Сергей Алексеев - Сто рассказов о войне

Видят фашисты — советский танк.

— Танки! — кричат фашисты.

Метнулись и эти ветром. Лишь пыль от сапог поднялась. Усмехнулись танкисты в танке. Снова идут по городу. Наводит советский танк на фашистов ужас. Глаза велики у страха. Разные слухи пошли о танке.

Мол, танк не зря через мост прорвался. Это какой-то особый танк.

Что танк и вовсе не через мост проскочил в Борисов. Что это летающий вроде танк.

Потом новые слухи вползли в Борисов.

Мол, танк не один, а в Борисов рота прорвалась танков. Кто-то сказал — танковый батальон. И этому тоже поверили.

Глаза велики у страха — танк превратился в полк.

16 часов ходил по Борисову русский танк. Сеял огонь и панику.

Но вот окружили фашисты советских танкистов. Вышли навстречу «тигры». Неравными были, конечно, силы.

— Стоим до последнего! — прозвучали слова танкистов.

Не сдались танкисты. В неравном бою погибли.

Погибли. А память легендой о них осталась. Она и нынче по свету ходит. При въезде в Борисов, у моста, у речного откоса, на пьедестале возвышается нынче советский танк. Стоит он как честь ушедшим, салют былому.

Белоруссия — край болот. Царица трясин и топей. Сражаться в таких местах и легко и трудно. Легко в обороне стоять. Наступать по болотам трудно.

Готовился план разгрома фашистов под городом Бобруйском. На пути к Бобруйску находился город Паричи. Паричи стоят на реке Березине. Решался вопрос, с какой стороны ударить на Паричи: с юга, с правого берега Березины, или с востока, с левого ее берега.

Впрочем, по всем военным наукам ударить здесь можно было только с востока. На юг от Паричей тянулись болота: те самые — белорусские, королевские.

Ясно фашистам, если и будет удар на Паричи, так только с востока. Ясно и нашим, что если идти на Паричи, то, конечно, с востока только.

Ясно-то ясно, однако душа у наших командиров не лежит к тому, чтобы идти с востока. Укрепились здесь сильно фашисты. Ждут отсюда они удара. Пристреляли дороги, тропы. Разложили фугасы, мины.

Армией, которая должна была здесь наступать, командовал генерал Батов. Ломает над планом операции голову Батов. Ездит на левый берег Березины, туда, где сухо, где и надо наступать по всем военным наукам; ездит на правый, туда, где болота, где по этим самым наукам наступать категорически нельзя. Замечают солдаты, что генерал все чаще и чаще ездит на правый берег.

Армия Батова входила в состав 1-го Белорусского фронта. Командовал фронтом генерал Рокоссовский. И Рокоссовский ломает голову. Все обдумывает операцию. Ездит на левый берег Березины, ездит на правый. Все чаще и чаще на правый ездит.

Координировал действия наших войск на этом участке фронта представитель Ставки Верховного Главнокомандования маршал Жуков. И Жуков над тем же вопросом ломает голову. Ездит на Березину, на левый, на правый берег. Все чаще на правый ездит. По болотам в раздумье бродит.

Нужно сказать, что тайно ездят они к болотам. Скрывают свои поездки. Ясно одно — не дают им покоя болота.

И вот здесь однажды неожиданно встретились маршал и генералы.

— Здравия желаем, товарищ маршал, — поприветствовали маршала генералы.

— Здравия желаю, товарищи генералы, — ответил Жуков. Глянул на генералов: — Что же вас сюда привело?

— Да так, — пожали плечами Рокоссовский и Батов, — урвалась минута отдыха. Места здесь на редкость сказочные.

Ответили генералы и сами к маршалу:

— Чем обязаны вашим присутствием, товарищ маршал?

— Да так, детство чего-то вспомнил, давно не ходил по болотам, — ответил Жуков.

Глянул Жуков на Рокоссовского, на Батова, глянули Батов и Рокоссовский на Жукова — рассмеялись маршал и генералы.

Ясно им, почему они встретились. Ясно каждому, что привело сюда, в трясины.

— Значит, тревожат болота? — спросил Жуков.

Наступил день начала операции под Бобруйском. Ударили наши войска.

Смотрят фашисты: все верно, все по военной науке — с левого с сухого берега Березины ударили русские. Бросили они все силы сюда на отражение нашего удара. Втянулись войска в сражение. И вдруг:

— Русские с юга!

— Русские с юга!

— Как с юга? Там же трясины, болота, топи!

Все верно. Из болота выходят русские.

Словно лесные призраки, появлялись из болот советские танки и пушки. Удар был стремительным, неожиданным. Пали Паричи. Части пошли к Бобруйску.

