Магдалина Сизова - «Из пламя и света»
Лицо Мари делается серьезным.
— Это надобно только тебе, и делается ради твоей пользы, потому что мы не можем ослушаться докторов, а они сказали, что тебе еще необходим деревенский воздух.
— Но, боже мой, — еще жалобней говорит Варенька, — ведь я уже совсем, ну, совсем здорова. Неужели я должна сидеть в деревне с ее воздухом и скучать по Москве до скончания веков, пока совсем не стану старухой и у меня не вырастет горб!
Но в эту минуту щенок лизнул Вареньку в лицо; и она засмеялась.
Мари тоже улыбнулась.
— Ах, Варенька, — сказала она, покачав головой, — пожалуйста, не грусти! Горб у тебя никак не успеет вырасти. Открою тебе одну тайну: очень скоро ты приедешь в Москву совсем и начнешь выезжать. Ну, ты довольна?
Варенька опускает щенка на землю и, подбежав к сестре, крепко ее обнимает.
— Мари, — говорит она, прижимаясь щекой к ее лицу, — ты умница, и ты прелесть! И я бы так хотела, чтобы ты все-таки вышла замуж и чтобы у тебя было много-много, ужас сколько детей! И я бы их всех очень любила, и я бы их всех…
Но тут Варенька умолкает: величественная фигура чернокожего лакея появляется на крыльце.
— Ты что, Ахилл? — кричит Варенька. — За нами?
— За нами, за нами, — отвечает Ахилл, весело скаля ослепительные зубы. — Чай кушать готовая!
— Maman уже в столовой?
— Столовая, столовая! — кивает головой Ахилл.
— Ах, Мари! — взволнованно говорит Варенька. — Ведь Алеша сказал, что сегодня Мишель обещал что-то прочесть. Пойдем скорее! Может быть, и мы услышим. Он, наверное, уже пришел! Ахилл, держи, их кормить пора! — Варенька быстро сует щенка в руки Ахилла и исчезает в дверях.
Ее старшая сестра следует за ней, а чернокожий Ахилл, добродушно посмеиваясь и покачивая головой, уносит щенят на кухню.
Через несколько минут, пригладив косы и вымыв руки, Варенька, точно на крыльях, влетает в столовую и, к своему великому огорчению, вместо Мишеля Лермонтова видит почтенную толстую гостью.
Варенька была любимицей Елизаветы Алексеевны и, приехав в Москву, обязательно прежде всего бежала к ней.
Но в тот вечер, когда должен был прийти Лермонтов, Варенька терпеливо ждала у открытого окна.
Сильнее пахнет ромашкой зеленый дворик, а сад — осенней листвой. В вечернем небе над маковками ближней церкви пролетают стрижи. За садом видна крыша соседнего дома, где живет Миша Лермонтов, который — подумать только! — друг ее брата и самый настоящий поэт! Но самого дома Вареньке не видно.
Сумерки спускаются на зеленый двор — он теперь пуст: мохнатые щенята спят под крыльцом.
А он так и не пришел!..
ГЛАВА 34
Не только Вареньке и Мари, но и самому Мише казалось, что целая вечность прошла до того дня, когда, наконец, состоялось давным-давно обещанное чтение.
Когда Лермонтов вошел в большую гостиную Лопухиных, там было несколько гостей.
— Я был уверен, что ты не обманешь, — сказал Алексей. — А вот и Мари с Варенькой. Они с утра в волнении.
Сделав наскоро книксен гостям, Варенька подбегает к Лермонтову и пытливо заглядывает в его глаза.
— Принесли? — спрашивает она быстро.
Вместо ответа он вынимает одну из своих голубых самодельных тетрадей. Ее появление встречают с восторгом.
— Тотчас после чая в моей комнате, — говорит Алексей.
— Только, пожалуйста, Алеша, чтобы больше никого не было.
— А если Коля Поливанов придет? Или Сашенька?
— Поливанов и Сашенька свои, их я не считаю. Но я хотел бы читать только вам.
Варенька и Мари переглядываются с явной гордостью.
В комнате Алексея Лермонтов усаживается около маленького столика и раскрывает тетрадь.
— Ты забыл еще одного своего слушателя, — говорит Алексей.
— Кого же?
— Ахилла.
Мишель улыбается, а Варенька восклицает:
— Ах, да! Позвольте Ахиллу хоть немножко послушать. Больше всего на свете он любит слушать, когда читают стихи!
— А ты уверена, что он при этом хоть что-нибудь понимает?
— Но, Алеша, — возражает Варенька, — ведь он не виноват, что почти не понимает по-русски! И все равно он слушал за дверью, когда ты читал нам стихи Мишеля, слушал и плакал!
— Плакал, даже не понимая стихов? — спрашивает насмешливо Мари. — Это высшая оценка вашего творчества, Мишель.
И Мари громко говорит:
— Ахилл, нечего тебе под дверью стоять. Входи.
Дверь распахивается, и появляется Ахилл. Он в пунцовой чалме, его черное лицо точно покрыто лаком. Он широко, благодарно улыбается.
— Ну разве можно не пригласить столь живописного слушателя? Когда-нибудь непременно нарисую Ахилла.
— Ах, пожалуйста, пожалуйста, Мишель! — радостно восклицает Варенька. — Тогда у нас будет два портрета вашей работы.
— А где же первый? Я что-то забыл…
— Он забыл! Да вы оглянитесь! Оглянитесь! Мы с Мари вокруг него даже рамочку углем нарисовали!
Лермонтов оглядывается и видит нарисованную им когда-то на стене голову мужчины в испанском костюме.
— Этот испанец, которого вы назвали вашим предком Лерма, — говорит Мари, — больше похож на вас, чем на предка. Но вообще вы прекрасно рисуете и могли бы сделаться настоящим художником.
— Самым, самым настоящим! — горячо подтверждает Варенька. — И знаменитым!
— Но у меня совсем нет времени рисовать. Теперь я занят только вот этим.
Он берет в руки тетрадь и раскрывает ее.
— Боже мой! — шепчет Варенька. — Я умерла бы, если бы написала столько стихов! Какой вы умный, Мишель!..
— Посмотрим, что вы скажете после чтения. Я начну со стихотворения, которое написано мною два года назад. Оно называется «Монолог».
Поверь, ничтожество есть благо в здешнем свете.К чему глубокие познанья, жажда славы,Талант и пылкая любовь свободы,Когда мы их употребить не можем?. . . . . . . . . .И душно кажется на родине,И сердцу тяжко, и душа тоскует…
Растроганный Ахилл, не понявший ни слова, вытирает глаза черной ладонью, покоренный музыкой стиха.
Лермонтов прочел последние строчки:
Средь бурь пустых томится юность наша.И быстро злобы яд ее мрачит,И нам горька остылой жизни чаша;И уж ничто души не веселит.
— Нет, нет! — с каким-то тихим отчаянием вздохнула Варенька.
— Это плохо? — Он закрыл тетрадь.
— Нет, это хорошо… — Мари всегда говорила, немного подумав, и была немногословна. — Но трудно поверить, что сочинитель так юн! И что Мишель, с таким воодушевлением танцевавший у нас вчера мазурку, и автор этого монолога — одно лицо.
— В самом деле, Мишель, — сказал Алексей, — неужели бури нашей юности — пустые бури и неужели так все безотрадно?
Варенька молчала. Лермонтов посмотрел на нее.
— А вы что скажете, Варенька?
Она ответила не сразу.
— Вы сказали, что душа ваша тоскует, не зная ни любви, ни дружбы. Но ведь это не так! Вы не должны так писать и так думать, — решительно закончила она, — потому что это совсем-совсем не так!..
В этот вечер Варенька до тех пор сидела на своем любимом месте у окна, пока Мари не напомнила ей, что уже двенадцатый час и весь дом давно спит.
— О чем ты размышляешь, Варенька, скажи на милость, если это не секрет?
— Я думала о Мишеле. Я думала, что он страдает, Мари, а отчего — я никак не могу понять. Но я так хотела бы его утешить! Ведь правда, Мари, ты тоже хотела бы, чтобы Мишель был счастлив? Правда?..
ГЛАВА 35
Молодежь лопухинского дома и молодежь арсеньевского, что на Малой Молчановке, и верещагинского, и поливановского была связана теснейшей дружбой.
Но центром ее был, конечно, дом Арсеньевой, где Миша Лермонтов, юный поэт, художник и музыкант, был всех изобретательней и всех горячее в дружбе.
С Алексеем Лопухиным и с Колей Поливановым он делился всеми мыслями, планами, стихами. Лопухинские барышни и Сашенька Верещагина, его кузина и друг, тоже знали и любили его стихи. Умная и добрая, но насмешливая Сашенька была неутомима на выдумки и вносила много веселья в их дружеский кружок. Такой же веселостью веяло от Софи Бахметевой. Ее подвижная фигурка с пушистой кудрявой головой целый день мелькала то на лопухинском дворике, то в доме ее воспитательницы Арсеньевой, то в саду.
В праздничное утро она влетала в дом с какой-нибудь новой затеей, и Лермонтов, выслушав ее, очень серьезно, с поклоном отвечал:
— Я согласен, ваше Атмосфераторство! — И, взяв маленькое перышко и дунув на него, добавлял: — Вот это — вы.
«Перышко» смеялось и улетало.
Зайдя в один из осенних дней к Лопухиным, Лермонтов сразу окунулся в шумное веселье.
Сашенька Верещагина и Софи Бахметева, Коля Поливанов, Варенька, Мари и Алексей — все окружили его и забросали множеством новостей и вопросов. Варенька была весела и прелестна в своем светло-зеленом легком платье.
