Бьянка Питцорно - Удивительное путешествие Полисены Пороселло
Свинья терпеливо подождала, пока он насытится, поднялась и рысцой побежала в заросли. Тогда я решился подойти и поднять малыша, который как раз заснул. Взял его и внимательно осмотрел. На нем никак не отразилось то, что его бросили, он был крепок и здоров, а по возрасту подходил принцессе Изабелле. Развернув пеленки, я обнаружил, что это девочка. «Это небесное знамение!» – подумал я. Именно тогда мне и пришло в голову подменить ребенка.
Да, я не должен был даже в мыслях обманывать короля и бедную королеву. Но судьба их девочки была, увы, решена, а мне грозила казнь. И в голове моей родился план, которым я никак не рисковал.
Никто из придворных не приближался к Изабелле с самого начала ее болезни, кроме кормилицы, которая как раз заболела и в любом случае могла бы стать моей сообщницей – ведь ей король угрожал той же участью, что и мне.
Единственное различие между девочкой-найденышем и принцессой – у последней почти не было волос, а те немногие, что выросли, оказались очень светлыми, как у ее матери, и глаза голубые. А найденыш обладал густой темной шевелюрой и темными, как угли, глазами. Но всем известно, что у многих детей спустя несколько месяцев после рождения выпадают волосы, а те, что вырастают на их месте, могут быть темнее. Точно так же в первый год жизни может измениться цвет глаз. Кроме того, король Медард был кареглазым брюнетом. Его не удивят темные волосы дочки, когда он наконец соблаговолит усадить ее к себе на колени.
Словом, я спрятал ребенка под полой и, вздохнув с облегчением, вернулся во дворец. Я еще надеялся, что мое решение не будет окончательным. Что Изабелла каким-нибудь чудом исцелится. В любом случае, я счел своим долгом унести из леса это беззащитное существо, этого нежного поросеночка, как мне хотелось его называть.
Когда я вернулся во дворец, кормилица металась в жару и бредила, а крошка Изабелла с трудом дышала в своей серебряной колыбели в форме аиста. Я попробовал облегчить страдания обеих при помощи лекарств. Но ночью кормилица скончалась. Принцесса же прожила еще несколько дней, медленно угасая.
Я послал за козой, которая ее кормила, и молока хватало для маленькой гостьи – я ее тщательно скрывал, а также ежедневно намыливал ей головку и брил наголо своей бритвой, оставляя гладкий, как ладонь, череп. Кроме того, я внимательно обследовал ее тело, чтобы убедиться в отсутствии каких-нибудь особых примет, родинок, родимых пятен и швов – они могли ее выдать, ведь у принцессы таковых не было.
И вот, когда Изабелла, несмотря на все мои попытки до последней минуты спасти ее, закрыла глаза, я одел ее в самое красивое платье – из розовой парчи с крошечными жемчужинами, – и уложил в крошечный гроб, выбрав самый простой и неприметный.
В те дни во дворце каждый день хоронили по четыре-пять человек, и могильщики были своими в доме. Я отдал гробик одному из них и сказал, что маленький покойник – чтобы не вызвать подозрений, я выдумал, что это мальчик, – сын одной из недавно умерших бельевщиц, у которого не было больше никого на свете.
Я заплатил ему, чтобы он похоронил его в деревне, родом из которой, по моим словам, была его мать, – я выбрал ее только потому, что она была далеко от дворца. Я боялся, что кто-нибудь обнаружит тело принцессы.
А в колыбель в форме аиста я положил девочку-найденыша, переодетую в принцессины вещи: шелковую рубашку с кружевами, вытканные золотом пеленки, золотые булавки с изумрудами… Никто не догадался о подмене. А самое главное – не догадался и граф Бельви, у которого в голове уже роились преступные планы, потому что он уже ходил повсюду и оплакивал дочь, которая была при смерти.
Спустя некоторое время, как вы уже знаете, я тоже заболел, и целый день принцессина колыбель оставалась без присмотра. Этого момента как раз и ожидал граф! Ничего не ведая о первой замене, он вошел в покои Изабеллы, забрал ту, которую считал своей племянницей, и положил в колыбель маленькую Глинду – она тоже была выбрита наголо, чтобы походить на кузину.
Ну, об остальном вы уже знаете. То есть, предполагаю, вы знаете больше меня о судьбе найденной бедняжки. Так значит, она выжила? И где она сейчас?
– Здесь, – грустно ответила Полисена. – Это я ваш найденыш.
– Но это невозможно! Ведь ты мальчик! – в недоумении воскликнул старик. – Разве твое имя не Людвиг-Паук? Та была девочкой, я-то это точно знаю.
– Она тоже девочка, – объяснила в свою очередь Лукреция. – Мы подумали, что будет безопасней путешествовать, переодевшись мальчиком.
И рассказала ту часть истории, которой не знал старый доктор, в том числе о признании синьоры Кисли и об их пребывании во дворце.
Глава пятая
Когда повествование закончилось, старый лекарь еще несколько минут сидел в молчании, перебирая бороду измазанными в грязи пальцами.
– Так значит… ты и есть девочка из леса… – пробормотал он наконец. – Смотри-ка, я всегда вижу тебя в компании со свиньями. И если бы мне удался подкоп и я не попал именно в эту камеру, ты бы так и считала себя истинной принцессой… И возможно, у тебя бы даже получилось убедить в этом королеву…
Полисена беззвучно плакала.
– Жаль, что я разрушил твои надежды, – продолжал доктор. Потом почесал макушку и задумчиво добавил: – Но мы можем сделать вид, что не знаем друг друга. Готовясь к побегу, я вовсе не собирался восстанавливать справедливость или мстить. Мое единственное желание – это жить в деревне и разводить пчел. Мне абсолютно без разницы, кто теперь взойдет на трон Пичиллони.
– То есть, вы готовы замалчивать правду и подтолкнуть Полисену на незаконное владение троном? – не верила своим ушам Лукреция.
Старик пожал плечами:
– Поступайте как хотите. Я, как только выйду отсюда, отправлюсь в горы, за лес Таррос, и слышать больше не желаю о Маломире.
Полисена продолжала рыдать.
– Да прекрати ты! – потеряла терпение Лукреция. – Тебе так сильно хотелось стать принцессой?
– Трон тут ни при чем… – всхлипнула Полисена. – Я-то думала, что нашла свою семью, маму… а оказалось…
– …а оказалось, что нам всего лишь надо снова трогаться в путь на поиски твоих настоящих родителей – все найденные до сих пор оказались ненастоящими! – ободряюще сказала Лукреция. Затем обратилась к доктору: – Во что была одета моя подруга, когда вы нашли ее в лесу? На ней было что-нибудь особенное? Медальон, надпись, драгоценности?
Старик покачал головой:
– Она была в хороших, но совершенно обычных пеленках. И ни одного отличительного знака. Несомненно, тот, кто бросил ее, совершенно не собирался ее находить.
Полисена зарыдала еще сильнее.
– Хотя… постойте, – продолжал врач, – может быть, это как-нибудь поможет… Девочку завернули в мужскую сорочку из тончайшего батиста, скорее всего, чтобы спрятать в пути, и, если мне не изменяет память, на ней были вышиты инициалы.
– Вы ее сохранили? – спросила Лукреция.
– Помните, что это за инициалы? – вскочила Полисена, вытирая слезы ладонью.
Доктор помедлил.
– Да, я сохранил ее, – сказал наконец он. – Но совсем не для того, чтобы дать найденышу возможность быть узнанным. Напротив, я всей душой желал, чтобы подмена никогда не была обнаружена. Я сохранил ее, стыдно признаться, из любви к моде, а сорочка была очень красивой. Она как раз была на мне в день моего ареста.
– Какие там были инициалы? – не успокаивалась Полисена – ничто другое ее не интересовало.
– Минутку, сейчас поглядим… – сказал старик. Он развернул сверток, который положил на землю, развязывая пояс, вынул из него небольшую книжечку и принялся лихорадочно ее листать.
– Здесь слишком темно, я ничего не вижу… – бормотал он.
– Но зачем вы их переписали? – удивилась Лукреция.
– Я не переписывал. Они здесь, вышиты на одной из страниц, не помню какой.
Уловив вопросительный взгляд подружек, он объяснил, что за несколько месяцев пребывания в темнице почувствовал такое неодолимое желание вести дневник, что разрезал сорочку на много-много квадратиков и сделал из них небольшую книжечку, куда ежедневно записывал свои мысли и надежды на будущее.
– А как же чернила? – полюбопытствовала Лукреция.
– Смесь копоти от лампадки со слюной. Пером мне служила какая-нибудь палочка или гвоздь, пока у меня их не отбирал надзиратель.
– Так что это за инициалы? – не терпелось Полисене.
Наконец старик нашел их. Но было слишком темно, чтобы разобрать буквы. Он несколько раз провел по ним пальцами.
– К счастью, это рельефная вышивка. Мне кажется, что это «А»… и… «Е». Да, это «Е». Они ни о чем тебе не говорят, девочка?
Полисена разочарованно покачала головой. «А. Е.» – она не знала никого, чье имя начиналось бы с этих букв.
