Роликовые коньки - Сойер Рут
В квартиру Коппино Люсинда не заходила довольно давно. Как же она удивилась, когда нашла в корзине на кухне «еще одно совсем новое бамбино». Ребенок был крепко спеленут и походил на только что испеченный батон итальянского хлеба.
— Вот это да! — всплеснула руками Люсинда. — Где же вы взяли это бамбино? Аист принес или в капусте нашли?
Эта речь была слитком длинна для скромных познаний миссис Коппино в английском, и она не поняла смысла. Тони прекрасно понял, но так как имел о новорожденных куда более фундаментальные представления, чем Люсинда, предпочел сделать вид, что засмотрелся в окно и глубоко погружен в свои мысли.
— А зовут его как? — задала новый вопрос Люсинда.
Тони немедленно отвернулся от окна и перевел вопрос матери.
— Чезаре, — отвечала миссис Коппино.
— Чезаре, — задумалась девочка. — A-а, Цезарь! — мгновение спустя закричала она. — Гай Юлий Цезарь! Мы будем проходить его только на будущий год, а вы уже сейчас назвали в его честь это совершенно новое бамбино. Наверное, вы хотите, чтобы оно когда-нибудь выросло и тоже разделило Галлию на три части?
На этот раз никто из семейства Коппино не понял смысла. Побыв еще немного в гостях, Люсинда пришла к кое-каким выводам, которые изложила на следующий день мистеру Спиндлеру. Она специально поехала для этого в «Геднихаус».
— Прошу вас как можно скорее подумать о Тони, — убеждала она управляющего. — В квартире для него просто нет никакого места. Я вообще не понимаю, как они могут там жить? По-моему, они скоро будут укладывать своих новых бамбино в ящики с апельсинами. А Тони подвесят, как гроздь бананов, под потолком.
— Я очень серьезно подумаю, — пообещал управляющий.
После этого Люсинда сразу уехала. Она не приезжала в гостиницу с тех самых пор, как навсегда попрощалась с Принцессой в своем дневнике. Но даже сейчас у нее просто не хватило бы смелости подняться наверх.
В субботу ролики были оставлены дома, и Люсинда пошла на своих двоих к тете Эмили. Она сразу же поднялась в библиотеку. Прошлую субботу они с дядей Эрлом из-за Люсиндиного похода в цирк пропустили. Сегодня им предстояло дочитать «Как вам это понравится». Люсинде жаль было расставаться с ее героями. Но ведь как только пьеса закончится, они начнут что-то другое. Интересно, что из Шекспира на этот раз выберет дядя Эрл?
Дочитав и поставив томик на полку, дядя довольно долго стоял в задумчивости. Наконец он выхватил со стеллажа новый том, полистал его и, заложив страницу пальцем, снова уселся в кресло.
— Пока мы читали с тобой у Шекспира только сказки или комедии, — медленно проговорил он и с таким любопытством взглянул на Люсинду, словно она была самой захватывающей пьесой из всех. — Не попробовать ли нам теперь трагедии? Как тебе кажется, ты достаточно до них доросла?
— А что, эти трагедии другие, чем комедии или сказки? — спросила племянница.
Дядя Эрл принялся объяснять разницу. В комедиях, говорил он, много смешного и всегда счастливый конец. А трагедии кончаются катастрофами и смертями. Там часты конфликты между персонажами. Герои совершают ошибки, за которые потом расплачиваются до конца жизни. Тут дядя Эрл наклонился поближе к племяннице и добавил:
— Понимаешь. Люсинда, в настоящей трагедии все события неотвратимы. Когда читаешь великих греков или Шекспира, просто не сомневаешься, что иначе быть не могло. Там все подчинено законам гармонии и красоты. Без них трагедия просто теряет смысл.
— Неотвратимо… — с удовольствием произнесла Люсинда. — Какое отличное новое слово!
— Ты хочешь знать, что оно означает? — подхватил дядя Эрл. — Один из героев этой пьесы, — постучал он пальцами по томику Шекспира, который держал в руках, — очень хорошо объяснил его смысл: «Чему быть, того не миновать, уж это вы мне поверьте!»
— Вроде я поняла, — кивнула девочка.
— Могу и по-другому тебе объяснить, Снуди, — решил дядя внести полную ясность. — Представь себе, что перед тобой несколько цифр, которые в сумме составляют тринадцать. Сколько ни переставляй их местами, ответ все равно не изменится. Тоже происходит и в настоящей трагедии. Все события неизбежно приводят героев к гибели.
