Фрэнсис Бернетт - Маленький лорд Фаунтлерой (пер. Демуровой)
Переводы были выполнены для своего времени вполне «удовлетворительно» (так оценивали их рецензенты), хотя в некоторых и чувствовалась спешка. Современному читателю, впрочем, странными покажутся и транслитерация имен (маленький лорд у одного переводчика именуется «Кедрик», а у другого «Цедрик», а сама писательница становится Франциской), и передача английских реалий, особенно тех, что касаются отношений землевладельца-лендлорда с его арендаторами, и сентиментальность, нередко переходящая в слезливость. Но пуще всего удивляет вольность обращения с текстом: переводчик то пропускает целые абзацы, то передает их в нескольких словах, то весьма произвольно трактует смысл. Впрочем, удивляться мы не должны. Переводчики конца прошлого века (да и первой четверти нашего века тоже) считали такие вольности вполне правомерными. В соответствии с установками того времени они нередко не переводили, а пересказывали текст, попутно исправляя, сокращая или поясняя его, руководствуясь собственными представлениями о том, какой должна быть книжка. На некоторые частные недостатки появлявшихся переводов «Маленького лорда Фаунтлероя» указывали рецензенты.
«Перевод вполне удовлетворителен, — замечал один из них по поводу работы М. и Е. Соломиных, вышедшей в издании О. Поповой. — К сожалению, переводчик, придерживаясь оригинала, заменил местоимение „ты“ английским „вы“, которое странно звучит для русского уха».
Скажем сразу, что никакие недостатки перевода не помешали русскому читателю полюбить «Маленького лорда». Причина тому кроется в самом характере литературного дара писательницы, верно подмеченном русской критикой. Вот что писала в обзоре творчества Фрэнсис Ходгсон Бернетт В. Абрамова в 1913 году:
«Она обладает характерной литературной физиономией, ценным качеством, благодаря которому ее невозможно смешать с каким-либо другим автором. Бернетт горячо и нежно любит лиц, ею описываемых. К своим героям она совершенно не может отнестись объективно, беспристрастно. Это ее дети, если не плоть от плоти, то дух от духа. Она в них живет, и оттого, верно, ее произведения читаются с таким увлечением, от них трудно оторваться… Впечатление художественности, получается, от непринужденной легкости языка, от живости диалогов и от умения в немногих словах изобразить описываемое лицо или местность».
А С. Долгов в предисловии к переводу, вышедшему в издательстве Сытина, отмечает:
«По некоторым чертам своим талант госпожи Бернет (sic!), завоевавшей себе лестную репутацию в Америке, напоминает Диккенса, который героями своих крупнейших и лучших романов брал тоже детей или подростков. Но мы по опыту знаем, что от этого романы его нисколько не теряют интереса и для нас, взрослых, а, напротив, приобретают еще особую прелесть».
В начале века появились на русском языке и некоторые другие произведения писательницы — роман «Дикая», повесть «Сара Кру», «В запертой комнате», «Маленькая подвижница» и другие. Все они быстро раскупались и имели успех, — но для российского читателя Бернетт оставалась создательницей «Маленького лорда».
Октябрь положил конец переизданиям «Фаунтлероя». В 1918 году он еще вышел в последний раз в товариществе И. Кнебель — в старом правописании, с ятем, фитой и пр. — но на том все и кончилось. В течение семидесяти трех последующих лет «Маленький лорд» не переиздавался, и, казалось, был прочно забыт. В редких упоминаниях, которые встречались порой в нашей критике, его называли сентиментальным, не вдаваясь в вопрос о том, так ли уж это плохо. Теперь наконец, по прошествии всех этих лет, «Фаунтлерой» возвращается из небытия.
Френсис Элайза Ходгсон Бернетт (Бернетт — фамилия ее первого мужа, под которой она и печаталась, опустив данное ей при крещении второе имя) была англичанкой по происхождению. Она родилась 24 ноября 1849 года в Манчестере в разгар промышленного кризиса и борьбы за хартию. Отец ее был торговцем скобяными изделиями; ценой больших усилий он поднялся до продажи бронзы, подсвечников, канделябров и прочих предметов скобяной роскоши в богатые дома, что в строго регламентированной викторианской Англии позволяло считать его представителем «среднего класса», чем он немало гордился.
Когда Фрэнсис было три года, отец ее умер, и матери пришлось взять на себя семейное дело. Спокойной, обеспеченной жизни скоро пришел конец. Через три года семья переехала в другой дом, расположенный на улице, по которой проходила граница между респектабельным городом и трущобами. Из окон нового дома была видна соседняя улица, где ютилась фабричная беднота. Здесь в течение почти целого десятилетия юная Фрэнсис наблюдала жизнь бедняков, глубокий интерес и сочувствие к которым она сохранила до конца своих дней.
