Сергей Иванов - Его среди нас нет
Но под конец испугалась. Страх в эти дни вообще был ее главным советчиком. И решила подстраховаться — затеяла эту историю с головной болью и с посыланием Крамского за портфелем. Она бы любого могла послать, но отправила Корму — чтобы, в случае чего, еще раз ударить по Садовничьей: вот они, твои помощнички! Да и Крамского заодно проучить, чтобы не прыгал!
Сережа принес портфель. Она при всех удивилась, почему это, мол, так долго. А потом пошла в совершенно пустой и совершенно беззащитный сейчас класс.
Миронову она выбрала тоже специально. Миронова известная серовская оруженосиха. И если б стали разбираться с клочками, Миронова бы сразу заметила фамилию своей начальницы. А там уж и слепой увидит, что у Серовой по биологии тройка да хилые четверки.
Клочки положить в портфель — так она решила заранее. Но когда уже села за мироновскую парту, вдруг сообразила: да мало ли в портфелях хранится всякого мусора. Мирониха эти бумажки, может быть, вообще не заметит!
Она быстро раскрыла тот маленький кармашек, где обычно школьницы хранят кошельки. Раскрыла его, радуясь своей идее: «В кошельке-то она обязательно…»
А пальцы уже коснулись денег… «Возьми, не бойся. Это для дела. Пусть попрыгают, поищут. А потом подкинешь, чтоб все поняли, какие они полные дураки!»
В коридоре действительно вильнуло хвостом какое-то платье… И теперь (после всего) она сообразила: да, это была Коробкова — лисица несчастная!
Но тогда она летела домой и прямо слышала, как потяжелел ее портфель от чужих денег, а душа лопалась от горького и сладкого волнения — именно такого, каким, наверное, бывает вкус отравы.
Лиде невозможно было признаться себе в этом, но все время она думала, как истратит найденные в кошельке рубли.
Пришла домой — матери нет. Быстро переоделась: в неотличимые от заграничных джинсы и джинсовую курточку, в рубашку, перешитую матерью из своего старого платья — теперь, через пятнадцать лет, опять эта клетка стала модной. Надела кожаное пальто — действительно очень дорогое, которое Лида стеснялась надевать, потому что такого не было ни у кого. Взяла с подзеркальника материну губную помаду… Краситься не стала: могли увидеть во дворе.
Выбежала, несколько минут ждала троллейбус. А казалось, ждет целый час. Проехала три остановки, никем не замеченная, и вошла в кафе. Как можно уверенней отдала раздевальщику свое драгоценное пальто, нырнула в туалет и, заперевшись в кабинке, покрасила губы. Теперь уж никто не различит, тринадцать ей, пятнадцать или уже шестнадцать.
В крохотном кругленьком зеркальце она увидела свои отчаянные синие глаза, потом — накрашенные губы. Получилось именно так, как она хотела, как она несколько раз тренировалась, спрятавшись в ванной: и не очень ярко и в то же время заметно, что они накрашены.
Мало кому, в общем-то, приходило в голову сидеть в кафе в такую рань. Обедов тут не давали, музыку заводили часов с шести вечера.
А сейчас было только два пятнадцать.
Стараясь пружинно покачиваться, она прошла через зал, мимо компании, кажется, студентов, у которых стол был заставлен чем-то, что ресторанные правила велят пить через соломинку.
Села… Медленно к ней подошел официант — чуть прищурившись, чуть улыбнувшись. Но официантам много чего приходится повидать на своем веку, в том числе и посетительниц-девчонок.
— Кофе большую чашку и два пирожных! — Эти слова были у нее заранее. Она заказала ровно половину того, что заказывала ее мать, когда они приходили сюда примерно год назад.
— И все?
Заготовленные слова кончились. А она не знала, как нужно разговаривать с официантами: дерзить или, наоборот, улыбаться. И она покраснела.
Официант ушел, Лида осталась за пустым столом, посредине которого стояла грязная рюмка с крохами чего-то недопитого. Лида незаметно пододвинула эту рюмку к себе… Никто не обращал на нее внимания.
Она сама не знала, зачем пришла сюда. Несколько раз ей хотелось проверить, на месте ли деньги. И не хотелось лишний раз дотрагиваться до них.
Ничего похожего на радость или на удовольствие она не испытывала, только нервничала и боялась, что на шее появятся красные пятна — это у нее случалось от нервов, и поэтому ей всегда приходилось быть спокойной.
Вдруг из-за спины ее выплыл кофе, а с другой стороны тарелка с двумя эклерами. Прямо над своим ухом она услышала тихий голос:
— Пожалуйста…
И опять она не знала, благодарят официантов или не благодарят.
Отпила из чашки большой глоток. Кофе оказался жутко горячий. С огромным трудом Лида проглотила его. Сидела с обожженным языком, чувствуя выступившие на глазах слезы.
Однажды по пути в зоопарк они с матерью зашли сделать примерку: мать сама ездила по клиентам, чтобы соседи не говорили лишнего.
Квартира оказалась большая, захламленная множеством вещей, небрежно брошенной одеждой. И было ясно, что новую юбку, которую шила для клиентки мать, постигнет та же участь — валяться где-нибудь в общем ворохе.
На неубранной и, как показалось Лиде, не очень чистой постели спала собака. Но это была человеческая постель, и укрыта собака была краем человеческого одеяла. И она думала во сне, что это и есть верх счастья и блаженства. Так, усмехнувшись, сказала Лидина мать, когда они вышли.
Теперь Лида, сидящая со своим кофе и со своими пирожными, почему-то вспомнила эту старую картинку второсортного собачьего счастья… Ей захотелось уйти. Но как-то глупо было бросать несъеденные пирожные. И потом, она не расплатилась.
Вдруг от компании студентов отделился один, пошел, глядя прямо на Лиду, улыбнулся и сел к ней за стол.
— Девушка, только вы извините меня… Вы кого-нибудь ждете?
— Нет. Я просто завтракаю!
— Ого! — он посмотрел на часы. — И часто вы так завтракаете?
— Иногда…
Просто чудо, как она сумела взять этот холодноватый тон. И как сумела найти в себе это спокойствие. Она опять отпила кофе, теперь уже остывшего, откусила пирожное и с радостью заметила, что на краешке его осталось немного помады. Положила пирожное так, чтобы и студент мог видеть эту помаду.
— А когда вы появитесь тут в следующий раз?
— Еще не решила. — Она повернула голову и увидела, что официант смотрит на нее. Лида кивнула. Официант поднялся и пошел. Лида еще раз откусила пирожное.
— А вы не могли бы появиться здесь завтра? Часиков в семь!
Лида спокойно вынула деньги, протянула официанту трешку. Официант так же спокойно дал ей рубль сдачи… А все стоило — ну никак не больше чем рубль двадцать!
Ничего, сказала она себе, привыкай… Кивнула официанту.
— Спасибо, — сказал тот и отошел.
— Вы не могли бы… ровно в семь часов. Я вас встречу у входа.
— Я подумаю.
Она поднялась, и студент тоже встал вместе с нею. Теперь было заметно, что он — здоровый парень, восемнадцатилетний первокурсник, а Лида всего лишь девчонка… А может, и не было заметно: из-за этой акселерации все так перепуталось!
Лида сперва подумала: не протянуть ли ему руку, но вовремя вспомнила, что на ее школьных, кое-где даже обкусанных ногтях нет и следов маникюра.
— Я здесь буду проезжать мимо… И, возможно, зайду.
— А вас как зовут, извините?
— Лидия, — на всякий случай она сунула руки в карманы джинсиков.
— Надо же! Мое любимое вино… А меня Саша.
— До свидания, Саша! — И быстро прошла сквозь зал. Студент не посмел пойти за нею.
И тут Лида заметила, что, наверное, это студент техникума, и ему самому лет пятнадцать!
Надела свое прекрасное пальто (которыми, впрочем, набита сейчас вся Москва). Еще раз, уже по улице, прошла мимо стеклянной стены, за которой сидела «ее компания». Студент Саша помахал ей и стал пальцем писать на стекле что-то невидимое.
Лида улыбнулась, и… Этого она не сделала бы никогда в жизни. Но тут сделала! Она села в такси: машины стояли у края тротуара длинным хвостом. «Ну теперь он уж точно подумает, что я настоящая продавщица или парикмахерша!»
— Куда поедем? — повернулся к ней таксист, седой старый дядька лет пятидесяти. Еще раз глянул на Лиду — его-то не могла обмануть никакая акселерация. — А деньги у тебя есть?
Но, впрочем, тут же запустил мотор.
— Едьте прямо по этой улице. Я вам тогда скажу.
— Ну, «едьте» так «едьте»… — И больше не произнес ни слова.
Когда на счетчике набило девяносто копеек, Лида сказала, чтоб он остановился, отдала рубль и вышла.
— Сдачу возьми!
Она не обернулась, не ответила и через секунду услышала, как машина дала газ и укатила… Ничего-ничего, привыкай!
А потом вдруг поправилась: привыкнут!
Она, кажется, даже усмехнулась, так подумав… И вдруг усмешка эта замерзла на ее губах. Лида кое-что поняла. И она испугалась. Она испугалась сама себя!
Она поняла, что ей опять необходимы деньги. То, что она пойдет завтра к семи часам, Лида решила сразу. Дело не в том, что ей очень нравится этот Саша. Нет, как раз не очень… С семейкой прыщей на лбу и слишком мягким блестящим носом. Но хотелось пойти туда, сидеть в клубах дыма, с этой соломинкой во рту… И было противно… Или только страшно? Если только страшно, тогда ерунда, она вытерпит.
