Петр Капица - Мальчишки-ежики

— Что значит «партитурный»?

— Так умеют читать дирижеры оркестров. Их взгляд схватывает весь лист.

— О, у нас так умеет читать Гурко. Надо научиться.

Ромка попробовал читать Жюля Верна, медленно перелистывая страницы «Парового дома». Смысл он улавливал, но удовольствия от чтения не получал.

Как выйти из создавшегося положения? Все твердят — учиться и учиться. Не попробовать ли подтянуться в школе? В ней ведь тоже вбивают в головы то, что спрессовано учителями за многие годы.

Перестав писать по ночам, Ромка за многие школьные годы впервые серьезно засел за учебники. Но было поздно, уже подходил к концу учебный год. Некоторые учителя, когда он поднимал в классе руку, словно досадуя говорили:

— Тебя спрашивать бессмысленно, ты ведь многое пропустил. Лучше готовься к переэкзаменовке.

Особенно изощрялась завуч, преподававшая в старших классах русский язык. Встречая Ромку, она скептически смотрела на него и спрашивала:

— Ты еще долго будешь позорить свой класс?

Ее вопросы всегда были обидными.

— Нет, не долго, — не без дерзости ответил он. — Скоро я его прославлю.

— Своим невежеством или еще чем-нибудь?

— Поэмой в тысячу строк!

— Вот что, друг мой, — продолжала завуч. — Я отвечаю за ваш русский язык. Представляю, что ты городишь в своих стихах! Прекрати хотя бы рассылать их по редакциям… не позорь школу. Ты даешь мне слово?

— Я вам отвечу стихами, — обидясь, сказал Ромка. И, повернувшись, ушел с гордым видом.

Завуча не зря прозвали «Циркульной пилой», а для маскировки сокращенно — «Цирпилой». У этой придиры язык был хлеще плетки. Не одному Ромке она устраивала словесные порки. Только при добродушном директоре «Цирпила» сдерживалась и разговаривала с учениками вкрадчиво-мягким голосом. Ее следовало проучить, и Ромка написал короткую эпиграмму:

«Цирпила» с «Янном» без изъяна,а без «Янна» — обезьяна».

Стихи мгновенно распространились по всей школе и конечно скоро попали в руки завуча. Кто же посмел сравнить ее с обезьяной?

В пятницу последним уроком был русский. Когда прозвенел звонок, «Цирпила» попросила Ромку остаться.

В опустевшем классе, едва сдерживая гнев, она спросила:

— Пакостные стихи — это твой ответ мне?

— О каких стихах вы говорите? — поинтересовался Ромка.

«Цирпила» шипящим голосом прочла двустишие. И взглядом хотела прожечь мальчишку насквозь.

— Хорошие стихи! — похвалил Ромка. — Мне таких не написать. А чего вы сердитесь? Я бы похвалил автора.

— Ты не только лгун, но и наглец, друг мой, — заметила «Цирпила». — Не забывай: смеется тот, кто смеется последним. Готовься распрощаться со школой. Мы разгильдяев не выпускаем.

— Но одного-то можно? — не сдавался Ромка.

«Завуч злопамятна, она не простит, — понимал Ромка. — На переэкзаменовке мне несдобровать».

И вдруг как раз в эти трудные дни пришло небольшое писмецо.

«Уважаемый товарищ Громачев!

Ваш рассказ «Из-за пустяка» будет напечатан в одиннадцатом номере журнала «Резец» в разделе «Первые опыты». Рад поздравить с успехом. Присылайте свои новые произведения, с удовольствием прочтем.

На этот пустяковый рассказик Ромка меньше всего рассчитывал. Он ведь из озорства в первых строчках написал: «Очень люблю я рыбу удить, поэтому и рассказ с рыбалки начинаю». А дальше, чуть посмеиваясь над собой и героем, поведал, как глуповатый рыбак обжег на костре руку и лечился у знахарки.

Ромке хотелось выскочить на улицу, задерживать всех встречных и показывать письмо. Но он сдержал себя. Радостью надо поделиться только с очень близкими людьми. Показать Матреше? Она, наверное, от умиления прослезится, но ничего не поймет. Димке на творения брата наплевать, его интересуют почтовые марки. Отец в поездке. Остается Алла Стебниц. Да, первой ей! Она больше всех волновалась и страдала за него.

Ромка никогда не был в доме Стебниц и не знал, как вызвать Аллу. Сначала он стал свистеть, но никто не показывался. Тогда он поднялся на крыльцо и дернул ручку звонка. Где-то в глубине дома тоненько залился колокольчик.

Дверь открыла высокая седая женщина. Она пристально смотрела на смутившегося парнишку.

— Вам кого?

— Мне Аллу.

