Жаклин Келли - Удивительный мир Кэлпурнии Тейт

Крик на лужайке не смолкал.

Я открыла сундучок. Ничего не касаясь, постаралась запомнить, где что лежит. Мне же все надо будет положить, как дедушка это называет, in situ, на свое место. Сигарная коробка (как у меня), две плитки шоколада, кулечек с коричными леденцами. Карманный словарь, ручка с острым стальным перышком, бутылка синих чернил. Орлиное перо, сломанный заводной клоун — детская игрушка, механизм давно заржавел, а вот и кожаный футляр с компасом и линейкой. Я поместила транспортир в нужное отделение, закрыла футляр. Интересно, а что в сигарной коробке? Ну, раз уж я тут…

Я открыла коробку. Несколько центов и пятицентовиков. Пара монеток по десять центов, пара четвертаков. Десятидолларовая золотая монета, которую ему дал отец. А прямо рядом с ней сияет еще одна — пять долларов.

Я замерла от изумления. Сердце билось как барабан. Моя, что ли? Наверняка моя. Чья же еще? Но точно не скажешь. Я повертела в руках монету. Как же я не догадалась сделать зарубку на мягком металле? Тогда бы я точно знала. Какая разница! Все и так ясно, он ее у меня украл. Жуткое преступление. Неужели Ламар на такое способен? Не валяй дурака, Кэлпурния, перестань заниматься глупостями. Он вор, и доказательство налицо. Теперь одно важно — как ему отомстить. Правильно?

Ой-ой-ой, за окном полная тишина. Хлопнула входная дверь, и я аж подпрыгнула. Пора сматываться! Без малейших раздумий я схватила обе монеты, засунула коробку в сундучок, задвинула сундучок под кровать и выскочила из комнаты, сжимая в потных ладонях тяжелые монеты. По монете в каждой руке.

Вбежала в свою комнату и стала лихорадочно оглядываться, куда бы их спрятать. В коробку под кроватью нельзя, Ламар туда сразу же полезет. А куда он не полезет? Понятно, под гальку к Сэру Исааку Ньютону. Никто — никто и никогда — не догадается, что они там.

Целых два дня я умирала от страха и чувства вины (признаюсь, смешанной с немалой долей злорадства). Когда Ламар откроет сундучок? Тяжко бремя воровства — меня не отпускала тревога. Право же, это не воровство, я просто вернула украденную у меня собственность — украла у вора. Если это моя собственность. Моя, конечно. Чья же еще?

Мучаясь бессонницей, я обдумывала разные способы возвращения денег Ламару — не то чтобы он это заслужил, поганец. Можно, конечно, просто засунуть монету обратно, а можно сделать так, чтобы он догадался — он уж догадается, — что это была я. Но все раздумья отлетели прочь в субботу за обедом. Брат был похож на разъяренного быка. Ноздри пышут огнем, того и гляди бросится. Из ушей пар валит. Он оглядел каждого из нас. Я собрала волю в кулак, чтобы выражение лица меня не выдало. Меня взглядом не испугаешь. Кожу сразу защипало. Кэлпурния, скомандовала я сама себе железным голосом, только посмей. Начнется крапивница — все сразу поймут, в чем дело. Как ни удивительно, но кожу щипать перестало.

— Что-нибудь случилось, дорогой? — спросила мама.

От гнева и ярости он почти не мог говорить. Хватит у него храбрости во всем признаться? Но он только злобно выплюнул одно слово — «нет».

Мы ушам своим не поверили, а мама даже отпрянула от неожиданности.

— Ламар Тейт, — загремел отец. — Как ты смеешь разговаривать с матерью таким тоном? Немедленно вон из-за стола. Я потом с тобой разберусь.

Ламар грохнул стулом и выскочил из комнаты. Отец спросил маму:

— Что это с ним такое?

— Понятия не имею, — у нее явно перехватило горло.

Я испугалась, что она сейчас заплачет. Стараясь, чтобы все вошло в норму, мы тихо занялись каждый своей тарелкой, но цыпленок с гарниром совершенно потерял вкус. Кто-то попросил передать хлеб, кто-то — подливку, и потихоньку, медленно-медленно снова потек неспешный разговор ни о чем. Едой наслаждался только дедушка. Он, самый наблюдательный из всех присутствующих, не переставая жевать, задумчиво глянул на меня.

Наказанный Ламар оставался у себя в комнате весь день и лишился еще и ужина, а отец три раза ударил его кожаной плеткой по ладони. Тревису стало жалко Ламара, и он спросил меня, не можем ли мы раздобыть ему еды. Я помогать отказалась. Тревис явно решил, что я вредничаю, но не рассказывать же ему о шоколадках у Ламара в сундучке.

