Владимир Железников - Чучело

– Ждите, Сомов вам ответит, – сказал Васильев.

– Маргарита Ивановна, катер уйдет! – крикнул Валька. – И муж ваш тю-тю!

– Катер?.. – спохватилась Маргарита Ивановна. – Подождите! Я быстро, я сейчас… – Она хотела уйти, но почему-то не ушла. – Давайте спокойно разберемся!.. Значит, Сомов все скрыл? Но при чем тут Бессольцева?..

– Потому что она взяла всю вину на себя, – объяснила Миронова. – Она хотела помочь Сомову… А он ее предал!

– Вот почему она меня так ждала! – в ужасе догадалась Маргарита Ивановна. – Она думала, что я вам все расскажу, а я забыла… Все забыла.

Маргарита Ивановна вдруг поняла, что произошла чудовищная история, что Лена Бессольцева рассчитывала на ее помощь. А она все-все забыла. Это открытие настолько ее потрясло, что она на какое-то время совершенно забыла о ребятах, которые кричали и шумели по поводу Димки Сомова. Собственное ничтожество – вот что занимало ее воображение…

– Так кто за бойкот? – Миронова в который раз подняла вверх руку.

– Лично я отваливаю, – неожиданно сказал Рыжий. – Сомова презираю. Когда Попов вчера рассказал нам про Ленку, меня чуть кондрашка не хватил. Но объявлять ему бойкот теперь я не буду… Раз Ленка против, то и я против. Я всегда был как все. Все били – я бил. Потому что я Рыжий и боялся выделиться. – Он почти кричал или почти плакал: голос у него все время срывался. – А теперь – точка! Хоть с утра до ночи орите: «Рыжий!» – я все буду делать по-своему, как считаю нужным. – И впервые, может быть, за всю свою жизнь освобожденно вздохнул.

Маргарита Ивановна мельком, незаметно взглянула на часы: до отправления катера оставалось десять минут. Она подумала, что ей надо немедленно бежать. Муж будет ее ждать, волноваться, что-нибудь сочинит невероятное – вроде того, что она его разлюбила… А она не могла, не могла уйти!..

– Как же ты все скрыл?.. – неожиданно чужим высоким голосом спросила у Димки Маргарита Ивановна. – Как?! – Она в гневе схватила его за плечи и сильно встряхнула: – Отвечай! Тебе не удастся отмолчаться. Придется все рассказать!

– А что, я один молчал?.. – вырвалось у Димки. – Вон Шмакова и Попов тоже все знали.

Весь класс в один голос выдохнул:

– Как?! И Шмакова?!

– Ребя… – признался Попов. – Она тоже. Мы вместе с ней под партой сидели.

– И ты молчал? – спросила Миронова у Попова. – Из-за Шмаковой?

– Из-за меня. – Шмакова улыбнулась.

– А другой человек в это время страдал и мучился, – сказал Рыжий.

– А мне было интересно, – ответила Шмакова, – когда же Димочка сознается… А он юлил, вилял! – Она повернулась к Димке: – А мы с Поповым, между прочим, Димочка, никого не предавали.

Лохматый подскочил к Шмаковой и замахнулся:

– Ух, Шмакова!

Попов бросился на Лохматого и схватил его за руку:

– Поосторожней! – И сказал громко, чтобы все слышали: – Ребя! Она добрая!

– Какая она добрая! – Лохматый оттолкнул Попова, но почему-то не стал с ним драться. – Ты вглядись в нее, олух!

– Ну, не добрая я! – зло сказала Шмакова. – На добрых воду возят.

– Она наговаривает на себя, – сказал Попов.

– Не нуждаюсь я в твоей защите, Попов, – сказала Шмакова. – И сидеть я с тобой не хочу. – Она взяла свой портфель. – И вообще я люблю перемену мест, – почти весело, с вызовом пропела она своим обычным голосом. – Сяду я к бедному Димочке, а то его все бросили. – И она села на Ленкино место.

Попов пошел за нею следом, будто он был привязан к ней невидимой веревочкой: куда она, туда и его веревочка тащила. Он дошел до сомовской парты и остановился. Не знал, что делать дальше. Молча стоял над Шмаковой.

– А я хотел быть сильным, – сказал Лохматый и посмотрел на свой кулак. – Думал, останусь в лесу, как отец. И будут меня все бояться. Все Вальки… И все Петьки… Вот и порядок настанет. – Он ткнул себя в лицо кулаком. – Хорошо бы себе морду набить…

– Ребя! – вдруг закричал Попов. – Что же это такое происходит?.. Шмакова к Сомову села, а он – предатель!..

– Верно, – сказала Миронова. – Бойкот предателю! – Она подняла руку: – Голосую… Кто «за»?..

Никто не последовал ее примеру.

Только Попов поднял руку, подержал, уронил и медленно вернулся на свое место.

– Эх, вы! – Железная Кнопка с презрением посмотрела на класс. – Ну тогда я одна объявляю Сомову бойкот. Самый беспощадный! Вы слышите? Я вам покажу, как надо бороться до конца! Никто никогда не уйдет от расплаты!.. Она каждого настигнет, как Сомова! – Голос у Мироновой сорвался, и она заплакала.

– Железная Кнопка плачет! – сказала Шмакова. – Где-то произошло землетрясение.

– Все из-за нее! Из-за нее! – твердила Миронова, вытирая слезы. – Из-за матери моей… Она считает, что каждый может жить как хочет… и делать что хочет… И ничего ни с кого не спросится. Лишь бы все было шито-крыто!.. И вы такие же! Все! Все! Такие же!..

– Каждый свою выгоду ищет! – радостно крикнул Валька. – Что, неправда?

– А Бессольцевы? – спросил Васильев.

– Бессольцевы!.. – Валька презрительно ухмыльнулся: – Так они же чудики, а мы обыкновенные.

– Это ты обыкновенный?! Или я?.. А может, скажешь, Сомов тоже обыкновенный?.. Мы детки из клетки, – мрачно сказал Рыжий. – Вот кто мы! Нас надо в зверинце показывать… За деньги.

Маргарита Ивановна молча слушала ребят. Но чем она больше их слушала, тем ужаснее себя чувствовала – какой же она оказалась глупой, мелкой эгоисткой. Все-все забыла из-за собственного счастья.

Она подошла к Мироновой и положила руку на ее вздрагивающее плечо.

Миронова рывком сбросила руку и жестко сказала:

– А вам… лучше уйти!.. А то мужа прозеваете.

– Не надо так, – сказала Маргарита Ивановна.

А сама подумала – поделом ей. Что заслужила, то и получила, хотя сама себя тут же поймала на мысли, что она внутренне старается как-то себя оправдать.

На реке раздалась сирена отъезжающего катера. Сирена долетела до класса и несколько секунд вибрировала низким хриплым гудком.

– Сигнал! – Маргарита Ивановна подошла к окну: – Катер ушел.

Все до единого бросились к окнам.

Только Сомов не шелохнулся.

Они стояли у окна, надеясь в последний раз увидеть катер, на котором уезжала Ленка Бессольцева – чучело огородное, – которая так перевернула их жизнь.

Рыжий отошел от окна, взял оставленную Николаем Николаевичем картину, развернул полотенце, и вдруг его лицо невероятно преобразилось, и он яростно закричал:

– Она!.. Она!..

Все невольно оглянулись на него:

– Где?..

– Кто она?..

– Она… Ленка! – Рыжий показал на картину.

– Как две капли, – прошептал Лохматый и заорал: – Чучело!

– Врешь! – сказал Васильев. – Бессольцева!

Да, Машка была очень похожа на Ленку: голова на тонкой шейке, ранний весенний цветок. Вся незащищенная, но какая-то светлая и открытая.

Все молча смотрели на картину.

И тоска, такая отчаянная тоска по человеческой чистоте, по бескорыстной храбрости и благородству все сильнее и сильнее захватывала их сердца и требовала выхода. Потому что терпеть больше не было сил.

Рыжий вдруг встал, подошел к доске и крупными печатными неровными буквами, спешащими в разные стороны, написал: