Энн Брешерс - Второе лето союза «Волшебные штаны»
Женщина стояла босиком на коврике. Серое шелковое платье обтягивало худенькое тело с острыми ключицами. Лицо женщины было бледным, на руках и шее выделялись голубые вены. Но платье точь-в-точь подходило по цвету к ее огромным, прелестным глазам. Оно не очень-то смотрелось, но, наверное, лучше, чем что бы то ни было в этом магазине.
Лена никогда не понимала, почему у всех, кто обращается к ней за помощью, одинаковый молящий взгляд. Но теперь она знала почему. Они надеялись. Они верили, что еще не прошли весь путь от принцессы обратно к Золушке.
Этой покупательнице тоже нужна была поддержка. Внезапно Лена поняла, кто эта женщина. Миссис Граффсман, мама Бейли! Миссис Граффсман не знала Лену, но Лена много о ней слышала. Она потеряла дочь, единственное дитя. Она больше не была ничьей мамой. По сравнению с ее болью боль Лены почти ничего не значила.
На лице миссис Граффсман читалась мольба, и Лена не смогла отмахнуться как обычно.
— Это платье… вы в нем… такая красивая! — Слова эти она произнесла легко, словно выдохнула. Они были самыми правдивыми и искренними словами в ее жизни.
В один прекрасный день, когда Бриджит вернулась с пробежки, дома ее ждала посылка. Би быстро разорвала пакет.
Штаны! Они снова у нее! Бриджит взлетела наверх по лестнице, сорвала с себя одежду и запрыгнула под душ. Не настолько она сумасшедшая, чтобы надевать Волшебные Штаны после десятикилометровой пробежки по летней жаре. Би наскоро вытерлась полотенцем и надела чистое белье. «Пожалуйста, налезьте» — взмолилась она и легко натянула Штаны. «А-а-а-ах!» Как же в них хорошо! Бриджит станцевала ликующий танец, потом она побежала вниз и повторила свои пляски вокруг дома.
— ДА! — закричала она, потому что было здорово снова стать самой собой.
Она положила руки на бедра, ощущая глубокую, прочную связь с Кармен, и Леной, и Тибби и такую сильную любовь к ним!
«Все отлично! — хотела она закричать так громко, чтобы они услышали. — Теперь у меня все будет хорошо!»
Грета с улыбкой посмотрела на Бриджит, когда та пулей пронеслась обратно на третий этаж. Содержимое последней коробки еще валялось в углу. Бриджит уже приготовилась собрать все это в кучу и выкинуть, как вдруг заметила желтый конверт, которого раньше не видела. Внутри была фотография. Бриджит глубоко вдохнула и пообещала себе не сойти с ума, что бы там ни было изображено.
На ступеньках у дома сидела девочка лет шестнадцати, настоящая красавица, с широкой улыбкой и копной золотых волос. Сначала Бриджит решила, что это мама, но, присмотревшись, засомневалась. Фотография слишком старая, да и лицо немного другое…
Бриджит спустилась вниз.
— Бабушка! — позвала она.
— Я здесь, — откликнулась Грета. Она приводила в порядок маленький садик за домом.
Бриджит показала фотографию:
— Кто это?
Грета взглянула.
— Я, — ответила она.
— Ты?
— Конечно.
Еще какое-то время Бриджит изучала снимок.
— Ты была красавицей, бабуля.
— Тебя это что, удивляет? — спросила Грета, изо всех сил стараясь казаться обиженной. У нее это плохо получалось.
— Да нет. Ну, совсем чуть-чуть.
Бабушка наступила Бриджит на ногу, и та счастливо расхохоталась.
— Какие у тебя были необыкновенные волосы.
Бабушка легонько стукнула ее по лбу.
— А от кого, ты думаешь, вы их унаследовали, мисс? — игриво спросила она.
— Мне всегда казалось, что от Марли. Мне всегда казалось, я во всем на нее похожа, — серьезно ответила Бриджит.
Грета тут же поняла настроение внучки.
— Да, у вас с ней много общего.
— Например?
— Ты такая же смелая, такая же самостоятельная и, вне сомнения, такая же красивая.
— Правда? — Это волновало Би больше всего.
— Ну, конечно. В какой бы цвет ты ни красилась.
Грета продолжила поливать цветы.
— Но чем-то ты сильно отличаешься.
— Например? — снова спросила Бриджит.
Грета задумалась:
— Смотри, как ты преобразила мансарду. У меня на душе становилось тепло, когда я видела, с каким усердием и терпением ты работаешь. Твоя мать, царствие ей небесное, не могла ни на чем сосредоточиться. Ее хватало на полчаса.
Бриджит вспомнила, как быстро мама выходила из себя. Ее раздражали книга, передача по радио, собственные дети.
