помягче, но Рихо сделал из них камнеметательную машину, и мне пришлось перейти на ремень.
В его словах все ощутили крошечное зерно шутки и облегчённо вздохнули.