— Ну, теперь совсем ясно, — уверенно проговорила Люсинда. — А как называется трагедия, которую мы будем читать?
— «Ромео и Джульетта». Вот, слушай.
И дядя Эрл прочитал Люсинде знаменитый пролог.
Он уже давно закрыл книгу, а Люсинда все повторяла и повторяла про себя слова о влюбленных, которых благословляют звезды. Она снова подумала о своей бедной Принцессе. Может, и у нее все цифры сложились в тринадцать? Тогда это тоже трагедия. Только вот как тут быть с красотой? Хотя… Люсинда начала вспоминать. Пурпурно золотое платье, в котором лежала Принцесса, было просто прекрасно. И рукоятка кинжала красиво переливалась под светом ламп. Кинжал тоже был очень красивый, пока висел на стене. В чувствах Принцессы Люсинда и вовсе не сомневалась. Они наверняка чисты и возвышенны. В особенности теперь, когда она навсегда избавилась от мистера Исаака Гроуза…
Люсинда настолько была погружена в размышления, что Кэти трижды пришлось звать ее к ужину. Пока она спускалась по лестнице, очарование старой Вероны преследовало ее. И вдруг она поняла. Ведь Верона не выдумана, как остров Просперо из «Бури». Верона — в Италии, где сейчас ее папа с мамой. Они могут поехать в Верону. И сама она, когда вырастет, обязательно съездит туда.
Ужин с газелями на этот раз прошел довольно приятно. Тетя Эмили спешила в какие-то гости, и за столом вместе с ними сидеть не могла. Гувернантка тоже была занята. Она помогала тете Эмили одеваться. Пятеро девочек получили возможность ужинать так, как им хочется. А вскоре Агата с Сибиллой тоже ушли. Им было скучно с младшими сестрами, и они предпочли подняться наверх в свои комнаты.
Оставшись в обществе Фрэнсис и Вирджинии, Люсинда почувствовала себя совсем хорошо. Сперва они просто болтали. И вдруг Люсинда подумала, что может принести какую-то пользу этим несчастным девочкам. Роликовые коньки наверняка заставят их по-другому отнестись к жизни. А вечер без мамашиных поучений еще больше пойдет им на пользу.
— Сходим все вместе в театр Проктора? — предложила она. — По только втроем, без старших.
— В театр Проктора? — дрожащими голосами переспросили сестры. Предложи им Люсинда экскурсию в преисподнюю, их лица не больше бы исказились от ужаса.
Люсинда ничуть не удивилась. Она сама несколько раз слышала, как тетя Эмили твердила на все лады, что театр Проктора «вульгарный и низкопробный». Однако Люсинда куда больше доверяла мистеру и миссис Соломон, которые были о театре Проктора совершенно иного мнения. А Эледа совсем недавно там посмотрела спектакль «Английская роза» и осталась в полном восторге.
— А чего тут такого? — начала уговаривать Люсинда кузин. — Сходим, и все. Билет на галерку у Проктора стоит только двадцать пять центов.
— Вообще-то у нас есть карманные деньги, — растерянно отвечала Вирджиния. — Но каждый раз, как мы захотим их потратить, надо посоветоваться с гувернанткой и с мамой. Они никогда не позволят, чтобы мы пошли к Проктору.
— Тогда вы можете что-нибудь заложить, — вспомнила внезапно Люсинда.
Однажды Тони Коппино показал ей на углу Восьмой авеню ломбард с тремя золотистыми шарами на вывеске. «Когда у человека совсем нет денег, он может отнести сюда какую-нибудь ценную вещь, — принялся объяснять мальчик, — и получить под залог денег до определенного дня. Если человек вернет деньги вовремя, его вещь вернется к нему. А если не отдаст, вещь заберет ломбард».
— Но мы даже не знаем, что это такое, — с тревогой признались газели. В самом слове «заложить» для них таилась какая-то скрытая опасность.
Люсинда повторила им то, что рассказывал Тони.
— Мы могли бы пойти к Проктору в день Святого Патрика, продолжала она. — А после спектакля я отвела бы вас ужинать к мисс Питерс и мисс Нетти. Но это только в том случае, если получится с театром. Иначе затевать ужин нет смысла. Придумали, что сможете заложить?