Женщина едва приметно улыбнулась и тут же поинтересовалась:

— Это вы свистели?

— Я, — признался Ромка.

— Так девочек не вызывают, что о нас с внучкой подумают соседи. Проходите, пожалуйста, Алла сейчас занимается музыкой.

Она пропустила Ромку в большую комнату, в которой стояло пианино и стены были увешаны картинами. Алла, глядя на ноты, ударяла пальцами по клавишам. Увидев Ромку, она бросила играть и обеспокоенно спросила:

— Сегодня был школьный совет? Выгнали, да?

— Нет, еще терпят, — весело ответил Ромка. — Мне теперь чихать на них.

И он показал Алле письмо, полученное из Ленинграда.

Девочка, вчитываясь в строчки, зашевелила губами, затем вскинула глаза на Ромку. Они у нее сияли.

— Ромушка, теперь я тебе все прощаю! Победа! — закричала она и, схватив Громачева, закружила по комнате.

Бабушка надела очки и тоже прочитала письмо.

— Ну, что ж, — сказала она. — С первым успехом! — И протянула ему, как взрослому, руку. — На пути у тебя еще будет много преград. Но первая преодолена. Очень важно в начале получить толчок, узнать, что ты не бездарь. Мне нравятся люди упорные, знающие, чего они хотят в жизни, смело идущие на риск. Но ты не обольщайся. Помни: писатель — это человек большой культуры и обширных знаний. В школе у тебя какие отметки?

— Неважные. Пятерки по физкультуре и рисованию, остальные — тройки, двойки и, наверное, нули.

— Н-н-да! — произнесла бабушка. — Значит, теперь для тебя самое важное — не бросать этюдника, как говорят художники, и упорно, я бы сказала — со злостью, вгрызаться в науки. Иначе — гибель, попадешь в неудачники, а это самое жалкое и отвратительное племя завистников.

— Бабушка! — взмолилась Алла. — Надо праздновать, а ты завела серьезные разговоры.

— Прости, внученька, ты права, — согласилась бабушка. — У меня уже самовар поставлен, вытаскивай на стол все вкусное.

Обе хозяйки засуетились.

На столе появились попискивающий самовар, варенье, блинчики, мед, домашнее печенье и самодельное вино из крыжовника.

Ромка был усажен на почетное место. Старая художница наполнила рюмки вином и сказала:

— За ваши успехи, дети! Пусть ваша дружба будет прочной!

Ромка пировал недолго. Алле еще нужно было заниматься, и ему не мешало побыть одному и обдумать, как действовать дальше.

Дома у калитки Ромку встретил брат Димка.

— Тебя Тубин ищет, — сказал он. — Велел, как увижу, привести в отряд.

Не заходя домой, Ромка отправился в пионерский клуб. Геннадия он нашел в маленькой комнате. Вожатый встретил его не очень приветливо.

— Ты что же меня подводишь? — с упреком спросил он. — Я побывал в вашей школе. Картина неприглядная: некоторые пионеры учатся хуже неорганизованных ребят. Позор, да и только! Что же, нам теперь исключить тебя или всем отрядом подтягивать?

— Исключайте, — уныло ответил Ромка.

Не таясь, он рассказал о столкновениях с «Цирлилой», о стихах, которые пустил по школе.

— То-то она на тебя так взъелась! — словно обрадовавшись, воскликнул Тубин. — Говорит: «Ваш Громачев — разгильдяй и закоренелый бездельник. Таких не только нельзя держать в пионерах, а нужно исключать из школы». Может, мне стоит заступиться и поговорить с ней?

— Нет, не надо. Меня невозможно защитить. Я действительно редко готовил уроки. И в классе выключался: не слушал, что говорят учителя. Днем и ночью думал о стихах и рассказах.

— Худо, брат, в трудное положение ты себя и нас поставил! Что же предпринять?

Ромка вытащил из кармана конверт и молча протянул его вожатому. Тот развернул письмо и, прочитав его, хлопнул Ромку по плечу.

— Молодчина! Большевики никогда не пропадают. Добился-таки! Я бы на твоем месте, раз ты хочешь стать писателем, поехал бы в Питер и поступил на завод и влился в рабочую среду. Выковал бы себе пролетарскую психологию!

Странные существа девчонки

В пятнадцать лет ты еще не взрослый и уже не мальчонка. Нечто среднее.

Ромке хотелось самостоятельности и вольной жизни, но он опасался оторваться от дома. Что там ждет впереди? Кто поможет, если рядом не будет доброй Матреши, Димы, отца, братьев Зарухно и Аллы?

Алла вдруг стала ему ближе всех. Когда на последнем уроке зачитали список тех, кто перешел в восьмой класс, и его фамилии не оказалось, она, опечаленная, подошла к нему и предложила: