Юрий Дьяконов - Алмаз — драгоценный камень
Что-то стало не так
После случая на канале, Аня все время проводила у Алены. Они вместе убирали в квартире, ходили на рынок и в магазин. Аню очень удивляло, что Алена делает все уверенно, как взрослая. Когда в магазине она, кроме хлеба, купила еще пачку чаю, сахара, крахмала и баночку кофе, Аня спросила:
— Тебе мама велела?
— Нет.
— А она не заругает, что без спросу?
— Что ты, — улыбнулась Алена. — Понимаешь, у мамы же времени свободного почти нет. Вот мы и договорились: я слежу, чтобы все было. Увидела, что чай кончается, — купила. Ну и соль, и сахар, и другое.
— Хорошо тебе, — вздохнула Аня. — Мне мама совсем ничего не поручает. А что ты еще взрослое делаешь?
— Ну, что. Вещи свои стираю. Могу кашу сварить, картошку пожарить, яичницу. Вот сегодня папа просил, чтобы борщ украинский сварили. Мама меня научила. Хочешь, вместе будем?
— Конечно, хочу! И картошку жарить тоже хочу. И яичницу.
Пока варился мясной бульон, девочки очистили и мелко нарезали лук, свеклу, морковь, белый корень.
— А картошку нужно большими кубиками. И капусту тоже резать крупно, — учила Алена.
Аня впервые узнала, что овощи, чтоб было вкуснее, надо поджаривать. А капусту и картошку класть в последнюю очередь.
Наконец Алена деревянной ложкой растолкла сало с чесноком и вместе с дольками свежих помидоров бросила в готовый борщ. Дала ему закипеть и сняла с огня.
— Вот и все. Пока настоится, и папа придет.
Аленины папа и мама пришли с работы вместе.
— Ой, Коля, мы, кажется, с голоду не умрем. Чем-то вкусным пахнет! — весело сказала мама. — Получилось?
— И ты, Вера, еще спрашиваешь! Пахнет стопроцентным украинским борщом! Чтоб у таких хозяек, да не получилось! А ну пошли мыть руки!
Аня хотела уйти, но дядя Коля не пустил:
— А ты куда?… Ведь мама с работы еще не пришла? Вот и садись за стол. Нам веселей будет.
Уже допивая компот, он спросил:
— Что-то я мальчишек наших не вижу? Вы не поссорились?
Алена поперхнулась компотом. Выручила Аня:
— Нет, дядя Коля. Алекс же заболел. А Ивас…
— Толик не хочет оставлять товарища. Так? — договорил за нее дядя Коля.
— Так, — поспешно согласилась Аня.
На самом деле все было совсем не так. Играть и читать книжки к больному Алексу каждый день ходил не Ивас, а Тамара. А Ивас вообще старался не встречаться ни с Аленой, ни с Алексом, потому что теперь он точно знал: в том, что случилось, больше всего виноват он сам.
С утра Ивас отправлялся играть с мальчишками в пробки или в айданы на соседнюю улицу. И хотя в эти дни ему очень везло, выигрыш мало радовал. Он злился, ссорился с мальчишками и, когда дело чуть не доходило до драки, уходил домой. Но и дома не находил себе места. Мать на работе. Шурка со своим детсадом на Азовском море. И поговорить не с кем. За что ни возьмется, все валится из рук.
Так прошла целая неделя. И когда утром в понедельник прибежала Аня и сказал, что Алена зовет всех в штаб, он обрадовался:
— Ага, Анют! Я щас! Хату закрою — и бегом!..
«Что там такое случилось? — думал Толик, выскакивая со двора. — Ну, раз Алена зовет, наверное, что-то хорошее…»
* * *А случилось вот что. Утром Алена пошла на почту. Мама просила отправить книгу, которую купила своей подруге, оставшейся в поселке. Получив квитанцию, Алена оглянулась и увидела Дарью, которая отходила от соседнего окошка. Встречаться с ней не хотелось, и Алена, подождав, вышла следом.
Дарья шла, будто слепая: наткнулась на урну для мусора, еле разминулась со встречной женщиной. Остановилась на углу и, достав из-за пазухи какую-то бумагу, стала читать. Прочла, покрутила головой, будто у нее болели зубы, и, спотыкаясь, пошла дальше.
«Что-то у нее случилось», — подумала Алена. А когда оказалась у того места, где Дарья останавливалась, вдруг увидела на земле бумажку. Подняла. Ого! Свернутые вчетверо двадцать пять рублей. Догнала Дарью уже около Барочной.
— Тетя Даша! Вы обронили деньги. Вот.
— Как же это я так оплошала? — растерянно проговорила Дарья. — Спасибо, детка… Ну я тебе… я тебе вот этот рублик.
— Что вы, тетя Даша! — Алена отступила назад. — Не надо мне никакого рубля… У вас что-то случилось?
— Да вот. Радоваться надо. Операция прошла благополучно. На поправку идет Митенька… А я… голова кругом идет.
— Это сын ваш?
— А чей же! — удивилась Дарья. — Мой. Митенька. Один он у меня. В сентябре одиннадцать годков будет…
За разговором Алена не заметила, как дошли до двора Дарьи.
— Ну, я пойду, тетя Даша.
— Ни в коем разе, детка! Зайди. Чайку попьем, а? Посиди со мной. Муторно мне одной…
Войдя в дом, она захлопотала. Включила электрический самовар. Поставила на стол хлебницу со свежими булочками и — будто угадала — любимые Аленины клубничное и алычевое варенье. Они пили чай и разговаривали. Дарья принесла альбом. Алена увидела Митю и совсем крошечным, лежащим на коврике с погремушкой в руке, и бойким детсадовцем верхом на деревянном коне, и круглолицым первоклассником в форме. А потом пошли другие фотографии, глядя на которые Дарья то и дело утирала слезы. На Алену смотрели большие печальные глаза мальчика. И везде он сидел: то на стульчике с укрытыми одеялом ногами, то на кровати, то в кресле на колесах в больничной пижамке — маленький старичок, который три года не прыгал, не бегал, не сделал ни одного шага своими ногами.
— Вымучилась я. Вся душа изболелась, — всхлипывала Дарья.
Алена тоже чуть не разревелась — так жалко было Митю и Дарью. Хотелось помочь, сделать им что-то приятное.
— Тетя Даша, снимите платок. Жарко же, — посоветовала она.
— От людей стыдно, детка, — посуровев, сказал Дарья. — Намедни Костя мой что учудил. Нахлестался водки да еще и драться полез. Пока его угомонила, вот себе синяк и заработала.
— Так мы его выведем! — обрадовалась Алена. — Я сейчас!
Вскоре она вернулась с коробочкой бодяги. Развела постным маслом и стала осторожно втирать Дарье в скулу.
— Пальчики у тебя, Алена, какие, — жмурясь от удовольствия, сказала Дарья, — бархатные. Точь-в-точь, как у Мити…
Во дворе заквохтала курица. Дарья глянула в окно. Вздохнула.
— Сердце у тебя доброе, отходчивое, — сказала она. — Повинюсь перед тобой. Напраслину тогда отцу наговорила. Нашлись ведь они, и яйца, и курочка нашлась. Спряталась от меня в старой Джековой конуре. А как высидела, так и объявилась.
Алена обернулась к окну. Под деревьями, озабоченно поквохтывая, шла большая пестрая курица-мама, а вокруг нее желтенькими пуховыми комочками катились десятка два цыплят.
— Ой, какие хорошенькие! Можно, я их подержу?
— А чего ж… Митя вот так же их любил, — улыбнувшись, ответила Дарья. — На вот, покорми их яичком рубленым…
* * *— Мир, ребята! Ми-и-ир! — выкрикнула Алена, вбегая в Тамарин сарай. — Мы уже не жулики! Тетя Даша, разрешила всем ходить… И Костя уже опять на работу пошел.
Все обрадовались, а Ивас крикнул:
— Так чего ж мы сидим? Айда к хижине!
— Погоди, — остановила его Алена. — Ты знаешь, Толик, сына тети Даши, Митю?
— Ну. Был тут какой-то, — неуверенно ответил Ивас. — А что?
— А ты, Тамара? Ведь вы тоже соседи.
— Так он заболел, когда я еще в детсад ходила…
— Вот. Выходит, что мы бессовестные и бессердечные, — тихо произнесла Алена и рассказала все, что узнала от тети Даши о Мите.
Тут же решили написать письмо в Ленинград, где сейчас лежал после операции Митя. Письмо получилось короткое, но бодрое:
«Здравствуй, Митя! Пишут тебе соседи, ученики третьего «Б» Тамара Васильченко, Алеша Жуков, Толик Ивасечко, Аня Глушкова и Алена Березко. Ты молодец, что хорошо перенес операцию. Поправляйся. Поезжай в санаторий и набирайся там сил. У вас квочка привела цыпляток. Хорошенькие такие. А когда вернешься, мы будем играть вместе. До свиданья».
Все подписались, а Тамара, кроме того, нарисовала желтым фломастером смешного цыпленка с растопыренными крылышками, из клюва которого вылетало слово: «Поправляйся!»
Письмо дали прочитать Дарье. Она всплакнула. Потом приободрилась и стала варить к приезду Мити его любимые варенья.
* * *Они наперегонки мчались по Длинному косогору. Еле переводя дух, остановились у хижины. Все в ней так, как будто они ушли отсюда только вчера. А ниже по склону возвышается каменная пирамида, там делаются алмазы.
— Алеша, уже месяц прошел, — намекнула Аня.
— Давай посмотрим?! — поддержал ее Ивас. — Мы тут ходим, мучимся, а алмазы, может, уже давно лежат готовенькие!
— Давай! — решился Алекс. — Месяц — это тоже большой срок.
Полетели в стороны камни. Быстро разбросали верхнюю пирамиду, принялись за перевернутую. И тут у Алекса задрожали руки. Что-то было не так! А что — понять не мог. Но тревога росла. Ивас тоже занервничал. Их настроение передалось остальным.
