Эдуард Шим - Ребята с нашего двора
— Я сообразительный, Женечка. Я в крайности не впадаю. Есть герои, есть бандиты. А посередке — обыкновенные граждане. Большинство, Женечка. Иногда дерутся, иногда пьянствуют, иногда обманывают. И всегда будут так жить. И ты, Женечка, будешь.
— Меня не касайся.
— Будешь, будешь.
— Посмотрим, — сказал Жека. — Но пока я чужие книги уводить не жалею. И тебе не дам.
— Молодец! Храни товарища от соблазнов!
— Уж будь спокоен.
— А между прочим, я бы мог промолчать. Никто б ничего не узнал. Вот как полезно не притворяться-то, Женечка…
Кирилл Осипович вбежал в кабинет, смерил взглядом книжный холмик:
— Полагаю, пора выносить! Пусть один остается, а другой тащит в библиотеку!
— Я пойду! — сказал Генка быстро.
Он сказал это и многозначительно посмотрел на Жеку. Надеялся, что Жека заспорит.
Но спорить было нельзя. Кирилл Осипович мог догадаться, какие у Жеки опасения. Да и Генка не постеснялся бы уточнить.
Ладно, пусть идет. Вряд ли сейчас осмелится превращать свои теории в практику. Такие действительно выбирают момент, чтоб никто ничего не узнал.
— Не слишком ты нагрузился? — спросил Кирилл Осипович, когда Генка подхватил две пачки сразу.
— Своя ноша не тянет!
Он еще резвился, теоретик!
3
На очередной полке, которую Жека просматривал, книги стояли в два ряда, друг за дружкой. Тут возни прибавилось. Чтоб добраться до второго ряда, приходилось снимать передний. Пальцы у Жеки сделались неприятно сухими от пыли, свербило в носу; назойливо донимал запах старой, будто пригоревшей бумаги. И одну из книжек, совершенно растрепанную, мятую, с закруглившимися углами, Жека все-таки уронил. Разлетелись страницы.
— Левушкин учебник, — определил Кирилл Осипович, схватив листок, скользнувший к ногам.
— Поставить обратно?
— Это надо сберечь… Дай-ка сюда. Реликвия студенческих лет, вон — даже почерк мальчишеский, не устоявшийся… Надо сберечь. Ему будет приятно.
Марковна, рдея жарким кухонным румянцем, опять просунулась в двери:
— Не натешились? Седьмой час на дворе!
— Ну и что?
— А телевизор-то?
— Отцы-святители!.. — Кирилл Осипович метнулся в угол, щелкнул рукояткой громадного плоского телевизора, стоявшего на пластмассовых копытцах. — Марковна, садитесь ближе! Садитесь!..
— Да у меня — пирог!
— Сгори он до основания, ваш пирог! Садитесь, больше такого не увидите! И ты, парень, бросай раскопки! Садись тоже!
Подпрыгнув, Кирилл Осипович вскарабкался с ногами на диван, уселся, не выпуская из рук растрепанного учебника. Телевизионный экран замерцал, наливаясь жидким светом; возникло изображение какого-то чистенького пароходика, ползущего по реке. Потом замелькали улыбки пассажиров, женские прически, раздуваемые ветром.
— Это еще не то! — сказал Кирилл Осипович. — Это так. Дежурные пустяки с музыкой. Я успею все рассказать.
— Звук не включили! — забеспокоилась Марковна, усаживаясь на стул около дверей.
— Не надо звука! Что вы услышите? «Автокран инженера Еромицкого успешно выдержал испытания»?.. Я расскажу сам. В телевизоре не объявят главного! Мальчик, взгляни в окно — видишь, башенные краны торчат? Они везде торчат. Про них песенки распевают, их на картинках рисуют. А это — безобразие! Это вчерашний день строительства!
— Уже показывают, показывают! — всполошилась Марковна.
— Это чепуха! Не то! Понимаешь, мальчик, эти башенные краны неповоротливы и неудобны. Перетащи-ка эту осадную башню на новое место! Ее разбирают, снова собирают, для нее рельсы укладывают, как для паровоза! Чудовищные неудобства! А теперь — вот уже начинается, начинается!.. — смотрите, что сделал Левушка!
На экране сменилась картинка. По осенней дороге ехал сутулый грузовичок; на его спине покачивалась тонкая стрела, похожая на удилище.
Грузовичок был копией той модели, что стояла здесь, в кабинете, на книжной полке.
— А самого-то Левушку покажут? — растроганно спросила Марковна.
— Вы опять с ерундой!! Он не артист, показывают плод его мысли! Вот, сравнивайте: нужны этой машине рельсы? Или хотя бы асфальт? Вы не успеете моргнуть, как она будет готова к работе! Пожалуйста!..