Я старалась не попадаться Ламару на глаза — трудно будет сделать невинный вид, если он ко мне привяжется. Ничего тут не поделаешь. Он попал в ловушку, которую сам и расставил. Обвинить меня перед властями предержащими (в данном случае перед мамой и папой) значит признаться в еще более страшном преступлении.

Мне даже стало его жалко — чуть-чуть. Пора уже вернуть ему деньги, он достаточно наказан — если не за само воровство, то за его последствия, свое дурное поведение.

Три дня я обдумывала и раздумывала, вынашивала планы, как Наполеон на острове Эльба, и наконец решилась. Я позвала на помощь Тревиса, моего верного лейтенанта, и велела ему привести Ламара ко мне. Встреча была намечена за конюшней, рядом с загоном с Петуньей. (И не обвиняйте меня в том, что я даю имена животным, которые потом пойдут на мясо; это Джей Би ее окрестил. Он решил, что смешно дать замызганной зверюге имя в честь красивого цветка. Эта Петунья, впрочем, была довольно хорошенькой свинкой, ей особенно нравилось, когда ее почесывали за ушами с помощью палки. Надо признаться, мне будет жалко, когда настанет ее черед. Даже с таким красивым именем она все равно окажется в духовке, в кастрюльке и в коптильне, а на ее месте через год будет другая Петунья, поменьше и помладше.)

Я прислонилась к загородке. Бросила свинке картофельных очисток — ее любимое лакомство между обедом и ужином. Она довольно хрюкнула и даже поймала пару кусочков на лету, как хорошая собака. Подошел Ламар, за ним тащился Тревис, поглядывая с тревогой на нас обоих. Я велела ему остаться и быть свидетелем.

— Чего тебе надо? — прорычал донельзя мрачный Ламар.

— Повежливей, Ламар, — я бросила Петунье еще картофельных очистков. Она завозилась в грязи, похрюкивая от удовольствия.

— С чего бы? Ты просто глупая девчонка. Зачем ты мне сдалась?

— А ты подумай хорошенько, — произнесла я медовым голоском.

— А что, есть причины? Назови хоть одну.

— Начнем с этой, — я опустила руку в карман фартука. — По правде сказать, могу назвать еще десяток.

Я вынула монету и показала ему. Недовольная гримаса сначала сменилась страшной бледностью, потом он покраснел и остолбенело глянул на монету. А когда понял, откуда я ее взяла, побагровел от гнева. Воспоминание о гримасах на его физиономии и особенно о перемене цвета этой самой физиономии еще долго оставалось одним из самых приятных в моей жизни.

— Отдай, — прохрипел он. — Отдай, или я отцу пожалуюсь.

— Не пожалуешься, — спокойствие, только спокойствие. — А не то я ему расскажу, что ты стырил мои деньги. Сколько ударов за это полагается? Пять, поскольку ты пять украл? Или десять? А может, их сложить, чтобы получилось целых пятнадцать? Как ты думаешь?

За такое выражение лица можно отдать что угодно. Как ни странно, чем больше он распалялся, тем спокойнее становилась я. Тревис, наш свидетель, тревожно переминался с ноги на ногу.

Хитренький Ламар сразу же поменял тактику.

— Ну Кэлли, отдай, пожалуйста, — заканючил он. — Не надо так. Пожалуйста, отдай.

— Ладно, раз ты так вежливо просишь. Вот она, — и я подкинула монету высоко в воздух.

Время замерло, как по волшебству, и мы трое, не отрываясь, смотрели на монету. Величественно сияя на солнце, она плыла, плыла, плыла — прямо через загородку. И в тот момент я превратилась из недочеловека в настоящее и полноценное человеческое существо, нет, в солдата, нет, в огромную армию, сражающуюся за справедливость и готовую отомстить за всех недочеловеков мира сего.

Монета плюхнулась прямо в самую серединку загона. В огромную лужу жидкого дерьма.

Петунья, привлеченная звуком, понадеялась на что-то съедобное и неуклюже повернулась — она всегда была готова докопаться до чего угодно, что можно проглотить.

— Скорей, скорей, Ламар! — завопила я. — А то будет еще хуже.

И помчалась к дому, быстрее, чем ветер — уже не армия, а какой-то вихрь. Сегодня меня никому не поймать.

Прошло несколько месяцев, пока Ламар снова стал со мной разговаривать. Думаете, я расстроилась? Ничуточки.

Глава 20

Куча денег

Некоторые огнеземельцы ясно показали, что имеют неплохое понятие о меновой торговле. Я дал одному из них большой гвоздь (ценнейший подарок), не требуя ничего взамен; но он немедленно выбрал двух рыб и протянул мне наверх на конце своего копья.

Снова наступило время праздников, самое тихое Рождество и самый тихий Новый год. Память о наводнении по-прежнему не давала нам устраивать шумные праздники. Мама потеряла двух подружек детства, их тела так и не нашли. Мама старалась держаться и не слишком грустить, по крайней мере при детях.