Немало потрудились наши военные инженеры и строительные батальоны. До малейшей тонкости все рассчитали, все проверили и перепроверили. Это они проложили здесь гати и настилы, по которым затем прошли советские танки и артиллерия. Это их труд и принес победу.

«Инженерная операция» — так был назван удар под Паричами.

Солдаты принимали военную присягу. Давали клятву на верность Родине. На верность военной тайне.

— Клянусь! — звучали в тиши слова.

Шла операция «Багратион». Первые дни наступления. 77-й гвардейский стрелковый полк 26-й гвардейской стрелковой дивизии прорывал оборону фашистов севернее города Орши.

Вперед вырвался танковый десант. Задание: прорваться в тылы фашистам и уже там, в тылу, перерезать автомагистраль, идущую из Москвы на Минск.

Десант состоял из добровольцев. Много таких собралось. Молодые бойцы, задорные. Среди десантников был и комсомолец рядовой Юрий Смирнов. Разместились десантники на броне, на танках. Тронулись танки. Прорвались в тыл к фашистам. Пробивались с боем, с огнем, в быстрых, как смерч, атаках. В одной из таких стремительных атак, в районе деревни Шалашино, Юрий Смирнов был тяжело ранен. Не удержался, слетел он с танка и в плен попал к фашистам. Притащили фашисты Смирнова в штабной блиндаж.

— Жив? Дышит? — спросил старший офицер.

— Дышит, — ответили старшему офицеру.

— Из танкового десанта?

— Так точно, с танка упал при ранении.

Фашисты стали допрашивать Юрия Смирнова:

— Из какой части?

— Кто командир?

Комсомолец молчал.

— Цель десанта?

— Сколько людей в отряде?

— Количество танков?

Не отвечает, молчит Смирнов.

— Заговоришь, — процедил офицер. Подал сигнал рукой. Набросились на русского солдата фашисты. Избили Смирнова. Потерял он сознание.

— Воды, — скомандовал офицер.

Отлили солдаты водой Смирнова. Пришел он в чувство. Открыл глаза. Снова пошли вопросы:

— Комсомолец?

Молчит Смирнов.

— Куда направлялись танки?

Молчит Смирнов.

Опять подал офицер сигнал. Снова били. И снова водой отливали. И снова били.

— Говори! — исступленно кричал офицер. — Говори!

Не дрогнул солдат. Молчал.

Тогда фашисты распяли солдата. Прямо здесь, в блиндаже. Прямо здесь, на стене. Вбили в руки и ноги гвозди.

— Говори! — вновь прокричал офицер.

Ничего не сказал герой. Остался верен военной присяге.

Быстро развивалось советское наступление. Вступили войска в Шалашино. Ворвались солдаты и в бывший фашистский штабной блиндаж. Увидели стену, на ней Смирнова.

Остановились солдаты. Окаменели от ужаса и гнева.

Новые жизни идут на смену. Молодая бушует поросль. Пусть же, как клятва, наказ героя: верность Отчизне — святость! Верность присяге — святость. Верность тайне военной — святость!

Вильгельм фон Кубе был гаулейтером Белоруссии. Он личный здесь представитель Гитлера. Гаулейтер — значит начальник края.

Много у Кубе различных дел. Приказы, запросы идут из Берлина. Изучает приказы Кубе. Отвечает на все вопросы.

Ответил на все вопросы, начинает дела другие. Сам издает приказы, сам задает вопросы, рассылает по всей Белоруссии. Ведь старшим он здесь в Белоруссии. К подчиненным идут приказы.

Отправил приказы, отправил запросы, приступает к новым делам гаулейтер — утверждает приговоры о смертной казни. Все больше кругом непокорных. Сеют фашисты направо, налево смерть. Кубе больше других старается.

Давно он назван палачом Белоруссии. Давно к нему ненависть по всей Белоруссии.

Утвердил приговоры Кубе, утверждает нормы отправки советских людей в Германию. Все больше и больше гонят фашисты советских людей в Германию.

Давно он назван палачом Белоруссии. Давно он проклят всей Белоруссией.

Отправил Кубе людей в Германию, взялся теперь за продукты. Все больше и больше обирают крестьян фашисты. Грабят они Белоруссию. Грузят в вагоны и хлеб, и масло, и лен, и скот. Увозят к себе в Германию. Кубе и здесь примерен. Сотни и сотни вагонов уходят в Германию.

Итак, масса у Кубе различных дел. С утра и до вечера нет покоя. И только глубокой ночью наступает для Кубе отдых.

Так было и в этот день. Поздний вечер. Закончил Кубе, свернул дела. Принял ванну. Разделся. Лег. Приятно телу в тепле, в уюте. Провалился в подушки, как рухнул в пропасть.