Грузовичок свернул с дороги; переваливаясь, поматывая стрелой, покатил к стройплощадке. Там виднелся недостроенный каркас — пустые клеточки этажей взмывали высоко в поднебесье.
— Небоскреб какой-то… — сказала Марковна.
— Экспериментальная стройка!
— Я таких и не видела…
— Смотрите, начинается главное!.. Эта машинка способна поднять груженый железнодорожный вагон! Вот на такую высоту!.. Левушка их строит не первый год, вы знаете; каждая новая модель была лучше прежних, но вот эта, последняя, просто чудо какое-то! Испытываешь наслаждение от ее работы!
Теперь и вправду интересно было смотреть на экран. Грузовичок задрал вверх стрелу, которая, всем на удивление, дотянулась до самого верхнего этажа. И вот, подцепленная крюком, поплыла ввысь бетонная стена с квадратным окошечком посредине. Она уплывала невесомо, стремительно и, когда очутилась наверху, сделалась совсем маленькой, а окно превратилось в дырочку, проколотую булавкой.
Было непостижимо, почему сутулый грузовичок не переворачивается, почему не гнется, не обломится изящная тоненькая стрела.
Наблюдая за этими цирковыми фокусами, ни Жека, ни Марковна своевременно не заметили, что Кирилл Осипович умолк. А был самый подходящий момент для восторгов. Грузовичок раззадорился: поднял сразу две стенки. Затем крупно показали сосредоточенного шофера, выжимающего рычаги. Шофер глянул в кадр, обмороженно улыбнулся… И вдруг все исчезло. Из серенького туманца возникли девицы в макси-сарафанах и повели, повели хоровод…
— Это чего же… и все?! — оскорбленно привстала Марковна.
Ей никто не ответил. Бесшумно крутились девицы, развевая подолами.
Жека, спохватясь, оглянулся на Кирилла Осиповича. Тот, сгорбленный и от этого еще более маленький, перекидывал слипающиеся страницы учебника, словно забыв о телевизоре. Шевелил губами, пытался разобрать какие-то пометки на полях.
— Как это могло произойти? — внезапно спросил он жестким, неприятным голосом. — Этого быть не может!..
— А они оборвали!.. — объяснила взволнованная Марковна.
— Что оборвали?
— Да передачу, господи! На самом-то интересном, на самом главном месте и оборвали!
— Наплевать на передачу, наплевать на нее… — механически проговорил Кирилл Осипович, спрыгнул с дивана и боком побежал к столу.
Жека увидел, что лицо у Кирилла Осиповича как-то болезненно скривилось. И наморщенная бровь дергается. Раскидав ворох бумаг, наваленных на столе, Кирилл Осипович выхватил какой-то журнал и, сминая страницы, начал его перелистывать.
— То же самое! — сказал он, выпрямился и затих. Отсветы пляшущих девиц скользили, мелькали по его лицу.
Марковна почувствовала что-то неладное.
— Вы чего, Кирилл Осипович? Нехорошо вам?..
— Это бессмысленно! — сказал он. — Я отказываюсь понимать!!
— Да что с вами?!.
Он медленно поднял ветхую книжку:
— Вот Левушкин учебник. Пятнадцатилетней давности. И вот здесь, на полях… Я случайно наткнулся и подумал: схожу с ума… Здесь конструкция этой машины! Которая в телевизоре была!..
— Ну? — не поняла Марковна. — И чего?
— Я не поверил! Но вот же: чернила выцветшие… И почерк тот самый, мальчишеский… Расчеты сделаны пятнадцать лет назад!
В коридоре раздались телефонные переливы. Они показались особенно резкими в этой тишине. Но никто не пошевелился. Марковна все так же испуганно смотрела на Кирилла Осиповича и все так же не понимала, что происходит.
— Междугородная… — почему-то шепотом сказала она. — Подойдете?
— Выбросьте телефон в окно!!
— Господи!.. Конец света, что ли?!
Кирилл Осипович бессознательно поглаживал учебник, подравнивал его страницы, страдальчески щурясь от световой метели, испускаемой телевизором.
— Это же бессмыслица! Выходит, он изобрел эту машину еще в институте?! Когда был студентом?!
— Ну и чего? — спросила Марковна.
— Но это же… нелепость! У меня в голове не укладывается! Он изобрел и почему-то скрыл ее, спрятал! Что это значит?!
— А вы сами-то не путаете?
— Вот же, вот расчеты! Вся ее схема! Я думал, это новинка! А он давно все выдумал!
— Сам же выдумал. Не украл.
— Но получается бессмыслица! Зачем он прятал? И зачем строил вон те модели, первые? Которые хуже?!
— Значит, надобно было, — торопливо сказала Марковна и неестественно улыбнулась. — Фу, а я уж обмерла… Подумала — стряслось чего. Ну вас…
— Но притворялся-то он зачем? Он же притворялся, что это — новинка! Результат многолетней работы!..