— Она легко сдавалась, правда? — спросила Би.
Грета посмотрела на Бриджит так, словно готова была расплакаться.
— Правда, девочка. Но ты другая.
— Бабушка, можно я оставлю эту фотографию себе? — попросила Би. Из безумного количества вещей и снимков, которые она перебрала на мансарде, лишь эта фотография придавала ей силу и вселяла надежду. Лишь с ней Би не хотела расставаться.
Кармабелла: Ленни. Пожалуйста, ответь! Пожалуйста! Я скоро приду.
Ленник162: Не сейчас. Я тебе позже перезвоню, ладно?
Со дна колодца Лена услышала стук в дверь. Он прозвучал еще и еще, прежде чем до Лены дошло, что это ее дверь и надо бы отозваться.
Она откашлялась.
— Кто там?
— Ленни, это я. Можно зайти?
Голос Кармен был родным и знакомым, но все-таки принадлежал верхнему миру.
— Только… не… сейчас, — с трудом выдавила Лена.
— Ленни, ну, пожалуйста! Мне очень надо с тобой поговорить.
Лена закрыла глаза;
— Может, позже.
Дверь все равно распахнулась. Кармен направилась прямо к постели, убежищу Лены.
— Ленни!
Лена села с трудом, потому что все кости ужасно ныли. Она закрыла лицо руками, но Кармен отвела их и обняла подругу.
Лена уронила тяжелую голову на плечо Кармен и уткнулась в ее шею.
— Ленни, хорошая, — шептала Кармен и крепко обнимала ее, а Лена плакала.
Лена плакала и тряслась, а Кармен плакала из-за нее.
Через некоторое время Лена поняла, что она не на дне колодца, а тут, с Кармен.
— Сделай его! Давай, Расти! — кричала Бриджит. Она бегала вдоль поля, давала указания и ободряла игроков, как заправский тренер. Ее прекрасные волосы развевались по ветру, но игроки на них не смотрели. Би нужна была команде за свой ум, точнее, за свою безупречную футбольную логику. В перерыве одиннадцать парней собрались вокруг Би и глядели на нее, словно на какого-нибудь гуру.
Грета сидела неподалеку, улыбаясь и качая головой. Она разгадывала кроссворд и время от времени посматривала на поле.
— Господи, Кори, не бегай все время возле ворот! Расти, а тебе не надо обгонять Билли, скорость не главное! Да, вот это важно: у них отвратительный правый защитник и нет приличных запасных. Так что учтите.
Бриджит дала еще несколько ценных указаний и отправила ребят обратно на поле.
Восемь минут спустя запыхавшегося мурсвильского защитника сменил другой, здоровенный толстяк.
После победы Билли обхватил Бриджит и приподнял.
— Молодец, тренер! — крикнул он. Команда громко радовалась, а игроки носились по полю.
— Не очень-то воображайте, — строго сказала Бриджит и тут же вспомнила, как ненавидела, когда тренеры говорили так после победы. — Забудьте, — рассмеялась она. — Воображайте, сколько хотите. Мы всех обыграем.
И они действительно прошли в финал.
В день последней игры Бриджит проснулась рано и быстро натянула Штаны. За завтраком она объясняла бабушке хитроумный план завершающей игры. Бабушка изображала неподдельный интерес, но часто заглядывала в газету.
У неожиданно появившегося в дверях Билли было опрокинутое лицо.
— Мы пропали, — только и сказал он.
— Почему?!
— Кори Паркс уехал вчера в Корпас-Кристи со своей девчонкой.
— Нет!
— Да. Она сказала, что иначе бросит его.
Бриджит нахмурилась:
— Я не доверяла Кори после того, как он притворился, что повредил колено, а сам пошел пить.
— Би, нас было шестеро, — сказал Билли.
Бриджит попробовала его подбодрить:
— Знаешь, все что ни делается…
Но через полчаса, на стадионе с переполненными трибунами, где оглушительно орали болельщики, Бриджит стало не весело. Она горестно посмотрела на скамью запасных. Единственный нормальный запасной уехал два дня назад. Сид Молина потянул мышцу на икре. У Рэйзона Мерфи была такая ужасная астма, что Бриджит боялась, как бы он не умер в такую жару прямо на поле. С тем же успехом могла бы сыграть и Грета.
Бриджит и Билли стояли рядом и мучительно искали выход. Выхода не было.
— Все к черту, — сказал Билли.
Прозвучал свисток. Игра начиналась. Бриджит с отчаяньем смотрела, как ее команда бредет на поле — их было лишь десять.
В первом тайме противники забили два гола. Болельщики недовольно гудели, и многие уже уходили.
В перерыве Бриджит нечего было сказать своей команде. Ее хитроумный план оказался никому не нужным.
— Меня от всего этого тошнит, — грустно сказал Расти.
