Юз Алешковский - Кыш и Двапортфеля: Повести
Потом я замотал Кышу голову мокрой тряпкой, чтобы она у него меньше болела.
В это время Анфиса Николаевна зачем-то развесила на верёвке тёплые вещи: байковое одеяло, варежки и пушистый платок. Я подумал, что она решила посвятить вечер борьбе с молью, и сказал:
— Наша бабушка клала в шкаф ветки полыни, и моль туда не залетала. Вы тоже так сделайте.
Но в ответ Анфиса Николаевна как-то странно сказала, скорей сама себе, чем мне:
— Сегодня прохладный вечер… Значит, будет холодная ночь… холодная ночь… — И добавила: — Не удивляйся, Алёша. Я всё делаю, как надо…
ГЛАВА 23
Вскоре пришла мама. Оказывается, пока она прогуливала еле ходившего из-за ломоты в костях папу, в «Кипарисе» произошёл отвратительный случай.
Папин сосед Федя, очень полюбивший кипарисовского павлина, заметил, что в павлиньем хвосте не хватает двух самых красивых перьев. Его все подняли на смех, но Федя клялся, что у него прекрасная наблюдательность и ошибка исключена.
После ужина Анфиса Николаевна спросила у мамы:
— Марина, у вас с собой нет свитера? Желательно мужского.
— Конечно, есть. Я сама его вязала, — сказала мама, достала из чемодана папин белый в синюю широкую полоску свитер и поинтересовалась было, зачем он понадобился. Но Анфиса Николаевна только ответила:
— Спасибо. Не волнуйтесь за него! — и зачем-то повесила свитер рядом с байковым одеялом.
Потом я незаметно от мамы попросил дать мне и Кышу димедролу от перегрева. Анфиса Николаевна удивилась, что я правильно назвал лекарство, и выдала нам две таблетки.
После этого Анфиса Николаевна сказала, что, к большому сожалению, должна оставить нас одних и идти на дежурство. И, уговорив маму разрешить мне спать на улице, потому что ночной воздух Крыма — эликсир от всех болезней, ушла на дежурство. Но перед тем, как закрыть за собой калитку, обернулась, посмотрела на развешанные тёплые вещи и сказала:
— Просто невозможно поверить… Но я верю!
Таблетку я растолок в большой ложке, размешал с водой, посадил Кыша на колени, разжал ему зубы и влил лекарство подальше в горло, чтобы он его не выплюнул. Влил и сразу же дал заесть лимонной долькой. Кыш немного пофыркал, покашлял, помотал головой, но дольку съел.
Я тоже выпил таблетку и лёг. Луны в небе не было, и оно испугало меня своей чернотой. И в этой чёрной пустоте стояли, не мешая друг дружке, яркие звёзды. Вдруг я увидел, что одна звезда стронулась с места и плавно полетела к Большой Медведице. Я крикнул:
— Мама! Смотри! Звезда летит! Прямо над чинарой.
— Ты меня напугал, — сказала мама, выглянув в окошко. — Это не звезда, а спутник.
— Какой?
— Наш «Космос», — сказала мама.
— Как это ты определила? — спросил я.
— Ты узнаёшь марки автомашин, а я — спутников.
— Ладно, ладно! — сказал я. — Меня не обманешь. Спокойной ночи!
— Я просто мечтаю о том, чтобы она была спокойной, — помечтала мама. — Только бы не было ночного боя с Волной!
— Пусть попробует напасть на больную собаку! Я ей задам! — сказал я.
ГЛАВА 24
Утром меня разбудила мама. Я не сразу сообразил, почему настало утро. Ведь мне не снились этой ночью сны. Я пошевелился. Плечи и ноги почти не жгло.
— Алёша, открой глаза! — тревожным голосом говорила мама. Я открыл глаза. — Тормошу тебя целых пять минут! Вставай! Нас обокрали!
Я мгновенно вскочил с раскладушки, протёр глаза и хотел бежать к огурцам, но мама остановила меня:
— Смотри! Ни папиного свитера, ни одеяла, ни платка — ничего нет! А мы спали как убитые! Тебя самого могли унести!
— Куда? — спросил я для того, чтобы что-то сказать.
— Не задавай нелепых вопросов! Где Кыш? Боже мой! Его тоже нет! Кыш! Кыш!.. Всё! Я говорила, что собаку нужно оставить в Москве!
— Говорила, — сказал я и заглянул под раскладушку.
Кыш спал так же, как вечером, свернувшись в калачик. Он вроде бы не дышал. Я дотронулся до него. Он не вздрогнул и не пошевелился.
— Кыш! — позвал я.
Никакого ответа. Я поднёс к его влажному носу кость.
— Сторож называется, — сказала мама. — Хорошо хоть, что самого не унесли!
Я вытащил Кыша за две лапы из-под раскладушки, подул ему в ухо, и только тогда он, сладко зевнув, взвизгнул, открыл один глаз, удивлённо посмотрел на нас с мамой, встал и изогнулся, потягиваясь. И, завиляв хвостом, откинул с глаз чёлку. Я понял, что он выздоровел.