Литературные способности Фрэнсис обнаружила еще, будучи ученицей маленькой частной школы, расположенной на той же улице. Свои рассказы она записывала в тетрадях для кухонных расходов.
Ее учительница Сара Хэтфилд позже вспоминала:
«Фрэнсис страстно любила читать, „сухость“ текста ее не останавливала. Ее талант рассказчицы проявился очень рано; в школе дети окружали ее и стоя слушали как зачарованные, когда она сочиняла для их развлечения какую-нибудь историю с самыми необычными приключениями».
Младшая ее сестра Эдит, которая обычно бывала первой — и всегда восторженной! — слушательницей, так вспоминает об этих ранних рассказах:
«Эти истории были очень романтичны. В них всегда был один герой — больной, покинутый и несчастный, которому почему-то сильно не повезло, и другой — смелый, сильный и добрый. Сильному приходилось преодолевать всякие трудности и испытания. Но в конце концов, все кончалось хорошо, словно в сказке».
Это стремление устроить судьбу своих героев, преодолев несчастье и зло и дав добру восторжествовать, Фрэнсис сохранила на всю жизнь.
Когда Фрэнсис исполнилось шестнадцать лет, мать продала приносившее одни убытки дело и приняла решение ехать в Америку, где в Ноксвилле (штат Теннесси) жил ее брат, державший небольшую бакалейную лавку (не он ли послужил прототипом для мистера Хоббса, друга маленького лорда Фаунтлероя?).
Первые годы в Теннесси были очень трудны — кончилась Гражданская война, потерпевший поражение Юг лежал в руинах. Ходгсоны поселились в простой деревянной хижине в деревне неподалеку от Ноксвилла; привезенные из Англии приличные платья, которыми девицы поражали соседей, щеголявших в мешковине, вскоре износились; на жизнь приходилось зарабатывать самым простым трудом, не гнушаясь никаким заработком.
Фрэнсис начала писать, чтобы помочь семье. «Моя цель — вознаграждение», — признавалась она в одном из первых писем, вложенном в посылку с рукописью. В своей автобиографии она рассказала, что нанималась работать на сбор винограда, чтобы оплатить почтовые расходы по рассылке рукописей в разные журналы. Ее рассказы — под различными псевдонимами — стали появляться в печати.
В 1870 году умерла миссис Ходгсон; двадцатилетняя Фрэнсис осталась главой семьи. На ее рассказы обратили внимание; один из серьезных журналов — «Скрибнерз» — оценил ее одаренность, несмотря на наивность первых попыток. Ей повезло: она попала к хорошему редактору, много сделавшему для развития ее таланта. Начинается ее сотрудничество с журналом «Скрибнерз» и некоторыми другими престижными журналами, литературный уровень которых значительно выше обычных периодических изданий. Вскоре фирма «Скрибнерз» стала печатать в своем издательстве и книги Фрэнсис; сотрудничество это продолжалось, за небольшими исключениями, всю ее жизнь.
В 1873 году Фрэнсис вышла замуж за своего соседа по Ноксвиллу, доктора Свона Бернетта. От этого брака у нее было двое сыновей: Лайонел и Вивьен, послуживший прототипом для Седрика Эррола. Доктор Бернетт был видным специалистом по глазным болезням; позже он написал классический труд в этой области. Он взял на себя ведение всех издательских дел своей жены и оказался весьма деловым литературным агентом. Брак не был счастливым, и когда дети подросли, супруги разошлись.
Фрэнсис Ходгсон Бернетт (это имя она сохранила и после развода) оказалась идеальной матерью. Она не только нежно любила, но и хорошо понимала своих сыновей и, никогда не навязывая им свою волю (а она была волевою женщиной), умела жить их интересами и всячески помогать им. В ее автобиографии и книге воспоминаний, написанной позже Вивьеном, много живых зарисовок, проливающих свет на их взаимоотношения. Ограничимся одной из них.
Как-то, когда Фрэнсис лежала больная в постели, мальчики затеяли возню в соседней комнате. Их пытались урезонить, но они вошли в азарт, кидались подушками, вопили и пр. Внезапно на пороге выросла Фрэнсис. Настало молчание. Потом Вивьен бросил ей под ноги подушку и произнес: «Дорогая, если уж ты собираешься нас отшлепать, то стань, пожалуйста, на подушку, а то у тебя ножки босые». Мальчики звали мать «Дорогая» — Седрик Эррол заимствовал у них эту форму обращения, так же как и ряд эпизодов из их биографии.