— Что теперь делать? — спросила мама.
Я побежал к огурцам и удивился, убедившись, что нитки целы-целёхоньки, шары надуты, а огурцы не тронуты.
— Нам ещё повезло. Моя сумка с деньгами лежала на открытой терраске, — сказала мама.
— Теперь я верю… Я знаю… Это ОН! — сказала Анфиса Николаевна. — Не беспокойтесь про свитер. Я возвращу его вам… Только ни о чём не расспрашивайте. Умоляю вас! Ладно?
— Вы успокойтесь… На вас лица нет, — сказала мама. — Идёмте пить чай.
И только она сказала эти слова, как в утренней тишине нашего сада раздался самый настоящий взрыв. Женщины вскрикнули, а Кыш припал от страха к земле. И на моих глазах Волна с душераздирающим «мя-яу», подпрыгнув на немыслимую высоту, зацепилась лапами за ветку персикового дерева и повисла на ней. Я понял, что Волна, обходя стороной Кыша, напоролась на мою воздушно-шаровую сигнализацию. Два шара, проколотые гвоздиками, взорвались и всех напугали. Кыш, однако, не стал лаять на Волну. Он сам испугался взрыва.
— Да-а… — задумчиво сказала мама. — Отдых!
Когда мы пили чай, я заметил, что она о чём-то хмуро думает и что настроение у неё по-прежнему тревожное…
После завтрака Анфиса Николаевна проверила мою кожу, пощупала лоб и обрадовалась, что у меня ничего больше не болит, а лишь немного щиплет ноги.
— Мы с Кышем спали как убитые и ничего не слышали, — сказал я.
Анфиса Николаевна ответила:
— Это и к лучшему. Димедрол — лёгкое снотворное. Но и без таблеток вы не проснулись бы… Этот человек — большой мастер бесшумной работы… Но ты тоже до поры до времени ни о чём больше меня не расспрашивай. Ладно?
— Ладно, — неохотно сказал я.
ГЛАВА 25
Я помог маме помыть посуду, и мы пошли гулять.
День был пасмурным. Ай-Петри заволокли чёрные тучи, и деревья раскачивал ветер.
Папа, как и обещал маме вечером, ждал нас около входа в «Кипарис». Он от нечего делать протирал носовым платком глаза мраморному льву.
— Привет! — сказал он. — Как дела?
— Нужно переехать! — сказала мама. — Ночью с верёвки утащили зимние вещи и твой свитер… Он тоже висел на верёвке.
— То есть почему он там висел? — возмущённо спросил папа.
— Теперь поздно думать, почему твой свитер висел на верёвке. Анфиса Николаевна милая и добрая, но мне страшно. Я не понимаю, что происходит… Я боюсь… По-твоему, я отдыхаю?
— Во-первых, нужно взять себя в руки! — сказал папа, пристально глядя на маму.
— Тебе хорошо советовать! Ты здесь набираешься сил и здоровья, а мы теряем последние остатки! — всхлипнула мама.
— Марина! Возьми себя в руки! — ещё раз тихо и твёрдо сказал папа.
— Взяла, — сказала мама. — А что ты скажешь вот на это: Кыш, который обычно чует во сне полёт пушинки, ночью, когда вещи снимали с верёвки, даже ни разу не тявкнул. Утром его насилу разбудили! И Алёша спал как убитый. И я — тоже.
— Ничего удивительного: крымский воздух свалил вас наповал, — объяснил папа.
— Мне кажется, что вся эта чертовщина не кончилась, а только начинается. Я предложила заявить в милицию, а Анфиса Николаевна в ответ засмеялась и говорит: «Ни в коем случае! Я во всём должна убедиться сама. Или — или! Через три дня всё выяснится!» Что ты на это скажешь?
— Странно, конечно. Но я что-нибудь придумаю, — пообещал папа и заторопился. — Алексей, будь мужчиной. Кыш! Если ты ещё раз проспишь ограбление, я отдам тебя в цирк! Пока! Я на процедуры! — Он погладил маму по щеке и убежал.
— Алексей! Я буду ждать в машине! — обернувшись, крикнул папа.
— В какой машине тебя будет ждать папа? — спросила мама. Я молчал. — Ах, так? Значит, у вас от меня есть секреты? Вы собираетесь ездить над пропастью по горным дорогам?
Меня прямо разрывало на части. Ведь папа просил не говорить маме, что на десять минут раньше вылез из машины времени, а с другой стороны, мне не хотелось маме врать, когда она и так встревожена ночным происшествием.
— Мам, ты не волнуйся, машина стоит на одном месте, — сказал я и уже не мог удержаться: — Но это машина времени, а не «Волга» и не «Москвич». Честное слово!
И я рассказал, как папа потел, пыхтел и мучился во время силовой процедуры и как я досрочно перевернул песочные часы.
— Ни в коем случае больше этого не делай! — велела мама и вдруг засмеялась: — Я попрошу Корнея Викентича увеличить твоему отцу нагрузки. А теперь идём звонить в Москву.
